Король бьет даму

Больше надеяться найти что-то интересное не приходилось, тем не менее Гуров довел обыск до конца, осмотрев даже коридор и туалет с ванной. Как он и предполагал, ничего. Но кассета с записью уже была важной находкой. Гуров даже не стал ее просматривать здесь, он и так предполагал, что на ней записано.

Выйдя из квартиры и захлопнув дверь, Лев остановился на лестничной клетке. Буквально минут через сорок в подъезд с шумом ввалился Крячко, а вслед за ним еще несколько человек – понятые и помощник прокурора. Гуров специально договорился со Станиславом не брать в качестве понятых никого из соседей или других знакомых Головлеву людей – не хотелось спугнуть его, этот обыск до поры до времени должен оставаться тайной для него.

Гурову пришлось разыграть мини-сцену и заново проверить всю квартиру на глазах понятых, а потом, якобы случайно, обнаружить кассету в кармане костюма.

– Все видели? – сурово спросил Крячко, вертя ею в воздухе.

Понятые послушно кивнули, расписались, где требовалось, после чего были отпущены с миром, а квартира заперта. Вместе с ними убыли и Гуров с Крячко.

– Смотреть, полагаю, в кабинете будем? – спросил Гуров по дороге в управление.

– Ясен пень! – поддакнул Крячко.

Приехав в свою епархию, они прошли в кабинет, и Гуров вставил кассету. С первых же кадров у сыщиков не осталось сомнений в том, что это пленка из камеры, установленной в кабинете директора благотворительного фонда «Надежда» Николая Николаевича Амосова. На ней Гуров увидел и себя самого, и секретаря, и хозяина кабинета, и многое из того, что происходило в фонде при первом и втором его посещении полковником.

Лев смотрел очень внимательно, хотя пока что ничего интересного не было. Вместе с ним пристально вглядывался в экран и Станислав Крячко. Запись прервалась и тут же возобновилась снова. Судя по всему, это уже было утро следующего дня. Кабинет Амосова был пуст, а через некоторое время Гуров увидел, как к столу Николая Николаевича приближается фигура и открывает ящик его стола. Вот она протягивает руку с белым свертком и быстро опускает его в выдвинутый ящик. Затем поднимается с колен и воровато осматривается по сторонам. Камера зафиксировала крупным планом лицо. Большими, чуть испуганными глазами за очками в тонкой оправе прямо на сыщиков смотрел Кирилл Дмитриевич Головлев.

Затем он сделал шаг вперед, протянул руку, и запись оборвалась: Головлев вытащил кассету из камеры. Больше, естественно, на пленке ничего не было.

Гуров с Крячко просмотрели ее повторно, на этот раз еще внимательнее. Больше ничего любопытного.

– Ну, что скажешь, Лева? – нарушил молчание Крячко.

– Он сделал это не по собственной инициативе, – сразу же произнес Гуров. – За ним стоит один человек, и я догадываюсь, кто именно. Точнее, даже не догадываюсь, а знаю наверняка. Человек этот крайне опасен. Если он вот так, не задумываясь, оставляет за собой трупы, то Головлев у него на очереди. И мне нужно, обязательно нужно убедить его рассказать правду. Он, конечно, мне не поверит, но…

И Гуров поделился своими размышлениями со Станиславом.

– Конечно, не поверит, – вздохнул тот. – Кому охота в такое верить? – Потом Станислав чуть подумал и, хитро улыбнувшись, вкрадчиво сказал: – А все-таки я молодец, верно, что проник с бухгалтером в фирму Амосова? Если бы не наши сведения, тебе гораздо труднее было бы свести концы с концами!

– Ну уж! – не стал признавать этого Гуров. – Тоже мне, деятели! Я бы все равно все узнал!

– Это как же, интересно? – выпятил грудь колесом Крячко.

– Сопоставил бы собственные сведения с тем, что мне сказал Решников! Не волнуйся, связал бы концы с концами!

– Связал бы он! – передразнил Крячко. – Ты, кроме рук, ничего и вязать-то не умеешь!

