Корея. 1950

Вася успел схватиться в рукопашной с противником, ранившим капитана коротким клинком. Кажется, он называется «вакидзаси»… Умело сблизившись, он успел даже выбить пистолет из правой руки японца и блокировать предплечьем очередной выпад фанатика — но полетел наземь, сбитый ловкой подсечкой… После чего враг попытался добить Василия, рухнув сверху — и направив клинок острием вниз.

Капитан поймал падающую руку «самурая» на блок из скрещенных предплечий — и тогда японец вскинул ладонь левой, чтобы ударить ей по навершию рукояти, вгоняя острие вакидзаси в шею моего друга… Но именно в этот момент я от души шибанул подъемом правой ноги по ребрам японца, сбросив его с Василия!

Фанатик, впрочем, ловко перекатился — и тотчас вскочил на ноги, скривив лицо от боли. Сейчас бы его и пристрелить — да нам язык нужен… По коже пошел неприятный холодок. Вспомнилась рукопашная схватка с японским офицером на Хасане — вооруженный «военным мечом», самурай тогда играюче расправился с молодым еще красноармейцев Сергеем Ушаковым… И лишь патрон, заранее досланный в казенник трехлинейки, спас мою жизнь.

Но после были и занятий в секции «Самбо», и специальная подготовка в школе разведки, и фронт; так что я решительно шагнул навстречу японцу, резко дернувшись и провоцируя его на атаку… Удар вакидзаси последовал мгновенно — рубящий удар по горизонтали, нацеленный в горло!

Шаг левой ногой вперед; закручиваюсь в движение врага. Блоком левой же руки встречаю предлечье противника у самого запястья — и одновременно с тем ловлю вооруженную руку в замок локтевого сгиба, у самого плеча! Зашаг правой ноги, разворот спиной; японец пытается контрить, уперев свободную ладонь мне в спину и приседая на полусогнутых… Но я уже падаю на колени, увлекая противника за собой — а после резко скручиваюсь и подаю корпус вперед, сбрасывая врага со спины.

Бросок через спину с колена, классика русского САМБО!

Правая рука японца с клинком остается у меня замке; на левую же тотчас упал коленом Шапранов, одновременно с тем вгоняя ствол ТТ прямо в рот жандарма! Серьезно, капитан буквально ударил — а после провернул пистолет во рту противника, с продирающим скрежетом крошащихся, ломающихся зубов!

— Говори, тварь, говори!

Шапранов что-то быстро спросил у японца — нетрудно догадаться, что именно: где Минодзума, поднялся ли резидент на борт? Японец только пронзительно взвыл от чудовищной, резкой боли — после чего капитан рывком вырвал ствол изо рта «самурая». По щекам жандарма потекла не только кровь, но и осколки зубов…

Ох, не хотел бы я оказать на его месте.

— Говори!!!

Думаю, что, несмотря на отличную подготовку, беспощадную жестокость к врагам, культивированную на протяжении всей жизни — и реальную готовность умереть в бою, этот жандарм (или «дракон», не суть), еще никогда не сталкивался с подобной болью и увечьями. И осознанием того, что эти увечья ему УЖЕ нанесены… Нет, серьезно, даже сеппуку и харакири — это ведь нормированные ритаулы с подготовкой, ведущей к короткому моменту лишения себя жизни. В них японцы даже видят какую-то красоту… А потом один удар — и все. Друг ведь поможет, срубив голову и избавив от мучений…

Но здесь ведь иначе. Непрекращающаяся, острая боль перегружает сознание — а ужас от того, что тебя изувечили и продолжают увечить, ломает волю даже самых сильных людей… И пусть человек хоть трижды фанатик — в такие моменты все убеждения зачастую уступают животным инстинктам.

Как и на этот раз.

Японец заговорил — сплевывая кровь и собственные зубы, злорадно скалясь с навернувшими на глазах слезами… А Шапранов мрачнел лицом с каждым словом — пока, наконец, не приказал подоспевшему конвою:

— Этого связать — и в штаб. И хорошенько допросить! И «додж» подать как можно скорее — нам на аэродром, срочно!

Вася, коему Татьяна помогает перебинтовать руку, коротко спросил:

— Обманка?

Капитан СМЕРШа коротко кивнул, сухо ответив:

— Обманка. Японцы слили нам дезу, чтобы проверить, кто явится в порт, кто из бывших сотрудников резидента явится его опознать… Агенты должны были до самого конца ждать нашего появление — у них фото Татьяны и еще нескольких «бывших», кого требовалось немедленно ликвидировать. А сам Минодзума попытается уйти сегодня через Гензан. Также морем…

Василий согласно кивнул:

— Значит, летим в Гензан.

…Расстояние от Сейсина до Гензана — порядка 540 километров вдоль восточного побережья Северной Кореи. Расстояние внушительное — но на Ли-2, крейсерская скорость которого составляет 290 км/ч… Общее время нашего пути из порта до аэродрома именно Гензана составило чуть более двух часов.

Причем последние полчаса уставшая от всего пережитого Татьяна спит на моем плече, лаская обоняние едва слышимым запахом лаванды.

В полете я поймал себя на мысли, что мне нравится летать. И дело не только в приятной близости обворожительной шпионки — хотя и это тоже… Но иллюминатор на время полета стал словно бы окном в иной мир — за ним расстилался бескрайний небосвод, окрашенный в нежные оттенки розового и золотого. Перевалившее через зенит солнце словно талантливый художник, медленно наносило мазки на холст неба — и я очень долго не мог оторвать взгляда от этого зрелища.

Но одновременно с тем сердце охватывала невольная тоска по дому. Как там сейчас, в послевоенном Минске? Я ведь не получал писем из дома, почитай, всю войну — хотя ведь Белорусскую ССР освободили еще год назад, знаменитая операция «Багратион»… Я так и не был дома после победы — но во снах мне частенько являются родные улицы, скверики, лица знакомых… Мама готовит завтрак, а отец, смеясь, пытается разбудить меня… Все это было частью моей жизни — как видно, навсегда потерянной.

Проклятая война!

Я закрыл глаза, на мгновение представив, что снова окажусь дома, снова обниму родных… Но самолет затрясло на снижение, Таня в полудреме испуганно вжалось в мое плечо — но тотчас отстранилась, полностью придя в себя.

Жаль…

— Садимся, Сергей!

Шапранов прокомментировал очевидную посадку то ли с целью завязать разговор, то ли он просто немного побаивается летать… Хотя на земле чувствует себя отлично — и воюет, стоит признать, с умением настоящего профессионала. После короткой схватки на пирсе я как-то резко зауважал контрразведчика — да и тот словно бы как-то даже расположился ко мне, что ли.

А может, все дело в том, что мы полетели втроем? Васю с раной на самолет не пустили — есть какие-то запреты на перелет раненых авиатранспортом. Да и честно сказать, наш капитан так-то немало крови потерял — порез, оставленный коротким мечом-вакидзаси, был серьезнее, чем мне сперва показалось… Ну и Леху с Володей мы не смогли подобрать — очень спешили на аэродром.

Ладно, разговор так разговор.

— Ну что, товарищ капитан, вдвоем будем брать резидента? Корабль не уйдет?

Контрразвдечик только усмехнулся — при этом шрам его на щеке изогнулся причудливым серпом: