Король-Бродяга (День дурака, час шута)

Часа полтора мы с ним бились только над тем, чтобы представить 'клубок огня'. Я ругал его последними словами, хотя, наверное, зря: в свое время я пыхтел ничуть не меньше. Самое сложное в этом упражнении — умудриться оставаться абсолютно спокойным, как бы впасть в некое оцепенение, и сосредоточить все свои мысли в центре живота. И не отвлекаться ни на что и ни на кого. Так что определенная польза от моей ругани была: он вскоре привык к ней, а потом и отсек вообще все посторонние звуки и мысли. И вот, когда чай уже остыл, а солнце задело краем верхушки гор, он добился желаемого. Я увидел, как внутри него словно расцвел огненный цветок. Он тут же начал разрастаться, буйный, неконтролируемый; я заорал и вскочил на ноги, опрокинув поднос с чайником. Рэд, безразличный ко всему вокруг, лишь чуть повернул в мою сторону голову.

— Держи его, держи! Идиот, лепи его в комок, не давай расти, лепи его, как снежок!

Я подскочил к ученику, протянул руки и оттянул часть энергии на себя, готовый в случае чего направить ее в стороны; правда, тогда дом наш сгорел бы сразу, как солома, но что — дом, тут сейчас парень вспыхнет, как сухой хворост. Или я, что было бы справедливее, поскольку только такой кретин, как я, мог дать задание, не потрудившись рассказать все до конца.

Рэд открыл оба глаза и недоуменно посмотрел на меня, я понял, что он только-только начинает понимать и чувствовать, какая сила бурлит в нем.

— Что… мне делать?

Я постарался, чтобы голос мой звучал спокойно.

— Для начала — отверни от меня свои ладони, если, конечно, ты не хочешь меня убить. Молодец. В сторону окна, правильно… А теперь медленно разделяй этот свой… шарик на два потока, веди по рукам… И в окно их, в окно!

Я отскочил в сторону, скрипя старыми костями, и вовремя: над головой полыхнуло, меня обдало жаром, даже, готов поспорить, припалило волосы. С потрескиванием и шуршанием два потока огня устремились наружу, и я мысленно пожелал им счастливого пути. Где-нибудь над Анадриатом они выдохнутся, и не поздоровится той птичке, что будет пролетать на их пути.

Рэд выдохнул (то ли от восхищения, то ли от напряжения, я не понял) и повалился набок.

— М-да, — поделился я с ним умной мыслью.

— С вами все в порядке?! — Он действительно сильно за меня испугался. Так и надо.

— Нормально. Но ты мог бы и погибнуть…

Тут уж он испугался за себя. Добряк, но не идиот — чувство самосохранения присутствует, и это хорошо. Но уже через минуту, разгладив морщины на лбу, он радовался, как ребенок.

— Получилось, учитель, получилось!

— Вижу. Немного не с того я начал. Знаешь, из меня выходит никудышный учитель, Пухлик справился бы куда лучше. Я еще никогда никого не учил… Тем более таким смертоносным вещам. Давай договоримся…

— О чем?

Он готов был сейчас согласиться со всем, чем угодно, в глазах его горела жажда нового и осознание своей силы. Но мне вовсе не улыбалось остаток дней провести на пепелище.

— С этого дня будем все делать очень осторожно. И понемногу, хорошо?

— Хорошо!

Я потер ладони друг о друга — их покалывало, они были горячими. Надо было сбросить куда-нибудь лишнюю энергию, и я выбрал для этой цели чайник, как раз можно будет не ходить на кухню, чтобы его подогреть… Рэд, наблюдая за моими манипуляциями, вздохнул.

— Что не так, страдалец? — усмехнулся я.

— Долго вы учились… ну, этому?

— Долго. Или нет — смотря как посмотреть. Четыре года.

— Так мало? — удивился он, и недоверчиво посмотрел на меня.

— Не так уж и мало, четыре года — каждый день, почти без перерыва. Два раза в неделю можно было на вечер отправляться в город покутить. Ты готов заниматься каждый день по десять часов?