– Ладно, поговори мне! – прикрикнул Гуров, который, признаться, в глубине души не так уж и был сердит на Станислава за его самоуправство. Он знал, насколько упрям Крячко – ничуть не меньше, чем он сам. Знал, что, когда тот в чем-то уверен, его не остановить. И еще знал, что, находись он сам в такой ситуации, поступил бы точно так же, вопреки всем запретам и не спрашивая ничьего одобрения. Но сейчас признавать это перед Крячко ему не хотелось, и он добавил: – Ты скажи спасибо, что у нас Юрганов сейчас! Будь Петр на месте, я бы обязательно ему рассказал о твоей самодеятельности!

– Ага, щас! – иронически кивнул Крячко. – Прямо донос бы настрочил! Лева, я вам таки не мальчик, чтобы мне запросто подобную лапшу вешать! Я такое блюдо кушать не собираюсь! – Станислав говорил дурашливо, с одесскими интонациями, и Гуров понимал, что не стоит продолжать эту глупую перепалку: они слишком давно и хорошо знали друг друга, чтобы уметь отличать фальшь от искренности. – Ты лучше скажи, как ты намерен с ним поступить дальше? – поинтересовался Крячко.

– Буду пытаться взывать к его благоразумию, – вздохнул Гуров. – Подключу все свои задатки психолога.

– Слушай, давай я с тобой поеду? – предложил Станислав. – Я, может, не так силен в психологии – в теории, во всяком случае, – но на практике я ее знаю не хуже тебя!

– Нисколько не сомневаюсь в твоих практических способностях, Стас! – улыбнулся Гуров. – Но здесь, пожалуй, я пойду один.

– Ну как знаешь, – пожал плечами Крячко.

Гуров уже двинулся к двери, как вдруг она с треском распахнулась и на пороге возник Аркадий Валентинович Юрганов собственной персоной. Глаза его метали громы и молнии. Чуть не налетев на Гурова, он резко остановился. Несколько секунд пронзительно сверля Гурова и Крячко глазами и постоянно упираясь в их непробиваемый, железобетонный взгляд, Юрганов наконец не выдержал и свистящим от ненависти шепотом спросил:

– Я вам чем поручил заниматься?

– Работой, – бросил Крячко.

– Работой! – визгливо повторил Юрганов, вскидывая вверх указательный палец. – Вот именно что работой! Но какой? Я вам говорил не лезть в дело Амосова? Говорил?

Он бросал слова быстро, захлебываясь слюной и сейчас напоминал сыщикам маленького злобного карлика.

– Мы работаем, – только и произнес Гуров.

– Работаете? – вытаращил глаза Юрганов. – А где результат вашей работы? Где? Я вам передал целую кучу дел, а вы ни по одному из них мне не отчитались! Где письменный отчет?

– Слушай, половник! – тяжело произнес Станислав Крячко, надвигаясь на Юрганова. – Я тебе без отчета, устно скажу! Я по званию с тобой наравне, а по профессиональному уровню на голову выше, не говоря уже про Льва Ивановича! И без тебя давно знаю, чем мне заниматься и как! И на все твои наезды плевал глубоко и всерьез, понял?

Юрганов просто опешил от таких слов. Никак не ожидая, что Крячко решится на подобный шаг, он стоял в центре кабинета, выпучив глаза и беззвучно открывая и закрывая рот. Потом перевел взгляд на Гурова. Тот подошел и встал рядом с Крячко, выражая своим видом, что они друг за друга. И Юрганов понял, что перевес на их стороне. Однако до последнего не желая терять лица, вдохнув побольше воздуха, прошипел:

– Утром рапорта мне на стол! – И, круто развернувшись, быстро вышел из кабинета.

Повисло молчание, которое нарушил Крячко:

– В жизни бы не подумал, что придется быть в подчинении у этого урода!

– Я тоже, – отозвался Лев. – Но сейчас не стоит об этом думать. Значит, так. Откладывать беседу с Головлевым считаю неверным. Нужно ехать к нему, и немедленно.

– Опять туда? – вытаращился на него Станислав.

– Ну а что поделаешь? – развел руками Гуров.

– А если он там не один?