Кордон

Выпив еще по одной, гауптманы удалились, оставив прапорщика в полнейшем раздрае чувств. На услышанное накладывалось выпитое, отчего в голове творился полнейший сумбур, анархия и революсиньерство. Хорошо хоть чудодейственный «кордонный сбор за нумером девять» по—прежнему действовал и Анджей сохранял некоторую трезвость сознания. Что будет, когда количество перейдет в качество – прапорщик и подумать боялся.

Пьянка давно уже прошла официальные стадии, и присутствующие разделились на компании, оставив Анджея в ошалении стоять у стола. Появилось время хоть немного обдумать происходящее.

Вообще, традиция, в первые минуты показавшаяся ему дикой, и, признаться, приличествующей только оркам или диким граничарам, но не офицерам Корпуса… Традиция выглядела, при трезвом размышлении, весьма разумной. Рациональной даже, если без учета нахлынувших эмоций, там, на дороге.

Это в помещении, в свете газовых рожков и в тепле, что волнами накатывает от ребристых радиаторов, можно морализаторствовать. А вот за пределами круга света – дикие и глухие леса. С соответствующими нравами. Оружие, опять же, есть у каждого взрослого, и взрослыми люди становятся с двенадцати лет. На выручку, случись что, не придет никто кроме сослуживцев. Да, в баталионе есть блиц—шквадрон. Но Республика не Арания, и летательных аппаратов на весь Корпус ровным счетом четыре штуки. И возят они генералов. По местным же буреломным дебрям самый молниеносный отряд усиления будет пробираться не один день. Могут и к похоронам опоздать…

О, какие люди мимо проходят! Унтер—офицер был тот самый, из наряда. Здоровенный, куда выше и шире Подолянского в плечах, глаза маленькие, но умные. Злые. Блестят из—под косматых бровей. Ладони – как ковши парового землекопа. Ему бы не на границу, а в саперы! И паровика с отвалом не надо!

– На месте стой, раз-два! Ко мне, шагом марш!

– Ландфебель Водичка по вашему приказу прибыл, господин прапорщик! – с уставной четкостью грянул унтер и покосился на Анджея с хитринкой. – Вы, господин прапорщик, ежели за вечернее решили мне в морду залезть, то я вам как на духу скажу. Имел приказ от господина гауптмана, изображать тварь дрожащую и бесхребетную. С укором и слезинкою в глазах.

– Не блажи, – благодушно отмахнулся Подолянский. – Я не дурнее паровоза. Понятное дело, что на такой кунштюк по своей воле хрен бы ты подписался. Однако, – Анджей нацедил унтеру стакан – с горкой, с гвардейским шиком – плесканул и себе на два пальца, с ноготком, – в следующий раз, прошу тебя, друг Водичка, ты хоть мигни, что ли. А то ведь до смертоубийства чудом не дошло.

– Дык, самолично наблюдал, как вы «трешников» валяли. Занимательное зрелище, для понимающего человека. Что же до приказа… Просьбы, точнее, – поправился Водичка, – то на иконах клясться не буду. Но ежели будет возможность хоть мурашу[20]пролезть – обязательно просигнализирую.

Выпить сослуживцы не успели. За стеной, в комнате дежурного, где нынче сидел непьющий Вацлав, зазвенела рында: если верить надписи, идущей по ободку, то с самого геройского корвета «Гром», что утоп лет эдак сорок назад в жарком бою у мыса Чухна. И как такой раритет в двухстах верстах от ближайшего моря оказался? Природный феномен! Не иначе, Лаба вынесла…

В кают—компанию вошел гауптман Темлецкий, сменивший парадный мундир на тусклую серо—зеленую полевую куртку.

– Господа офицеры! См объявляю тревогу. Бганы на Старой схлестнулись смертно. Якобы коров делили. Имеем десяток трупов минимум. Мальчишка от Младших прибежал. Кровью, вопит, все залито, хоть кораблики пускай.

