Королева сплетен в большом городе

Тем более что я не сертифицирована! Пока.

Я не стала говорить месье и мадам Анри, что дала карточку с их адресом самой знаменитой невесте города. Не хотела вселять в них тщетные надежды. Бизнес шел ни шатко ни валко, и в ателье часто велись разговоры (по-французски, конечно, они думали, я не понимаю, о чем они говорят) о том, что его пора сворачивать, пока Морис не открыл свое ателье на нашей улице и не отбил последних клиентов. Анри собирались уехать в свой домик в Провансе.

Если это произойдет, то их доходы сразу упадут, ведь они перезаложили дом, чтобы оплатить сыновьям учебу в колледже, а дом в Нью-Джерси, где они жили, сильно потерял в цене из-за обвала на рынке недвижимости. Их удерживало лишь одно пустячное обстоятельство – сыновья, Жан-Поль и Жан-Пьер, категорически отказывались не только переезжать во Францию, но и переводиться в менее дорогое учебное заведение, чем Нью-Йоркский университет, в который они ежедневно ездили из НьюДжерси (если не устраивали пьянки в квартире наверху). Но если окончательное решение будет принято, мальчики никуда не денутся, и им придется сделать так, как настаивает мать. В семье Анри не хватало денег, а не дисциплины, насколько я могу судить по тому, что месье Анри свалил на меня всю работу. Несмотря на то что, по словам месье Анри, бизнес его шел под гору, он нагружал меня шитьем по самые уши. Он заставил меня сделать столько кружевных оборок – наподобие тех, которыми я восхищалась в витрине всего месяц тому назад и которые поклялась научиться делать своими руками, что я, могла сшить их даже во сне. Я хорошо наловчилась нашивать бриллиантовые «капли», добиваясь, эффекта сверкающего водопада. Я уж не говорю о рюшах.

Мадам Анри уже шипит на мужа, чтобы он поторапливался – сегодня зажигают елку в Рокфеллеровском центре, и по этому поводу в центре будет такое движение, что им придется выбираться из города чуть ли не час, как вдруг кто-то звонит в дверь. Я смотрю на экран домофона и вижу бледную мордашку в обрамлении светлых волос, с тревогой смотрящую на меня.

– Кто там? – интересуется мадам Анри. – Мы не назначали сегодня примерок.

– О! – Я вскакиваю и бегу к двери. – Это одна моя подруга. – И открываю дверь, чтобы впустить Джилл… …И только теперь замечаю черный лимузин с тонированными стеклами, припаркованный у нашего пожарного-гидранта, а за спиной Джилл – высокого, атлетически сложенного мужчину, в котором я мгновенно узнаю…

– О! – Мадам Анри роняет сумочку и прикладывает ладони к щекам. Она тоже узнала спутника Джилл. Учитывая, с какой частотой это лицо появляется на страницах «Пост», это совсем неудивительно.

– Хм, привет, – говорит Джилл. Ее щеки на морозе ярко покраснели. В руках она держит портплед. – Ты говорила, что я могу зайти? Я не вовремя?

– Очень даже вовремя, – отвечаю я. – Давай заходи.

И они шагают внутрь с чуть запорошённого снегом крыльца. На волосах и плечах капельки воды сверкают так ярко, как ни один из фальшивых бриллиантов, которыми я расшиваю платья. От них пахнет морозом, здоровьем и… чем-то еще.

– Простите, – шмыгает носом Джилл, – я прямо с работы, поэтому у меня не было времени переодеться. Мы старались успеть до пробок.

– Этот ядовитый запах, – поясняет Джон Мак-Дауэлл, – который вы наверняка почувствовали, – тюленьи экскременты. Но не волнуйтесь, вы к нему привыкнете. – -Это мой жених Джои, – представляет его Джилл. – Джон, это Лиззи…

Джон протягивает большую ладонь, и я ее пожимаю.

– Очень приятно, – говорит он вполне искренне. – Когда Джилл мне о вас рассказала, знаете, я сразу поверил, что вы сможете нам помочь. Моя мама… я, конечно, ее люблю…

– Ни слова больше, – перебиваю его я. – Мы в курсе. И поверьте нам на слово, видали кое-что и похуже. Позвольте представить вам моего босса, месье Анри. И его жену, мадам Анри. Месье и мадам, это Джилл Хиггинс и ее жених, Джон Мак-Дауэлл.

