Коридор в 1937-й год

– Вот, познакомьтесь, товарищи! – энкэвэдэшница дернула головой в сторону Артема. – Его арестовали в прошлую субботу на улице. В милиции он нес какую-то чушь, и они позвонили нам. При сопровождении из отделения милиции в НКВД ему удалось бежать. Виновные уже ответили… Потом, похоже, где-то украл одежду и переоделся в женское. В общем, вражеский шпион. Еще и мальчишку привлек к своим темным делишкам, – Углова дернула головой в сторону Костика. – Спрашиваю у него, как ты с ним оказался. Говорит, не помнит.

– А имя он свое помнит? – суровым голосом, громко, обращаясь к мальчугану, спросил один из военных. Он был здоровым вальяжным детиной с пустыми маленькими глазками и презрительно сложенными надгубными складками. Под большим, широким носом тоненькой полоской чернели усы.

Костик сжался, не ответил. Вдруг грязными пальчиками заткнул себе уши, сморщил лицо – похоже, снова готов был разреветься.

– Пацана я знаю, – вымолвила Углова. – Он к бабке своей шел. Сынок бабкин врагом народа оказался. Родственник у его жены кулак, мясо им из деревни возил. Арестовали и его, и жену с мужем. А мальчишка из дома убёг… Их комната теперь отошла к НКВД, и там буду жить я. [20]

20

Увы, такое случалось на самом деле. По некоторым воспоминаниям, на людей специально писали доносы, чтобы их жилплощадь «освободить» и «приватизировать».

– Даа, вон он чертенок, отродье вражье! Даже уши заткнул! – бросил на Костика взгляд, полный ненависти, второй военный, скуластый мужчина лет сорока. Он был небритым, с темными кругами под глазами, худой, хмурый.

Углова продолжала:

– Родителей уже приговорили к расстрелу. У них там еще и книжки запрещенные нашли. А мамаша пацана, когда мужа забирали, бросилась драться с нашим работником.

– А бабка?

– Бабке плохо стало, когда про сына узнала. Удар случился. Померла, в общем.

Сердце Артема болезненно сжалось, он торопливо обернулся к мальчику. Тот по-прежнему сидел, съежившись: коленки к животу, голова на груди, уши заткнуты. «Не слышал о родителях! – понял Муравьев, слегка расслабившись. – Бедняга. Сиротой сделали малыша!»

– Что будем с ними делать? – спросил коллегу скуластый.

– Пацана – в спецдетдом. Тут, недалеко, в Потапово есть наш, от НКВД, как раз подходящий для чесеировцев [21] , - мгновенно принял решение вальяжный. – Ну, а этого – он исподлобья глянул на Артема, – к нам. Мы его за раз раскрутим: кто такой и зачем в нашу страну пожаловал.

21

ЧСИР – Член Семьи Изменника Родины (чесеир, принятое произношение в те годы).

Холодный пот медленными каплями заскользил по спине Артема где-то в районе позвоночника.

– Спасибо, товарищи! Я ведь сюда на выходной, к матери приехала. Ну, кто знал, что эти ночью в бесхозный дом заберутся?

– Ладно, поехали! – вальяжный поднялся из-за стола.

– А мальчишку куда? – спросил скуластый.

– С нами возьмем. В Потапово забросим по дороге. Пусть сами с ним в детдоме разбираются: документы запрашивают и тому подобное, – отозвался энкэвэдэшник.

– Эй, пацан, иди сюда! – окликнул малыша скуластый.

Но Костик не шелохнулся. Мальчик продолжал сидеть, забившись в угол. Только руки от ушей убрал. Обхватил коленки грязными ручонками, переводил глаза от одного военного к другому. А в глазах – темнота. Похоже, утонул в своем несчастье: то ли успел услышать о спецдетдоме, то ли просто все еще не смог отойти от испуга – ведь на его глазах ударили мужчину, да так сильно, что тот потерял сознание, – всё же ребенок, детская психика более тонкая и ранимая.

