Коралловый остров из речных ракушек
Шрифт:
Но тут на позициях отряда началось такое! Моторы боевых машин намертво заглохли, патроны оказались холостыми, все до единого. Верблюжья конница не смогла организовать атаку. У верблюдов повырастали третьи горбы...
– Быстрее, быстрее, ребятки, - торопила всех бабка Оладья.
– А боя-то не будет!
– обрадовался Фуняев, не слыша выстрелов. Здорово Женька наколдовала...!
– Кто сказал, что боя не будет?!
– проревел, вырастая у них на пути, героический майор.
– Без боя вы не пройдете!
Он отбросил ненужное оружие, и закатывал рукава, за его спиной стенкой выстроились
Видя эти приготовления, наши путешественники принялись готовиться к рукопашной.
Ползунков вытащил из нагрудного кармана кисет, достал оттуда ордена и медали, бережно протер их извлеченной оттуда же замшевой тряпочкой, и нацепил на грудь, ласково пригладив ладонью:
– Не украдены награды, пускай висят! И мы не лыком шиты, пускай видят!
– подмигнул он товарищам.
Войско нарушителей границы как-то подтянулось, поправило одежду.
Человек-понедельник Плаксин вытащил из нагрудного кармана кисет, такой же, как у Ползункова, достал оттуда завернутые в белую тряпочку ордена и медали, в количестве еще большем, чем у летчика. Он прикрепил их, подтянулся и представился:
– Майор Плаксин, полковая разведка, Афган. Контузия. Списан вчистую. Поступаю в ваше распоряжение, - и он позабыто улыбнулся.
И тут - началось. Стигматик, нацепив медаль "За трудовую доблесть", прикалывал на плащ Колупаева значок "Ударник коммунистического труда". Мэр достал откуда-то здоровенную памятную медаль на широкой ленте, перекинул ее через шею, и она улеглась на живот его, радостно и празднично засверкав на солнышке.
Рожин, порывшись в карманах, извлек оттуда ветхую справку об освобождении, застыдился и стал запихивать ее обратно...
– Не робей, Рожин!
– рявкнул контрабандист.
– Нам стесняться некого и нечего! Все свое мы с собой носим! У нас страна не только орденами и медалями отмечает, но и такими справками. От Родины - нет позора! Ни в наградах, ни в наказании... Стоеросов, парторг хренов! Ты там чего копаешься? Давай знамя вперед! Что же мы его, как воры несем?!
Он осмотрел стенку напротив и предложил:
– Давай, майор, один на один?!
Пограничники зашумели, а навстречу Полукрымскому вышел майор Громилин, во всей своей пограничной мужской красоте, весь в наградах и бесстрашии.
– Майор!
– воскликнул Полукрымский.
– Да ты, никак, в кавалерии служил!
– А что, ноги кривые?
– усмехнулся Громилин.
– Да нет, майор, морда у тебя лошадиная!
Обе стороны зрителей грохнули хохотом, включая не выдержавших пограничников.
– Ну, уел, уел ты меня, Полукрымский.
– заулыбался майор.
– Ты давай, подходи поближе, посмотрим, как ты в мужские игры играть умеешь! Давай, давай, не томи, порадуй меня!
Оба они были уже пьяны предстоящей схваткой, шалели от близости рукопашной. Они сходились все ближе и ближе, подзадоривая друг друга, словно поддразнивая... Но в глазах у обоих стыли колкие льдинки, которые никогда не тают, те самые, что на всю жизнь.
Их вражда шла издревле, из веков, от дедов и прадедов. Никто и никогда не сможет пересилить одного из них, переменить. Такие не гнутся. Если и находится сила,
которая сильнее, то она сможет только переломить одного из них, но не согнуть никого пополам.Поэтому оба они прекрасно понимали, что у таких как они ничьих не бывает...
Они сошлись. Пыль взметнулась столбом. Искры посыпались из камней, подвернувшихся им под ноги. Не жалели они ни себя, ни противника своего нисколечко. Да и не простил бы один другому слабости, поблажки.
Это уже не драка - это работа.
Молча. Яростно. Всерьез.
Даже зрителям невмоготу стало. Помочь нельзя, а видеть такое - не приведи господь никому!
Бабка Оладья первая опомнилась:
– Храни тебя Бог, сынок.
– перекрестила она в воздухе бойцов. Ребятки, милые, пошли скорей, родимые, он же специально майора на себя заманул, чтобы мы проскочили...
С трудом оторвавшись от страшного и завораживающего зрелища, путешественники очнулись. И встали они плечо в плечо, как в пионерском своем детстве, и со знаменем нараспашку - пошли, пошли, пошли...!
Впереди всех - бабка Оладья, бесстрашная матерь человеческая, расставив руки, словно прикрыть всех стараясь.
За ней - Маруся Бесприданная, дочка ее, кем только и как только можно обиженная.
За ней - Рыжая Женька, во всей своей ведьминой красоте.
А за ними все мужики многострадальные: битые, обворованные, чиновниками шельмованные, трудом непосильным изуродованные, а по большому счету, такие же ребята, как и те, в пограничной форме, что на пути у них встали.
Наверное потому, когда шагнул навстречу им, выставив кулаки, ефрейтор Попкин, удержал его за рукав сержант Пысин, сказав ему простую солдатскую мудрость:
– Не делай того, после чего тебе стыдно будет. Ты же - Русский солдат...
– и махнул рукой на нарушителей.
– Чего встали?! Пошли вы...
Тут он загнул такое, что даже ветер стих от неожиданности. И все солдаты, как по команде, повернулись спиной к нарушителям. А на пригорке остановили бой Громилин и Полукрымский, провожая взглядом нарушителей.
– Пусть уходят, майор. Я-то вот он, здесь. Я отвечу...
– Пускай идут. Нам свидетели не нужны. Мы сами разберемся... Ох и поломаю я тебя сегодня, ох поломаю...!
– Не хвались, едучи на рать...
– отозвался Полукрымский, сбрасывая рубаху...
Глава двенадцатая
"Вот мы и в Гибралтаре!" "За островами! За кокосами!" В новую жизнь
со старыми болячками. "Где у вас раздача?" "У нас не болеют, у нас
сразу умирают." Равные права на бесправие. Опять лишние. "Ну, вообще!"
– Ну, вот мы и в Гибралтаре...
– почему-то без радости в голосе, скорее как-то устало, произнесла бабка Оладья, когда они пересекли границу.
Никто с радостью не выбегал к ним навстречу. Они растерянно жались друг к другу, оглядываясь, как в незнакомой квартире оглядываются в поисках коврика, для того, чтобы вытереть ноги.
– Надо, наверное, куда-то пойти отметиться, - забеспокоился законопослушный Фуняев.
– А то еще арестуют...
– За островами! За кораллами!
– вскричала Женька.
– Где тут у них выдают острова?! Мы будем теперь жить долго и счастливо! Наконец-то счастливо...!