Король мертвецов

— Есть. Да не один.

— А что же ты молчишь?!

* * *

От Обломова я отправился в Поречье. Накануне посетил Дубовицкого и поведал сенсационную новость — Троекуров младший собрался жениться. Без папенькиного благословления. На какой-то никому не известной девице. Вообразите только, какой гранд скандаль намечается! Только вы же понимаете, это большой секрет.

Дубовицкий заверил меня, что, конечно же, понимает. Будет держать рот на замке, и всё такое. Проверить состоятельность своей теории я решил в трактире у Фёдора.

Материализовался в комнате, которую Фёдор обещал всегда держать свободной — для меня. И с интересом уставился на милейшее создание, спящее в моей постели. Моё появление в комнате сон не потревожило, перемещения Знаком никакими спецэффектами не сопровождались.

Создание сладко потянулось — обтянув при этом тонкой, почти прозрачной ночной рубашкой великолепную грудь. И перевернулось на другой бок.

Я запоздало перевёл взгляд на лицо. И чуть не выругался вслух. Сам же предложил Юлии пожить пока в моей комнате, блин! Надо будет спросить у Фёдора ещё одну свободную. А то мало ли, вдруг я сюда в следующий раз не один приду.

Из комнаты вышел тихо и так же тихо закрыл за собой дверь. Трактир уже наполнялся людьми. Здешние завсегдатаи поднимались рано.

Я подошёл к стойке.

— Здорово, Федь. Как дела, какие новости?

— Ух, Владимир! — Фёдор аж головой помотал от предвкушения. — Новости нынче — пальчики оближешь! Молодой Троекуров женится, представляешь? Николай Дмитриевич.

— Да ты чё?

— Ей-богу! Самовольно, без папенькиного благословления. Что за девица — никто не знает. Старший Троекуров, говорят, в ярости. Рвёт и мечет.

Ну, тут уж слухи погорячились. Старший Троекуров в Смоленске, Фёдор — в Поречье. Вполне возможно, что Троекуров рвёт и мечет, но слухи об этом рванье и метанье технически не могли ещё достичь Поречья. Впрочем, может, ноосфера или типа того…

— Офигеть. И что же это, свадьбы не будет?

— Не. Какая уж свадьба? Где молодому денег-то столько взять? Папаша его, говорят, в чёрном теле держит. Обвенчаются, да и всё.

— А где ж они венчаться будут?

— Говорят, в Смоленске. Там у крепостной стены часовня — вот, в ней. У нас тут люди гадают, где священника-то нашли, такого бесстрашного? Что Троекуровского гнева не убоялся. Пьющий, поди. А может, из села какого глухого.

— Блин, точно! — вспомнил я. — Ещё ж за отцом Василием смотаться надо. Чуть не забыл.

— Что?

— Не-не, Федь, ничего. Это я о своём.

Из трактира я вышел, довольно насвистывая. Теория себя оправдала на сто процентов. В Поречье не было уже, кажется, ни единого человека, которому не был бы известен большой секрет, поведанный мною предводителю дворянства. И до самого Троекурова слухи, естественно, докатились — там Илья Ильич отработал на все сто. Отлично. Именно на это я и рассчитывал.

Глава 25

От Фёдора перенёсся домой. Написал записки охотникам, с указанием поскорее прибыть к особняку Обломова, и пошёл на конюшню за соколом.

— И где ты шлялся всю ночь? — встретила меня Тварь.

Таким тоном и с таким видом, что только скалки в руках не хватало. Точнее, в копытах.

— Решал рабочие вопросы.

— Знаю я твои вопросы!

— Вот только не говори, что уже вещи собрала и к маме уезжаешь. Всё равно не поверю.

— Что же это я, и уехать не могу?!

— Можешь, почему нет. Если знаешь место, где тебя кормить будут так же, как тётка Наталья — вали хоть сейчас.

Тварь надулась и замолчала. Я подошёл к соколу. Принялся привязывать записки.

— Эта — Егору. Эта — Земляне. Харисиму. Глебу… — Знаешь Глеба? — Сокол утвердительно курлыкнул. — Молодец. Лети!

Сокол снова курлыкнул и сорвался с насеста — стрелой промчавшись мимо носа Твари.

— Ты видел?! — возмутилась она. — Издевается, мешок перьевой!

— Ну, не всё же тебе над ним стебаться. Ладно, я потопал. Не скучай.

— Что значит — не скучай? А я? А меня взять?

— Слушай, ну мы не на ярмарку едем. Там битва будет, всякое такое…

— И что? Я, между прочим, всякое такое уважаю не меньше ярмарки. Даже и побольше. Посторонних нет, все свои, все делом заняты. А потом-то, поди, в кабак пойдёте?

— Ну, это уж как водится.

— Вот! А ты меня брать не хочешь. Все охотники идут, а я, как дура, на конюшне торчи. — Тварь обиженно ударила копытом.

— Это в Смоленске. Я туда Знаком перенесусь.

— А я там без всяких Знаков через четверть часа окажусь.

— Ладно, хрен с тобой, — сдался я. — Заодно Захара отвезёшь. А то мне сегодня Знаком — народ таскать не перетаскать.

Разбуженного Захара перспектива скакать верхом на Твари в Смоленск привела в такой восторг, что попытался спрятаться под кровать. Но в итоге сдался и упылил.

Я смотался за отцом Василием, доставил его в особняк Обломова — привычную уже точку сбора. Потом вдвоём с Егором, который к тому времени прибыл, мы сгоняли за Троекуровым-младшим и его невестой.

То, что у молодых всё хорошо, стало ясно сразу, едва я попал в комнату. По оглушительному визгу обнажённой Машеньки. Хорошо хоть Колян не визжал — хотя одежды на нём тоже было не богато. Если точнее, то одна простыня.

— Ухожу-ухожу, — отступая со Знака в сторону, заверил я. — Сейчас, буквально одно мгновение!

В следующее мгновение на Знаке образовался Егор. При виде здоровенного лохматого мужика Машенька завизжала повторно. Я поспешно вывел Егора в коридор. Крикнул оттуда Коляну, чтобы одевались. Хватит уже прелюбодействовать, пора узаконить отношения.

Пока молодые оделись, пока то-сё — в общем, вернувшись к Обломову, я обнаружил, что все охотники в сборе. Шестнадцать человек наших, пореченских — их привели Егор и Земляна. Здесь были как старые мои знакомые — Прохор, Яков, Никодим, — так и новые лица. Из Смоленска прибыло двадцать семь охотников. Я с удовольствием поздоровался с Харисимом, Иваном и Ерёмой. Ещё троих привел Глеб. Ну, и мы с Захаром.

— Сорок девять, — сказал я. — До полусотни всего одного не хватает. Недобор выходит…