Скуластый подошел к Костику, крепко взял за кисть руки, потянул на себя. Потом, видя, что тот не шелохнулся, подхватил мальчонку за шиворот, поставил на пол. Костик тут же обмяк, позволил себя повести к порогу. Напоследок обернулся к Артему. Посмотрел долгим взглядом печальных глаз, как будто хотел запомнить, как выглядит его старший товарищ по несчастью.

– Давай, и ты шагай! – повернулась Углова к Артему, отступая на шаг в сторону и пропуская тем самым его вперед…

Глава 47. Не догонят!

Артем сидел между двумя энкэвэдэшниками на заднем сидении в легендарном «черном воронке». [22] Кто бы мог подумать, что встреча с таким историческим автомобилем состоится при таких плачевных обстоятельствах!

Полчаса назад они сделали остановку в Потапово. Там Углова отвела Костика за руку в детский дом особого режима при НКВД. [23] Теперь в глазах у Артема стояла его тонкая напряженная фигурка, остановившаяся рядом с металлическими воротами, за которым было видно серое безрадостное двухэтажное здание. Усмотреть другие постройки не представилось возможным: территория была огорожена высокой каменной стеной, наверху ее совсем не новогодней гирляндой тянулась и лежала колючая проволока. Когда Костик обернулся напоследок, взгляд его был испуганным, без капли надежды, взгляд, в котором сквозила совсем не детская боль. Потом Углова дернула его за руку. Мальчик отвернулся и покорно побрел за ней, низко опустив голову. На территорию детского учреждения, который становился теперь для него «родным домом».

22

Воронками в СССР называли служебные автомобили НКВД ГАЗ-М1 («Эмка»). Из . "Эмка" была любимой машиной сотрудников НКВД, и именно она стала символом репрессий, арестов, смерти и беззакония. Чёрный воронок – прозвали её в народе.

23

15 августа 1935 года был подписан оперативный приказ № 00486 о ЧСИР. Всех детей врагов народа стало принято считать социально-опасными детьми. Все они подлежали заключению в лагеря или исправительно-трудовые колонии НКВД или водворению в детдома особого режима. Через три года после выхода этого приказа у родителей были изъяты 17355 детей.

Таким Артем его и запомнил: беззащитная худая детская фигурка, бледное личико, прозрачная рука, сжатая в ладони энкэведешницы…

Вскоре Углова вернулась. Села в автомобиль на переднее сидение, сказала водителю:

– Поехали.

Машина дернулась, фыркнула, двинулась вперед. Артем закрыл глаза и погрузился в себя. Да, Костика очень жалко. Но ведь и сам он тоже обречен. Вот ведь как угораздило – выкрутиться из ситуации невозможно: и не объяснишь им ничего, и не придумаешь. Наврешь – проверят, правду скажешь – не поверят.

Может, «в дурака» поиграть? Глядишь, в «дурку» засунут. Артем вспомнил сумасшедшего из обезьянника в милиции. В душе шевельнулась надежда на спасение, хотя весьма сомнительное… «Нет!» – тут же отверг Муравьев эту мысль. Не пройдет номер после всего, что случилось. Бежал из-под стражи, переоделся в женскую одежду, чтобы скрыться от преследователей, нашел и таскал за собой беспризорного пацана… Сумасшедшие так себя не ведут…

Уже подступает вечер. Скоро придет ночь. Страшная ночь. Может, последняя в его жизни.

Он чувствовал бока военных, – один мягкий и упругий, второй – костлявый. Смотрел на свои связанные грубой веревкой кисти рук, на натертые розово-синие полосы от грубой веревки, на грязные пальцы, на темные полоски под ногтями… Голова гудела, ссадина на лбу пощипывала – конечно, он ее не видел, не трогал, но скорее всего, там синяк, и, вполне возможно, кровь запеклась.

Почему же тогда у него не открывается глаз? Наверно, Углова ему по брови заехала. В детстве, помнится, с ним удар баскетбольным мячом по брови случился. Тоже тогда глаз заплыл…