Корни гор

– Конечно нет! – повысив голос, вмешался в его рассуждения Хьёрлейв. Во время утреннего разговора с конунгом он угадал, какой исход дела для Торбранда будет желательным, и изо всех сил старался его добиться. – Торбранд конунг оказывает вашему роду большую честь, ту честь, какую вы заслуживаете. Разве он не доверил твоему сыну Асвальду собирать дань с Медного Леса? И разве он не обещает сделать твоего сына квиттингским ярлом, отдать ему под власть все те земли, которые мы вскоре завоюем? Ни один род Фьялленланда не скажет, что это недостаточная честь!

– Да, это хорошая честь, – так же холодно и злобно ответил Хьёрлейву Асвальд. – Но при этом еще менее уместно предлагать нам в родню человека, который… – Он наконец посмотрел на Гельда, и тому понадобилось все его мужество, чтобы твердо встретить взгляд этих холодных зеленых глаз. О прежнем дружелюбии больше не было и речи. – Который пока что не слишком проявил себя.

– Не хотел бы показаться неучтивым, – отозвался Гельд, хотя вид его сейчас не говорил о большой учтивости. – Но я сделал дело, которое иным знатным ярлам оказалось не по плечу. Торбранд конунг поручил мне найти железо для его дружины…

Это было не лучшее, что он мог сказать, так как обида настраивала Асвальда не в его пользу. Но презрение, которого Асвальд почти не скрывал, так сильно задело Гельда, что он не мог упустить случай укоротить знатному ярлу язык. Если он позволит им вытирать об себя ноги, то Эренгерда первая же не станет его уважать. И правильно.

– Никто и не говорит, что ты плохо выполнил поручение! – бросил Асвальд, изо всех сил стараясь не выдать недостойной злобы. Здесь Сольвейг, а она потом скажет: «Ты был неправ». – Я говорю лишь о том, что этих заслуг маловато, чтобы свататься к женщине из такого древнего и знатного рода, как наш! У тебя есть пока что твои собственные заслуги. Да будь их больше, чем у Сигурда Убийцы Фафнира, они не перевесят заслуги и славу наших предков во всех поколениях!

– К женщине сватаются не предки, и жить ей придется не с заслугами! – ответил Гельд. Он уже не верил, что сумеет переубедить надменных ярлов, и хотел лишь выговориться. – На иных хороших корнях вырастают негодные побеги. А я верю в мою удачу, которой ты сам не раз был свидетелем. Твоей сестре не придется стыдиться мужа, если она выйдет за меня. И она положит начало новому роду, который окажется не хуже старых. Предки сделали свое дело. Или кто-то воображает себя венцом творения, последней ступенью лестницы, на которой навек застынет взор богов? Род – это лестница, которая уходит в обе стороны. И вверх, и вниз. Ты гордишься предками, Асвальд ярл, а я хочу, чтобы мои потомки гордились мной.

– Заботиться о потомках можно по-разному, – колко отозвался Асвальд. – В твоем положении на другое рассчитывать и не приходится. А я хотел бы, чтобы дети моей сестры могли гордиться не только отцом, но и дедом. С обеих сторон, так как-то надежнее.

– Сдается мне, пора спросить, чего хочет сама девушка, – заметил Хьёрлейв Изморозь. – Торбранд конунг говорит: никто не в силах заставить женщину полюбить или отказаться от любви. Пусть она скажет, и наш спор будет решен. Если она не хочет такой судьбы, то конунг не будет настаивать. А если хочет, то удерживать ее с вашей стороны будет недостойно.

Все посмотрели на Эренгерду. Она сидела на своем месте бледная, застывшая, сжавшая руки на коленях, и от растерянности ее лицо казалось несчастным и совсем некрасивым. «…если бы… Гельд воспитанник Альва… посватался к твоей дочери Эренгерде…» От этих слов, произнесенных громко и вслух, у нее замерло сердце, земля ушла из-под ног, точно ее при всех обвинили в чем-то постыдном. То, что в тиши сосняка в мечтах казалось сладким, на деле показалось оглушительно-ужасным. При всех, при родне и соседях, признаться, что она, Эренгерда дочь Кольбейна, хочет быть женой торговца без рода и даже без племени! Перед ней распахнулась пропасть, и Эренгерда пришла в ужас от собственной опрометчивости. Она сошла с ума, позволив ему зайти так далеко. Неужели она так мало себя ценит? Предложение от нижайшего унижает, потому что хотя бы в чьих-то мыслях низводит женщину до него, и Эренгерда чувствовала себя униженной. Все прощай: родичи, Аскефьорд, богатство, общее уважение! Нет, нет! Как он мог подумать, что она так уронит себя! Эренгерда едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться от обиды, тем более горькой, что исходила она от Гельда, в любовь которого она верила и которого любила… еще сегодня утром.