— Да, учитель! — воскликнул он, горя энтузиазмом.

— А я нет.

Рэд ошеломленно распахнул глаза.

— А чему ты удивляешься? Я уже не так молод, как тогда. — Три раза 'ха', я и тогда не был молод, но ему знать об этом ни к чему… пока. — И мне необходимы перерывы. Минуты тишины и недели спокойствия. Так что условимся так: ты будешь приезжать ко мне раз в месяц на несколько дней… А в оставшееся время делай что хочешь — чем ты там собирался заниматься, когда я тебя подобрал на дороге?

— Я ехал на подвиги.

— На подвиги, вот оно как… М-да. Ну, наемником ты всюду сумеешь устроиться, или охранником — ты ведь оружием владеешь?

— Конечно, я…

— Не надо демонстраций, я верю тебе на слово, — я махнул рукой на него, когда он ринулся к углу, где хранил свой меч, аккуратно завернутый в три шкуры. — Мне важно, что тебе будет чем себя развлечь, пока ты вдалеке от дядюшки Джока. Ну как, согласен?

— Согласен. — Он сразу понял, что выбора у него нет. Сел обратно на пол и скорчил физиономию, отображающую напряженную работу мысли.

— Что еще?

— Я… я просто подумал — извините, — просто подумал… а вдруг, вы… что, если с вами…

— Не мямли, парень, ты хочешь сказать — 'что если Вам на голову упадет крыша, и все Ваши замечательные знания расплющатся в лепешку вместе с головой'?

Он начал было спорить насчет формулировки, но быстро заглох, как только я поднял указательный палец, призывая его к молчанию.

— Не упадет. А упадет, так не расплющит. А расплющит — так не насовсем. Словом — со мной ничего не случится, и ты сможешь вытянуть из меня столько, сколько в тебя поместится, мой дорогой героический Рэдрогт.

— Я не потому что знания… хотя я, конечно, хочу узнать… но если я буду отсутствовать, и что-нибудь случится… — пробурчал он.

'О Боги, я всяких людей повидал, но таких ненормально добрых и бескорыстных — ни разу', - подумал я, — 'Его надо засолить и показывать на ярмарках'. Раздумывая, что бы такого ему сказать, чтобы он прекратил трястись надо мной, как наседка над яйцами, я отхлебнул чаю. Он опять остыл, пришлось подогреть чай рукой еще раз, хотя особого дискомфорта я не ощутил: энергии во мне плескалось раза в три больше, чем обычно. Мальчишка чрезвычайно силен, я всего-то толику его силы оттянул, а мерзнуть перестал, вскипятил два чайника и, похоже, еще и воздух вокруг себя нагревал. Силен, силен, только вот контроль… да.

— Не спорь. Я сказал, что все будет хорошо… И вообще, из-за тебя мы теряем драгоценное время. — Я качнулся в кресле пару раз, приводя мысли в порядок. — Итак, продолжим: главное, мальчик мой — контроль! Без контроля твоя жизнь окажется короче, чем у бабочки, магия — ужасно опасная штука, запомни это! Эх, с этого и надо было начинать; честное слово, ну почему я не Пухлик?

Асурро дураком не был — он рассказал мне правду только на третий год обучения. 'Этот ваш контроль, — сказал он, — полная ерунда. Маг не может себя уничтожить магией. Она сама вывернет его тело, заставляя сбросить излишек в окружающее пространство. Что будет с этим пространством — дело десятое, но 'перенапрячься' просто невозможно'. Я, помнится, после его слов вычеркнул еще один способ самоубийства из своего списка; магия в этом помочь мне не могла. А потом я и вовсе забросил мысли о смерти, но эту простую истину усвоил. А Рэд усвоил свою — и теперь он поостережется делать что-либо грандиозное, до тех пор, пока не будет готов. До тех пор, пока я ему не скажу, что пределов, в общем-то, нет.