Глава 2

…Бганы, которых насчитывалось пятеро – отец-старшак и четыре сына – люди были основательные и хозяйственные. Крепко держали и Старую Бгановку, где обитал отец с самым младшим, холостым еще сыном, и Бгановку Новую, где жили семейные братья. Зарились одно время на Вымрувку, там где солеварня пана Жижки по прозвищу Вырви-Глыз, но не выгорело. Одноглазый сам на кого хочешь позарится. Не менее основательный персонаж.

Но и кроме солеварни, Бганам было чем похвалиться: и поля, и две пасеки, и тайных делянок несчетно. На полях, средь пшеницы, тоже росло… всякое, законами Республики не особо разрешенное. Ну и полторы сотни коров со всякими хрюшками…

– Чисто магнаты, – подвел итог краткой справки Анджей, который с ландфебелем ехал во главе колонны, растянувшейся на узкой тропинке.

– Можно и так сказать, – перевел дух Водичка, вкратце посвятивший командира в местные экономические реалии, – разве что звания подлого, и баб на шелках драть не приучены.

– Скользко на шелках драть, на пол усвистеть можно, – задумчиво произнес Анджей, обернувшись в сторону Байды, – вместе с бабой…

– Что, совсем хороший? – в свою очередь обернулся и ландфебель. – Ох, ну курва ж мать, прости, Царица Небесная…

Поручик Байда, назначенный старшим в деле, еще на заставе залезал на лошадь с некоторой долей неуверенности и легкой расслабленностью в членах. Отъехав же от заставы, поручик, радуясь, что ускользнул от бдительного командирского ока, влил в себя всю загодя припрятанную флягу. Отчего Байду и вовсе развезло – офицер качался в седле из стороны в сторону. От падения пока что спасало везение, шальное счастье пьяных и дураков.

– Нельзя его таким везти, – нахмурился ландфебель, – граничары ко всему привычные, но вдруг очнется не вовремя.

– Буйный? – уточнил Анджея. Прапорщика самого слегка вело. Но свежий лесной воздух и оживленный деловой разговор потихоньку трезвили. – Или муроводит?

– Блюет, – пояснил Водичка и рявкнул:

– Близнюк и Сучевский, пана поручика под белы руки, и на заставу. Ферштейн?

Рядовые, кряжистые мужики, эдак десятого года службы на вид, а то и давнее, молча ухватили поручикову лошадь под уздцы. Развернули, делая вид, что Байды как бы и нету здесь. А что кричит кто-то, пуская пузыри, так то морок. Фантом сиречь.

Анджей дождался, пока маленький конвой скроется за поворотом узкой лесной дорожки, потом махнул рукой – двинули, мол. Оглянулся еще раз…

– Довезут, не переживайте, – подтвердил Водичка, – они парни надежные. А что у Бганов случилось – то брехня все. Не коров они там делили! Да и что там делить, рога отдельно, копыта отдельно.

– А из—за чего? – спросил Анджей, удивленный резким переходом. – Скот, насколько знаю, в здешних местах первая ценность.

– С тем не спорю, – замотал головой ландфебель. – Только зуб даю, что они, по своему падлючьему обычаю за лето с батраками не рассчитались. Ну или кинули по десятке в зубы, и зимуй как хочешь! Вот и взбеленились люди. Бганы те еще жучары! И знаете, господин прапорщик, до того ведь наглые, что даже ученых столичных, и тех обжулили!

– Ученых столичных? Когда успели? Мы с ними неделю как на заставе. Одним поездом из Крукова добирались.

– Да я не про тех, а про прошлых! – Радостно оскалился Водичка. – Этих ты еще попробуй обжулить! Один профессор чего стоит!

Анджей мысленно согласился с характеристикой профессора. Пан Конецпольский держался так, словно в прошлом служил не меньше, чем полковником, а то и бригадиром. И выправка, и борода, и не голос, а сущий глас, на весь плац рычать можно. Остальные геологи, конечно, пожиже, но тоже видно, что бывалые. Разве что барышня–секретарь выбивалась, сущей тростинкой смотрелось.