Кореец
Шрифт:
— И?
— Поможешь девочке. Ты ж теперь у нас продюсер. Ансамбль у тебя будет. Ну, пристроишь ее как-нибудь. Песенку напишете, на сцену выведешь. Чтоб талант не пропал.
Внутренне я застонал. Пристроить бездарную девицу… Это было хуже, чем везти контрабандную икру.
— Я не против помочь, Борис Алексеич, — осторожно начал я. — Но надо бы послушать сначала. Талант — вещь тонкая…
— Талант там — во! — Брюс стукнул кулаком по столу так, что бокалы звякнули. — Музыкальную школу закончила! Скрипка, фортепиано! Романсы как запоет — все бабы ревут! Так
— Хорошо, — кивнул я, чувствуя себя идиотом. — Но, Борис Алексеич, тут такое дело… Раскрутка таланта — это ж вложения! Стихи, музыка, аранжировка… На студии записать… Может, процентик по займу скинем? В счет будущих инвестиций в Анечку?
Брюс посмотрел на меня с новым интересом. Даже усмехнулся.
— А ты, Кореец, шустрый! Коммерческая жилка прорезалась? Хвалю! Может, и правда из тебя толк выйдет. Но… — он назидательно поднял палец. — Это два разных вопроса. Процент приучает к дисциплине и порядку. Маленький процент плохо приучает, большой — хорошо. Вот когда будешь готов отдать, тогда и покумекаем на эту тему.
— Договорились, — я постарался изобразить радость. — Когда с Анечкой можно познакомиться?
— После Красноводска, — отрезал Нуждин. — Как денежки вернешь.
Он все знал. Стасик слил ему весь расклад про икру. Плохо. Значит, я на крючке не только по деньгам.
— Лева! Отслюнявь товарищу, — кивнул Брюс бухгалтеру.
Тот достал из портфеля пухлую пачку сотенных в банковской упаковке. Отдал мне.
— Пересчитай, — приказал Нуждин.
Пятьдесят бумажек с Лениным. Солидно. В 69-м на эти деньги можно было «Москвич 408» купить. Если повезет.
— Верно, — сказал я, убирая деньги во внутренний карман пиджака.
— Расписочку набросай, — Нуждин пододвинул блокнот и ручку «Паркер».
Я написал: «Я, Ким Михаил… обязуюсь вернуть Нуждину Б. А. десять тысяч рублей… срок… подпись».
— Вот и ладушки, — Брюс удовлетворенно кивнул, пряча мою расписку. — Ну, давай за сделку! Чтоб все у тебя срослось! И у Анечки моей — тоже!
Мы выпили еще. Коньяк уже не казался таким вкусным. Во рту был привкус металла. Я только что продал душу дьяволу. Или, по крайней мере, взял у него в долг под залог будущего.
— Свободен, Кореец, — сказал Нуждин, давая понять, что аудиенция окончена. — Возникнут терки — Стасик знает, как связаться.
Я поднялся.
— Благодарю, Борис Алексеевич.
— Рано благодаришь, — отрезал он.
Мы со Стасиком вышли из кабинета, снова через кухню, и только на улице я смог нормально вздохнуть. Ночной воздух после дождя был свежим и чистым.
— Ну вот, видишь, — Стасик закурил, выпуская дым. — Все путем. Брюс сегодня в духе. Могло быть хуже.
— А что бывает, когда он не в духе? — спросил я без особого интереса.
— Тогда… лучше не знать, — серьезно ответил Стасик. — Но ты не парься. Дело верняк. Привезешь икру — отобьешь бабки с тройным наваром.
Я молчал. Пачка денег приятно оттягивала карман. Но чувство тревоги не проходило. Красноводск, икра, басмачи, Нуждин, Анечка… Слишком много неизвестных в этом
уравнении.— Кстати, — Стасик понизил голос. — Анечка эта… она Брюсу не племянница ни разу.
— А кто? — спросил я устало.
— Любовница, — усмехнулся Стасик. — Малолетка почти, а крутит им, как хочет. Он ей и шмотки, и цацки, и загранку… А теперь вот — звездой сделать решил.
— А поет-то она как? На самом деле? — спросил я без всякой надежды.
— Громко, — хохотнул Стасик. — Как сирена, если сирену за хвост дернуть. Шучу! Я в этом не разбираюсь. Поёт, да и поёт — главное, что Брюсу нравится. Но ты не дрейфь. Никто от тебя чуда не ждет. Сунешь ее пару раз на сцену в каком-нибудь клубе самодеятельности, запишешь на магнитофон пару песен — и папик будет счастлив. Отмажешься. На самом деле, может это и к лучшему — если Брюс тебе поддержку кинет, всё сразу упростится в жизни.
От сердца отлегло. Мелкая интрижка, а не судьбоносная миссия. Уже легче.
— Раньше сказать не мог? — проворчал я.
— А смысл? — пожал плечами Стасик. — Да может Брюс только из-за этого и согласился тебе денег дать. Бабки-то нужны? Вот то-то же.
Итак, куш был обещан, мосты сожжены, рубикон нелегальной коммерции почти перейден. Оставалось самое простое — смотаться в туркменскую глухомань и привезти оттуда полцентнера буржуйского деликатеса. Плевое дело.
Стасик оперативно связался со своими контрагентами в Туркмении. Сигнал прошел: 450 банок отборной белужьей икры, фасовка экспортная, по сто двенадцать грамм чистого продукта в каждой, будут ждать московского гостя в Красноводске. Стеклянная тара, синяя крышечка, латинские буквы — все как положено для услады взора и желудка загнивающего капиталиста. Я прикинул вес брутто: сто шестьдесят грамм на банку, итого — семьдесят два килограмма живого жемчуга. Нехилый груз получается — как два чемодана кирпичей.
«Почему четыреста пятьдесят банок, а не пятьсот?» — спросит дотошный читатель, привыкший к круглому счету. Отвечу: потому что даже в рамках такой высокорентабельной операции никто не отменял накладные расходы. Командировочные и суточные мне, подпольному коммерсанту, не полагались. А дорога дальняя, питание трехразовое (хотя бы чай с сахаром), ну и всякие «непредвиденные обстоятельства», которые в нашей стране самые что ни на есть предвиденные — от вымогательства транспортной милиции до банальной необходимости дать на лапу проводнику. Поэтому пятисотку пришлось отложить на всю эту прозу жизни.
Как-то сразу мне стало ясно, что в одиночку эту операцию я не потяну.
Туда с нехилыми бабками, оттуда с икрой — ограбят, убьют, закопают где-нибудь в Кара-Кумах или утопят в Каспийском море, и никто никогда не узнает, где сгинул продюсер из будущего. Даже если в газетах напечатают «пропал без вести», кто будет искать? Сдох Трофим, да и хер с ним.
И я принял решение — пошел на почту и отправил телеграмму в Уссурийск. Длинную, как очередь из Калашникова: «КОЛЯ СРОЧНО НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ ТЧК ЕСТЬ ДЕЛО ТЧК ДЕНЬГИ БУДУТ ТЧК МИХАИЛ»