Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 2

Для проветривания мозгов и оттягивания возвращения к обиженной подруге он решил где-нибудь раздобыть чемодан. Не хранить же вообще вещи в мешке, они, надо надеяться, будут накапливаться и мяться? И куда девать ценности? Опять эта болячка заныла. В чемодан не засунешь – Марина обязательно обнаружит и выскребет тайком и мольбами-просьбами. Стоп! Нужен чемодан с двойным дном. Здесь, на вокзале, он приметил, многие ходят с самодельными фанерными чемоданами. Хорошему мастеру ничего не стоит добавить в такой ещё одно скрытое дно. Но где искать такого мастера-продавца? Естественно – на базаре.

Он уже не боялся и не стеснялся расспрашивать и у первого же встречного, пожилого мужчины, разузнал, где расположен базар, по-местному, оказывается, толчок, на котором можно приобрести чемодан и вообще всё, что хочешь, «абы гроши были». «Только карманы береги», - посоветовал на прощанье доброхот. – «А то и не заметишь, як вырежут с грошами».

В толчее толчка Владимир сразу же потерялся, хаотически носимый тихо гудящей толпой, не зная, куда двигаться, где искать чемоданщиков. То и дело подходили какие-то парни, одинаково одетые в тесные курточки-рубахи с поясками и вельветовым верхом, широченные штаны, низко напущенные на смятые в гармошку сапоги с отворотами, в клинообразных кепочках с чуть видными козырьками, из-под которых выбивались чёлки, с непременной папиросой, приклеенной к нижней оттопыренной слюнявой губе. Настырно спрашивали, что надо, и, услыхав о чемодане, безответно исчезали в людском море, бросая неинтересного покупателя. Опять помогли расспросы.

Пришлось протискиваться в дальний край вибрирующей массы нахальных продавцов и неуверенных, растерянных покупателей, к каким-то деревянным будкам, около которых, наконец, и увидел небольшие штабеля вожделенных чемоданов, выкрашенных в синий, зелёный и коричневый цвета, размерами и колером на любой вкус. Перед штабелями, сидя на своей невостребованной продукции, поставленной на попа, сошлись трое, объединённые стоящей перед ними на трёх, уложенных друг на друга, чемоданах бутылкой. Уже налиты были три жестяных кружки и разобраны чёрный хлеб, помидоры и резаные луковицы. Компания готовилась употребить зелье по какому-то неотложному случаю, а скорее всего, просто так, потому что захотелось, и было что, когда к ним подошёл Владимир.

– Здравствуйте.

– Будь здоров, коль не шутишь, - недовольно отозвался один из троих, плотный пожилой мужчина с гладкими русыми волосами, зачёсанными назад, и с пышными рыжеватыми усами. С квадратного гладкого лица на нарушителя застолья-зачемоданья смотрели спокойные серые глаза, оценивая невовремя появившегося потенциального покупателя. Двое других, одинаково чернявых, только один – худой, а второй, можно сказать – жирненький, оглядели Владимира мельком и вновь обратили свои взоры на высыхающую и выдыхающуюся влагу.

– Я бы хотел купить чемодан, - объяснил своё неудачное появление Владимир.

Русый чуть помедлил, решая, как не упустить покупателя и не откладывать почти начатой выпивки. Потом, не вставая, снял с ближайшего штабеля один из чемоданов, поставил рядом так же, как у всех, на попа и пригласил, как приказал:

– Садись.

Не посмевший отказаться Владимир осторожно уселся, боясь сломать импровизированное сиденье и – напрасно, потому что сразу же почувствовал его основательность. Гостеприимный русак поставил перед ним свою кружку, а себе придвинул початую бутылку, в которой ещё оставалась почти четверть объёма. Чернявые не сказали ни слова, очевидно, тот был у них авторитетом. Сидел он как-то неудобно – одной ягодицей, свешивая вторую и морщась при каждом движении.

В который уже раз Владимир подивился расточительному отношению русских к спиртному: и сами пьют не в меру, и делятся без счёту. Немец никогда бы не истратил сразу всю бутылку, никогда бы, не спрашивая, не налил рюмку соседу, и никогда бы не предложил выпить своего шнапса незнакомому. А тут сплошь и рядом так – водочное гостеприимство и братство.

– Ну, что, будем? – поднял бутылку тамада и предупредил: - Пьём половину.

– Будем, - согласился худощавый чернявый.

– Поехали, - предложил для себя другой тост жирный.

– Ваше здоровье, - нашёлся, что сказать, и Владимир.

Дружно выпили и медленно зажевали, громко хрупая луком.

– Бери, какой понравится, - обратился к Владимиру русый, - сразу и обмоешь.

– Вам из-за меня и так мало досталось, - смущённо ответил тот и, решив наладить доверительные отношения с мастером, вызвался дополнить выпивку: - Где здесь можно купить? Я бы сходил.

Чернявые одобрительно захмыкали, откладывая недоеденные куски, жирный потёр свои ласты, а не руки, оживая от предвкушения дармовой выпивки, а русый протянул руку ладонью-лопатой кверху и коротко сказал:

– Давай, сделаем.

Владимир оттопырил нагрудный карман и, не вынимая всех денег, выудил сотенную и вложил в широкую твёрдую ладонь мастера.

Тот поднялся как-то боком и, чуть приволакивая одну ногу, направился к ближайшей, закрытой на висячий замок, будке, постучал в дверь, та, несмотря на замок, открылась, и в неё высунулась лохматая, небритая и щекастая красная рожа парня. Вытянув шею, он зыркнул вокруг, молча принял деньги, пропал в темноте своего обиталища, и через минуту оттуда показалась рука сначала с одной, а потом и с другой бутылками.

Одну разлили сразу, добавив к тому, что оставалось в кружках, причём сделал это русый так мастерски, что всем досталось поровну. И себе слил в кружку, которую взял у подпольного продавца вместе с бутылками.

– Тебя как зовут? – спросил он благодетеля-влагодателя.

– Владимиром.

– Меня – Иваном. Это Витёк, - показал на жирного, - а тощий – Серёга. Выберем тебе, Володя, самый наилучший из чемоданов, сам бы пользовался, да ложить нечего. Давай, примем пока за знакомство.

– Будем, - снова высказал свой тост худой.

– Поехали, - повторил своё и жирный.

– За знакомство, - произнёс Владимир, с внутренней дрожью поднимая почти полную кружку. От усталости и на голодный желудок он опьянел уже с первого тоста, но отказываться или манкировать было нельзя. Тем более что сам стал инициатором. Уж как-то так получается в этой удивительной стране России, что всегда никак невозможно отказаться от предложенной выпивки, хотя в Германии он сделал бы это, не задумываясь, и никто бы его не осудил потому, что там пьют каждый сам по себе даже в компании и столько, сколько кто хочет и может. А здесь водка – как обязательный материал для спайки, временного породнения, без которого невозможно ничего сделать и даже просто разговаривать.

Опять молчаливо заели, оставив по малой толике скудной закуски на последнюю бутылку.

Как ни странно, но после этой страшной русской дозы Владимиру не добавилось опьянения. Разве только чуть-чуть: он весь размяк, расслабился, чего давно уже с ним не было, бессмысленно улыбался, и ему казалось, что он давно знает и любит сидящих рядом чемоданных мастеров, и это застолье у них не первое. На тех алкоголь, похоже, вообще не действовал. Во всяком случае, ни в поведении, ни в выражении лиц ничего не изменилось. Возможно, только жирный стал более суетливым и смешливым.