Королева мрака

– Не хотелось бы, чтобы им пришлось нам об этом напоминать, - сказал Билли Гудвин и покачал головой.
– Боже, не могу даже выразить, о чем я думал, когда выбили ящик у меня из-под ног. Будто я вновь стал ребенком и хочу, чтобы мама спасла меня от чего-то. Просто нет слов, чтобы это описать.

Остальные согласно закивали. Эрик вспомнил, что сам чувствовал в этот момент, и едва не расплакался, но сдержался и, сглотнув слезы, спросил Ру:

– Как ты?

Он ничего не ответил, только мотнул головой, не переставая жевать, и Эрик понял внезапно, что Ру стал другим и теперь сильно отличается от того рубахи-парня, которого Эрик знал в Равенсбурге. И, осознав это, он подумал, изменился ли сам в той же степени, как и его друг.

Позже пришли стражники и молча унесли кувшин и подносы. Скоро камера погрузилась в темноту, но единственный факел за решеткой снаружи оставался незажженным.

– Я думаю, таким способом де Лонгвиль приказывает нам заснуть так быстро, как это возможно, - сказал Бигго.

Шо Пи кивнул:

– Не знаю, что нам предстоит, но утром нас рано поднимут.

Он вытянулся на каменной скамье и закрыл глаза.

– Я не могу спать в собственном дерьме, - сказал Эрик. Он снял сапоги и штаны, отнес их к отхожему месту и отчистил, как мог, не пожалев для этого даже немного воды для питья.

Когда он опять натянул штаны, они были по-прежнему грязными, да теперь еще и мокрыми - но он почувствовал себя лучше уже потому, что постарался это сделать.

Билли Гудвин последовал его примеру, а Ру забился в угол и обхватил себя руками, хотя ночь была достаточно теплой. Эрик понимал, что его друг охвачен таким внутренним холодом, который не в силах был бы отогнать никакой огонь.

Эрик улегся на спину, чувствуя, к собственному удивлению, как его охватывает теплая усталость, словно после хорошего рабочего дня; но он не успел задуматься над тем, откуда взялось это неуместное ощущение, потому что сразу уснул.

***

– Подъем, засранцы!
– заорал де Лонгвиль, и заключенные зашевелились. Камера внезапно взорвалась грохотом - стражники принялись стучать щитами по решеткам и кричать:

– Подъем!

– Живо!

Эрик вскочил, даже не успев проснуться. Ру уже был на ногах и стоял, моргая и щурясь, словно сова, попавшая в луч лампы.

Дверь камеры открылась, и заключенным было приказано выходить. Они выстроились в коридоре в том же порядке, в котором вчера шли на эшафот, и молча ждали, что будет дальше.

– Когда я скомандую "направо", вы как один повернетесь лицом к этой двери. Ясно?
– Последнее слово прозвучало уже как команда.

– Напра.., во!

Заключенные повернулись, шаркая, как старики: кандалы не позволяли им высоко поднимать ноги. Дверь в конце коридора открылась, и де Лонгвиль сказал:

– Когда я скомандую "марш", начнете движение с левой ноги.
– Он указал на стражника с нашивкой капрала на шлеме.
– Вы пойдете за ним, сохраняя строй, и любой, кто потеряет место в строю, через минуту окажется на виселице. Вам ясно?

– Да, сержант де Лонгвиль!
– прокричали заключенные.

– Шагом.., марш!

Билли Гудвин, который возглавлял колонну, сделал первый шаг, и стало ясно, что Бигго и Луи не отличают левую ногу от правой; строй моментально превратился в волнистую линию. Так они дошли до капрала, и тот повел их по длинному коридору, ведущему в противоположную сторону от двора, где вчера совершалась казнь. Звеня кандалами, они поднялись по высокой лестнице и оказались непосредственно во дворце. Чиновники и слуги провожали их долгими взглядами, и Эрик смутился, потому что, как и остальные пятеро, был неимоверно грязен и распространял вокруг себя ужасную вонь, от которой его самого мутило.

– Сюда, - показал де Лонгвиль, и Эрик вдруг сообразил, что впервые за два дня он говорит нормальным голосом.

Они вошли в большую комнату, где стояли шесть чанов с горячей водой, каждый в рост человека. Дверь за ними закрылась, и Эрик услышал, как снаружи лязгнул засов. Стражники разомкнули кандалы, и капрал приказал:

– Снимайте ваше тряпье!

Бигго начал было стаскивать с шеи веревку, но де Лонгвиль заорал:

– Свинья, не смей ее трогать! Вы - покойники, и веревки не дадут вам об этом забыть. Снимайте все остальное!

Заключенные разделись, и мальчик-слуга собрал их одежду.

– На вас желают взглянуть важные персоны, - сказал де Лонгвиль, - и я не могу позволить, чтобы вы провоняли им весь дворец. Мне-то наплевать, я низкорожденный, как и вы, свиньи, и не привык нежничать, но другие к этому непривычны.
– Он махнул рукой, и мальчики в ливреях, похватав ведра, без предупреждения окатили горячей мыльной водой Бигго и Билли, а потом побежали к чанам за новой порцией.
– Мойтесь!
– скомандовал де Лонгвиль.
– Я хочу, чтобы вы были чистыми, как младенцы!

После того как заключенные соскребли с себя недельный слой грязи, им смазали волосы мазью от вшей, такой едкой, что Эрику показалось, что он прямо сейчас облысеет. Но этого не случилось, и когда с мытьем было покончено, Эрик почувствовал себя так, словно и вправду заново родился. Таким чистым он не был с того вечера накануне убийства Стефана.

Он взглянул на Ру, и тот в ответ кивнул ему и даже выдавил из себя жалкое подобие своей прежней улыбки. Вода капала с мокрой петли у него на шее, он дрожал и обхватил себя руками, чтобы согреться. На теле у Ру почти не было волос, и Эрик поразился, до чего он похож на ребенка.

Заключенным принесли одежду - простые серые рубашки и такие же штаны, а Эрику, как и остальным, у кого была обувь, ее вернули. Бигго и Билли ходили босыми.

Они построились, и де Лонгвиль придирчиво осмотрел каждого.

– Вам разрешается на некоторое время снять кандалы: у тех, кому вас покажут, тонкая натура, им будет не по себе от звона и вида цепей. Но сначала у меня есть к вам кое-какое дело, - сказал он.

Капрал отвел их в маленький дворик. По верху стены стояли арбалетчики, а между ними, через пять человек, - лучники с большими луками.

– Эти ребята там, наверху, - застрельщики, - сказал де Лонгвиль.
– За сотню ярдов могут попасть в воробья. Они приглядят, чтобы во время предстоящего вам небольшого урока вы вели себя как полагается.
– Он подал знак, и стражник протянул ему меч.
– Ну что, подонки, кто-нибудь из вас знает, как этим пользоваться?

Заключенные молча переглянулись.

– Ну-ка, давай ты!
– рявкнул де Лонгвиль в лицо Луи де Савоне.

– Я умею обращаться с мечом, сержант, - тихо предупредил тот.