Король медвежатников

— А вы не догадываетесь? Знаками, сын мой! Мистическими символами. В каждом из них скрыта огромная сила. Даже если вы попытаетесь стереть их, то они не исчезнут. Они останутся. Они заговоренные. Способны материализоваться и действовать так, как им предначертано судьбой. Называйте это как хотите, божий промысел или дьявольское наущение, но это так! Если вы безбожник, можете назвать это явление неисследованной формой материи, ваше дело! Но сила этих мистических знаков уже проверена не однажды. Она неистребима, в них заложена какая-то собственная программа, не подвластная нашему мышлению. Она может прийти в действие даже через много сотен лет. Мщение может принимать самые разнообразные формы, но, поверьте мне, старику, оно обязательно себя проявит. Все, кто имеет дело с этой картиной, находятся в большой опасности. Думаю, что я тоже… С тех самых пор, как прикоснулся к ней.

Савелия неожиданно охватил страх. Бодро улыбнувшись, он постарался не выдать своего состояния:

— А может быть, эту картину лучше сжечь, так, как поступала инквизиция с еретиками?

Аббат согласно кивнул:

— Вы правы, как я не подумал об этом… Картину лучше сжечь! — воодушевился он, энергично подавшись вперед. — Может быть, сделаем это сейчас?

Савелий посмотрел в расширившиеся зрачки аббата — уж не безумец ли он? Судя по волнению, которое охватило аббата, он готов был распалить костер немедля, в самом центре храма. Именно такие убежденные фанатики возглавляли инквизиционные суды, отправляя на костер еретиков.

— Пока я не готов. Мне надо подумать, — сдержанно ответил Савелий.

Аббат печально улыбнулся:

— Ну, конечно, вы, наверное, принимаете меня за сумасшедшего! Возможно, на вашем месте я думал бы точно так же, но хочу сказать, что вы находитесь в большой опасности.

— А как же вы? Ведь вы только что сами говорили…

— Я буду молиться, сын мой. Молитвы меня спасут.

— Откуда же пришли эти символы?

— Все эти знаки достались нам в наследство от жрецов древних цивилизаций: от шумеров, из Египта, ими увлекались инки и майя. Крестоносцы вдохнули в них вторую жизнь и разнесли их по всему свету. А от них они попали к масонам, которые переиначили их значение. Но, так или иначе, такие символы всегда живы и выполняют предначертанную задачу. Они не умерли, а просто переродились в другие формы. Если свести все эти нарисованные знаки воедино, то они говорят о том, что каждый, кто держал эту картину, будет умерщвлен!

Савелий нервно расхохотался:

— Занятная получается история. Меня могут убить масоны, потому что какой-то колдун начертил и заговорил эти знаки несколько столетий назад. Я правильно вас понял?

Священник не разделял веселья Савелия. Он ответил сдержанно и сухо:

— Да.

— Но какое отношение к масонам имею я? Ведь я же их совершенно не знаю.

— Это ничего не значит. Зато они могут вас знать. Они всюду!

— А если мне переговорить с этими самыми масонами? Я слышал, отец Мессиан, что вы имеете с ними связь, — осторожно осведомился Савелий.

Священник отвел глаза.

— Люди преувеличивают мою значимость, я всего лишь скромный служитель церкви. А масоны, как вам известно, очень закрытая организация.

— Но есть пути, ведущие к любым дверям.

— Насколько я понимаю, вы говорите о деньгах, сын мой? — откровенно спросил аббат.

— Простите, святой отец, я не хотел вас оскорбить.

— Вы меня не оскорбили… Здесь совсем иное, — ответил аббат после некоторой паузы. — Мы живем в этом грешном мире, а следовательно, не можем отстраниться от него и должны считаться с навязанными законами.

— Теперь такой вопрос: сколько это будет стоить? И пожалуйста, святой отец, говорите так, как есть, безо всякого лукавства!

— Ну-у, я полагаю, не менее трехсот тысяч франков, — после раздумья протянул монах.

Савелий едва сдержался, чтобы не крякнуть. Не карманная сумма, прямо надо заметить.

Заметив растерянность Родионова, аббат продолжал все тем же серьезным голосом:

— Эти деньги пойдут на реконструкцию храма. Он изрядно обветшал.

