Корея. 1950

С другой стороны, канонада еще сильнее отдалилась на север. Ее практически и не слышно. Если так — то, что выходит, Пхеньян взят?! Новость безрадостная, но… Даже если столица Северной Кореи сейчас и захвачена, то это означает лишь одно — военное руководство отказалось от упорной борьбы за нее ценой гибели армии. Значит, Ким Ир Сен принял решение, подобно решению Кутузова в Филях. Значит, точно есть смысл сохранить остатки армии и отступить к границам — вместо того, чтобы славно погибнуть, до последнего защищая столицу!

В конце концов, Сеул КНА также взяла еще летом… Но Ли Сын Ман сумел его отбить с активной помощью янки и британцев.

И отсюда же вытекает другой вывод — потеря столицы Северной Кореи не может не повлиять на решения лидеров СССР и Китая. Если до того Иосиф Виссарионович и Мао Цзэдун еще могли колебаться, не спеша прямо вступать в конфликт и ограничиваясь лишь посильной поддержкой, то теперь… Теперь самое время ввязаться в драку.

И если я правильно понимаю ситуацию, очередной перелом в войне начнется в ближайшие дни. А может, даже и часы… Вот только нам-то что делать в сложившихся условиях?!

Самое очевидное — залечь и выждать. В конце концов, все возможное, чтобы замедлить американцев и помочь нашим товарищам, мы уже сделали. Теперь же… Теперь самое логичное — найти какую-нибудь уединенную, изолированную от внешнего мира деревушку в горах и переждать немного, зализать раны в ожидании новостей. А уж там…

Что будет «там» мне-то уж точно не стоит загадывать. Вон, левая рука начинает все сильнее ныть и гореть — пока кипел бой, даже не замечал раны, но теперь… Теперь только и остается, что как можно скорее найти какой-никакой кров, больше пить — и молиться, уповая на Божью милость к раненому воину.

Христову воину — как величают каждого крещенного младенца… По крайней мере, я старался поступать по совести даже на войне — и честно исполнять свой воинский долг. А уж там как Господь управит…

Глава 18

Полночь 20 октября 1950 года от Рождества Христова. Остров Оаху, Гавайи. Гавань Пёрл-Харбол.

…Я оставил старого Элла на скрипучем диване, дождавшись, когда ветеран тяжело, но мерно задышал, закрыв глаза. Уснул… Проходя мимо камина, поверху которого стоят фотографии в деревянных рамках, я невольно заострил на них внимание — на фотобумаге отпечатались и на многие годы застыли эпизоды из жизни бродяги Элла.

Н-да, рассказ ветерана Великой войны — а как оказывается, еще и Гражданской в России — не мог оставить меня равнодушным. И кажется, после всего услышанного в моем сердце поселился холодок неприязни к старику… Но лишь неприязни, не ненависти. Ибо сложно ненавидеть рано состарившегося бродягу, искренне, неподдельно раскаявшегося в своем безволии и бездействие в отношении к жестокости сослуживцев.

Бог ему судья — Господь всех нас и рассудит…

А на пожелтевших от времени фото замер молодой человек в военной форме старого образца — и он счастливо, искренне улыбается. Как-то чересчур беззаботно для военного преступника? Холодок неприязни вновь кольнул сердце — но в слабеньком свете старого торшера я прочел памятную надпись: Марсель, май 1917-го… Все понятно — старик Элл еще не успел стать стариком, хлебнув фронтового лиха.

А вот фото с милой, довольно обаятельной женщиной. Жена Элла — и сам Элл, совсем недавно демобилизованный фронтовик, награжденный орденом. Фото датирована 1920-м, всего три года прошло со съемки первой фотокарточки — но мой приятель здесь выглядит постаревшим лет так на пятнадцать! И именно постаревшим, не возмужавшим.