Но сейчас от любви ничего не осталось. Он оскорбил ее, но от возмущения девушку отвлекала боязнь: ведь и она небезупречна. Она встречалась с ним в день убийства Орма Великана. Она сказала ему, что любит его. Если он скажет об этом сейчас, при всех… В отчаянии Эренгерда ощущала готовность отрицать то, что на самом-то деле было правдой. Но даже если ему не поверят, зачем сеять сомнения? Только бы он молчал! Забыв об обиде, Эренгерда метнула на Гельда умоляющий взгляд.

– Я хотел бы видеть тебя одну моей женой, – тихо, но так, что услышала все молчащая гридница, сказал ей Гельд. Он неверно понял ее взгляд как просьбу о помощи, но его ошибка не покажется странной. – И если наше дело не сладится, я едва ли когда-нибудь женюсь. Но если ты согласишься стать моей женой, я клянусь сделать все, чтобы ты никогда не жалела об этом.

– Я… – сдавленно начала Эренгерда. С усилием проглотив комок в горле, она постаралась говорить яснее и громче. Напряженный взгляд Гельда мучил, но и успокаивал: она поняла, что он ничего не скажет. Острая боль разрыва пронзила ее и вызвала слезы, но диса-охранительница не покинула ее: она найдет в себе силы сделать не как хотелось бы, а как надо. – Я благодарна тебе за твои слова… и конунгу за его дружелюбие… и этим людям за честь… но пусть моя судьба будет в руках моих родичей.

– А раз так, то и говорить больше не о чем! – отрезал Кольбейн ярл. – Мы не так уж спешим отдавать дочку замуж. И если конунг не хочет жениться, то мы подберем другого. Только искать будем не возле землянок на тинге!

– Хотя мы, конечно, рады дружбе любого достойного человека и не хотели бы приобрести врагов! – с ядовитой учтивостью отчеканил Асвальд и слегка наклонил голову перед Гельдом.

– Я надеюсь, ничья честь не пострадает и ничья дружба не окажется нарушенной, – так же учтиво ответил Хьёрлейв Изморозь. – А о том деле, которому не суждено сладиться, говорить больше ни к чему.

Глава 5

Усадьба Кремнистый Склон располагалась недалеко от Великаньей долины, и потому люди из рода Фрейвида Огниво, жившие здесь, считались большими храбрецами. Но близость Великаньей долины служила усадьбе и защитой: враги добирались сюда редко. Кремнистый Склон квитты считали сердцем Медного Леса, и потому два вождя предстоящего похода, Ингвид Синеглазый с юга и Вигмар Лисица с севера, назначили свою встречу именно здесь.

Согласно уговору, каждый из них за зиму объехал свою половину Медного Леса, а Вигмар успел добраться даже до юго-восточных рубежей – как помнила усадьба Речной Туман. Каждого из них сопровождали преданные люди, и, когда все собрались, даже в просторной гриднице Кремнистого Склона оказалось мало свободного места. Здесь были и коренные жители Медного Леса, за последние два года забывшие о былой оторванности от большого мира, и те, кто встречался с фьяллями в бою, отступал перед захватчиками и в конце концов нашел пристанище вдали от побережий. Иные приехали по уговору, иные – сами, в поисках новостей. Слух о том, что где-то собирают войско, многих поднял с места. Приезжая то по одному, то вместе, люди постепенно заселяли гостевые дома усадьбы, наполняли ее разнообразными говорами Квиттингского Севера, Юга, Запада. Только с Квиттингского Востока никто не приехал. Целыми днями велись разговоры: кто как жил раньше, кто как воевал, кого из родни и друзей потерял. Страха перед фьяллями больше не ощущалось: за два года, прошедшие после начала войны, квитты опомнились от первых поражений и горячо желали отомстить, вернуть своему племени свободу, честь, возвратить захваченные и восстановить разоренные жилища.

Усадьба Кремнистый Склон сейчас принадлежала Асольву – побочному сыну Фрейвида, которого тот до своей смерти так и не успел узаконить, из-за чего Асольва теперь прозвали Непризнанным. Но за прошедшие годы он утвердился в своих правах, хоть и не вполне законных: других наследников у мятежного хёвдинга не осталось, а чужие не смели посягать на старинное владение, такой тесной и загадочной связью связанное с великаньим святилищем Стоячие Камни. Асольв с радостью принимал всякого: оживление в усадьбе казалось предвестием будущего оживления по всему Квиттингу.