Месье Анри смотрит на нашу троицу остановившимся взглядом. Когда я произношу его имя, он делает шаг вперед и протягивает руку.

– Enchante (1), – поет месье Анри. – Я польщен нашим знакомством.

1) Восхищен (фр.).

– Я тоже очень рад, – вежливо отвечает Джон Мак-Дауэлл. Мадам Анри, услышав то же самое в свой адрес, практически стекает на пол. Она не в состоянии издать ни звука с тех пор, как пара переступила порог ателье.

– Можем ли мы посмотреть, что вы принесли? – спрашиваю я, забирая у Джилл портплед.

– Я вас предупреждаю, – говорит Джон. – Оно ужасное.

– Правда ужасное, – поддакивает Джилл.

– Мы привыкли иметь дело с ужасным, – заверяет их месье Анри, – поэтому и получили одобрение Ассоциации брачных услуг.

– Это правда, – подтверждаю я. – Ассоциация брачных услуг дала месье Анри самые лестные рекомендации.

Месье Анри скромно склоняет голову и подходит к Джилл, чтобы помочь ей снять парку.

– Не хотите ли выпить чаю? Или кофе?

– Спасибо, – отвечает Джон, тоже снимая куртку. – Мы собрались поужинать…

И внезапно замолкает. Я открываю сумку, и мы впятером впиваемся взглядами в то, что я достала. Месье Анри чуть не роняет куртки на пол, и только в последнее мгновение мадам Анри подхватывает их.

– Какой ужас, – выдыхает месье Анри, к счастью, по-французски.

– Да, – говорю я, – но его еще можно спасти.

– Нет. – Месье Анри, словно в припадке, трясет головой. – Нельзя.

Я прекрасно понимаю, почему он так думает. Платье безнадежно. Облака старинных, видимо, очень ценных кружев, нашитых на основу из кремового сатина, фасон «принцесса» с огромной широкой юбкой, кажущейся еще больше благодаря жесткому обручу, вшитому в кромку. Вырез в стиле королевы Анны, огромные рукава-фонарики, которые оканчиваются облегающими запястья манжетами из шотландки. Поверх юбки драпировка из той же шотландки на массивных золотых пуговицах.

Другими словами, оно выглядит, как театральный костюм для институтского драматического кружка, в котором ставится пьеса «Бригадун».

– Оно принадлежит нашей семье много поколений, – оправдывается Джон. – Все невесты МакДауэллов должны надевать его на свадьбу – предварительно сделав те или иные изменения. Это моя мама вшила обруч в подол, когда выходила замуж. Она из Джорджии.

– Это многое объясняет, – замечаю я. – Какого оно размера?

– Шестого, – отвечает Джилл. – А я ношу двенадцатый.

Месье Анри верещит по-французски:

– Это невозможно. Оно слишком маленькое. Мы ничего не сможем сделать.

– Давайте не будем торопиться, – говорю я. – Очевидно, корсаж придется надставлять. Но здесь полно ткани…

– Ты собираешься искромсать антикварное платье, принадлежащее самому богатому семейству в городе? – спрашивает меня месье Анри опять-таки по-французски. – Ты лишилась рассудка!

– Он говорит, что предыдущие невесты тоже его под себя, переделывали, – напоминаю я ему. – Ладно вам. Давайте попробуем.

– Нельзя впихнуть женщину двенадцатого размера в платье шестого, – огрызается месье Анри. – Ты сама знаешь, что это невозможно!

– Мы не можем впихнуть ее в это платье в таком виде, как оно есть, – убеждаю его я, – но оно, к нашему счастью, слишком длинное для нее.

Я снимаю платье с вешалки и прикладываю к Джилл. Она стоит, руки по швам, и с тревогой смотрит на меня.

– Видите? Если бы оно было слишком коротким, я бы с вами согласилась. Но если мы надставим корсаж…

– Боже мой! Ты с ума сошла? – впадает в панику месье Анри. – Ты хоть знаешь, что ее свекровь с нами сделает? Она даже может подать на нас в суд…