Невольно я вгляделся в черты лица красивой блондинкой — увы, уже умершей жены Элла. Господь не дал им детей — а налет на Перл-Харбол очень тяжело сказался на здоровье миссис Уилсон. Кажется, она была ранена случайным осколком — но куда больше вреда ее здоровью нанес пережитый шок и страх…

На мгновение я замер, как вкопанный, не веря своим глазам — на очередном фото, датированном осенью 17-го, Элл позировал фотографу в компании еще четверых молодых людей. Но на мгновение мне показалось, что я вижу на нем Васю, Володю, Димку, Леху — и себя самого. Похожу, в компании Элла воевал кто-то из индейцев, напомнив мне о нашем снайпере — а старик в молодости, пусть даже именно на этой фотографии был удивительно похож на меня…

В горле невольно встал ком.

Н-да уж… Старые фото — они как крошечные окна, в кои мы заглядываем с надеждой увидеть отголоски утраченного времени. Каждая из них — это не просто плоское изображение; это портал в тот мир, который когда-то был полон жизни, смеха, слез и надежд. Я всегда чувствовал, как тепло охватывает меня при взгляде на пожелтевшие снимки, покрытые пылью давности… Как если бы они имели в себе нечто живое, некий дух, способный перенести меня в то счастливое время, когда я совершенно беззаботно жил в кругу родных и любимых.

Времени, в которое я, увы, уже никогда не вернусь…

Я вышел на крыльцо, аккуратно прикрыв дверь в довольно-таки бедный дом старика, не имеющего привычки запираться на ночь. После чего плеснул в лицо прохладной водой из навесного рукомойника, вынесенного на улицу. Помогло взбодриться — все же таки, наступили новые сутки, а я успел отработать смену… И завтра снова на работу.

Ночь укрыла остров плотным покровом, пронзаемым светом далёких звёзд и набирающей силу луны. Вот только последнюю вдруг прикрыли набежавшие с океана облака — и я решил пройтись, ведя велосипед подле себя.

Как раз есть время подумать. Вновь подумать…

Итак, предположим, завтра к нам прибывают образцы биологического оружия — или чего-то ему подобного. А не бомба с ядерной начинкой! Допустим. Допустим… Что я могу с этим поделать?

Ну, самое очевидно — мне необходимо проникнуть на отлично охраняемый склад. Вот только агенты специальных служб, осуществляющих пропуск-контроль, не пропустят меня внутрь ни под каким предлогом. Также вряд ли они будут реагировать на внешние «раздражители» — даже если мне удастся поднять на базе какой-никакой переполох.

Допустим, я примерно понимаю, как устроить последнее… Н-да, есть у меня и мысли, и возможности, как взбудоражить аэродром!

Хорошо. На склад вживую попасть невозможно — точнее, я ее пока не вижу, эту возможность. Но если оказаться рядом с самолетом? Ну, во время разгрузки? Кто из грузчиков будет завтра работать с транспортником, мне примерно известно. И последних охраняют далеко не так надежно, как сам склад или пребывающих на аэродром лиц…

Естественно, грузчики знают Айвана в лицо — и если он окажется среди них, «внезапно» заменив кого из также отлично известных товарищей, кто не собирался «отлучаться»… Ну, это вызовет явно «неудобные» вопросы. Впрочем, если устроить «переполох», если поднимется нездоровая суета… Какова вероятность, что я смогу единственным оказаться на разгрузке и попасть на склад с грузом? Да практически никакой — вряд ли в самолете есть ящики, что можно унести одному. А если и так, кто позволит мне вскрыть какой-либо ящик на складе?

Так-так. А что… Что если, устроив заваруху, ознакомиться с содержимом ящиков в грузовом отсеке самолета? А после, окончательно для себя уяснив, что за груз прибыл в Пёрл-Харбол, по-тихому слинять? По большому счету, главная моя задача — сообщить в центр о грузе и вероятных опасностях, а уже после ждать указаний.

В принципе, все это трудноосуществимо, конечно — и риски просто огромны. Но увы, за последние годы мне не удалось «вырасти» до какой-либо значимой величины на аэродроме — как не был я карьеристом в собственной жизни, так и не смог сделать карьериста из Айвана… Так что других вариантов у меня, похоже, и нет.