Грешно было бы думать, что старый монах надумал взять деньги себе. Такие лица, как у старца, встречаются только у святых. Судя по усталому виду аббата, время, отведенное для земного бренного существования, он проводит в усердных молитвах, преодолевая всевозможные искушения и совершая немыслимые подвиги над телесной сущностью. Дух должен торжествовать над телом. Францисканец, одним словом!

— Хорошо, я согласен дать такие деньги, если действительно состоится моя встреча с одним из руководителей ложи.

Старик хитро улыбнулся:

— Спрашивайте, сын мой, что вас интересует. Я и есть один из руководителей братского союза.

Глава 23 Я разгадал вас!

— Право, вы ведете себя, как мальчишка, — сдержанно укорил Савелий генерала. — Вам не стоит так переживать. Все пройдет очень хорошо.

Генерал Аристов достал белоснежной платок и промокнул испарину на лбу.

— Вы же убедились, что это за человек! С ним нужно держать ухо востро, — встрепенулся генерал. — Он не догадается?

Савелий Родионов утвердительно кивнул:

— Не беспокойтесь, все в порядке! Я отрезал всего лишь узенький кусочек, несколько сантиметров в длину. Для картины это не страшно.

Несмотря на прохладу, генерала прошибал пот. Григорий Васильевич потянулся было вновь за платком, а потом, начихав на светские приличия, вытер со лба обильный пот рукавом.

— Насколько мне известно, он прекрасно разбирается в живописи. По одному плетению ниток на холсте способен определить, в каком веке была написана картина.

Савелий улыбнулся:

— На это и рассчитано. — Родионов посмотрел на часы. Оставалось пятнадцать минут. — Он не должен вас видеть, я пойду один. Не возражайте, так надо!

— Ну, если вы, конечно, настаиваете, — неодобрительно крякнул Аристов, — тогда другое дело.

— Да, Григорий Васильевич, я настаиваю, а потом, так будет лучше… Сами понимаете.

— А знаете, я понял, что картины у вас, — неожиданно сказал генерал.

— И как же вы догадались? — улыбнулся Савелий.

— Я думаю, что вы побывали в банке дважды. Возможно, и трижды. При вашем-то «медвежатниковском» таланте… Так вот. Вы знали про картины. Откуда, как — об этом я могу только догадываться. Во всяком случае, вы взяли саквояж и полотна. Затем заменили драгоценности фальшивками. А с картин заказали кому-то сделать копии. Возможно, несколько. Все это вы положили назад в хранилище. Ну и потом сделали ограбление, так сказать, для Чернопятова. Тот ни о чем не догадался и удрал с фальшивыми бриллиантами и фальшивыми полотнами. Да еще, дурачок, радовался, что провел вас. А вот хозяин картин — человек серьезный, он взялся уничтожать всех — возможных копиистов, коллекционеров. Ярость — плохой советчик. Но, поверьте, это очень опасный человек. Он еще выйдет на вас… Ну, что вы на это скажете?

— Мне нечего добавить. — Савелий махнул тростью проезжавшему мимо извозчику и, когда тот остановился, лихо натянув поводья, небрежно сказал: — На улицу Риволи.

— Как скажете, мсье, — отозвался извозчик, широко улыбнувшись, и, весело взмахнув бичом, поторопил пегих лошадок.

Это вам не унылая российская физиономия, где каждый возница смахивает на разбойника с большой дороги. Вот оттого-то там и лезут в голову невеселые мысли, кажется, завезет сейчас он тебя куда-нибудь на окраину да стукнет гирькой по темечку.

Это — Париж!

Здесь каждый извозчик уверен, что за добрую улыбку клиент набрасывает пару франков сверху. А заплати ему побольше, так он не только довезет до места, но еще и на собственном горбу затащит хоть на крышу дома, будь он высотой с пирамиду Хеопса.

Вскоре они уже были на месте.

Савелий поблагодарил и торжественно, словно это был чек на миллион франков, вручил кучеру чаевые.

— О! Вы щедры, мсье! — Французские извозчики умеют не только улыбаться, но еще и благодарить. — Вы наверняка русский?