Королевская семья
Шрифт:
– Простит ли мне её высочество мою дерзость, что я вошёл в недозволенные мне владения?
Принцесса растерялась, пытаясь найти золотую середину между тем, чтобы поругать рыцаря и показать, что она ему всё-таки рада. Первой, как всегда, нашлась Габи. У неё речь появлялась в мгновение ока, даже казалось, что она её готовила заранее.
– Даже если принцесса, известная своим добрым сердцем и милосердием, извинит и как-то оправдает ваш поступок, то его величество, непременно, сурово вас покарает.
– Если принцесса Беллона не будет держать на меня зла, то гнев короля мне не важен.
– Вы зря думаете, что я шучу. Если ваш король никогда не наказывал вас, это не значит, что наш не сумеет поставить вас на место.
Дочь монарха нервно глянула на подругу,
– Мне интересно, что же руководствовало вами, заставляя нарушать правила приличия? Если это весомая причина, то я отпущу вас и ничего не скажу отцу.
– Я всего лишь хотел подольше посмотреть на самое прекрасное творение природы и богов. Я хотел выказать вам своё восхищение и почтение.
– Я польщена, – Беллона решила держаться отрешённо, насколько хватит её сил и вести себя, отталкиваясь от того, что она высокопоставленная персона, которая должна указывать на своё превосходство. Гордо вскинув голову, она продолжила после короткой паузы, – однако вам лучше вернуться к своим друзьям, пока о вашей смелости никто не узнал.
– Могу ли я надеяться, что ваше высочество разрешит мне ещё встретиться с ней и поговорить?
– Вы, должно быть, знаете не хуже меня, что по всем правилам, мы с вами не можем разговаривать без присутствия моих старших родственников.
Беллона чуть не прикусила себе язык, чтобы замолчать и не произносить слов, явно запрещающих отныне приближаться к ней, но всё уже было сказано, и граф поклонился, пятясь, чтобы уйти. Его лицо не было видно, так как он смотрел в пол. «Что он чувствует? Разочарование? Обиду? Безразличие? Для него наверняка нелегко было прийти сюда, но он всё-таки сделал это, а как же отреагировала я? Развернула его в направлении, противоположном мне. Ах, глупее меня на всём белом свете не найти девушки! Срочно нужно исправить положение». Принцесса взглянула на Габриэль, которая всем своим видом подталкивала её к тому, чтобы изменить всё. Она недоумевала, как можно отказываться от идущей в руки счастливой случайности? Будь здесь Мария, она бы сказала, что случайности не бывают счастливыми, но её не было, и Беллона послушала внутренний голос будущей графини Нови.
– Я сама не в восторге от этих правил, но ничего не могу с ними поделать, вы же понимаете…
Дерек внезапно выпрямился и, упав на одно колено перед принцессой, поцеловал ей руку. В его чёрных глазах заиграл азарт. Вдохновлённый поправкой принцессы, он прошептал на одном дыхании:
– Если вам не нравятся эти правила, я сделаю всё, чтобы их нарушить, дабы угодить вам.
– Наглец…- виконтесса вздёрнула свой маленький носик и, несмотря на то, что была ниже принцессы, посмотрела на пару сверху вниз, – мы расстроены вашей откровенностью. И не надо приписывать свои капризы, желаниям её высочества.
По длинному коридору разнеслись звуки шагов, которые не очень скоро, но убедительно, приближались. Из-за большого количества комнат, акустика была запутывающей, и непонятно было, как быстро здесь появится этот кто-то, идущий сюда.
– Уходите! – приказала Беллона, сама удивившись властности своей интонации.
– Ещё немного, не прогоняйте меня. Я просто наслажусь вашими небесными чертами и посмотрю на них ещё раз, чтобы в точности запомнить до нашей следующей встречи, – он любил риск, опасность завораживала его. Улыбка говорила о том, что ему нравится эта игра в недозволенность, хотя Дерек прекрасно знал, что максимум, что его ждёт, это немедленный отъезд на Олтерн. Король Феира не имел права наказывать чужих верноподданных.
– Её может не быть, если вы не уйдёте отсюда сейчас же!
Сэр Аморвил ещё раз поцеловал руку принцессы.
– Да бегите же! – взмолилась Беллона.
Габриэль подтолкнула его к выходу и наспех, со стуком, закрыла за ним дверцу, которой чуть не защемила атласный плащ рыцаря, напоминающий шкуру пантеры, блестящей на солнце, когда она охотится. В тот же миг из-за угла появилась мадам Бланж.
– Что за шум? Ваша светлость, почему вы ходили в южное крыло?
Габи стояла, облокотившись спиной на дверь, и, видимо, по характерному хлопку, наставница
принцессы сделала вывод, что девушка только что вошла через этот вход.– Мадам Гермия, я всего лишь искала будуар, я так долго не была во дворце, что совершенно забыла, что тут где находится.
– Не пытайтесь обмануть меня. Я вас прекрасно знаю. Королева просила меня приглядеть и за вами, а вы, как я вижу, уже собрались хулиганить и безобразничать. Признайтесь, вы заинтересовались гостями короля и решили пошпионить за ними?
– Вы ошиблись. Ничего подобного. Белл, пошли, погуляем?
– Идём, Габи.
– Я буду наблюдать за вами, девушки, – услышали они в затылок.
В этом Беллона и не сомневалась. Куда уж без этой старой зануды?
Робин стоял в кабинете отца. Он видел много кабинетов и приёмных различных монархов, министров, консулов, должностных лиц, но ни один не был таким уютным и тёплым. Яркие лучи пробивались сквозь тюль. Комната полностью освещалась большим окном, спиной к которому восседал Робин Третий. Он удобно и свободно расположился в широком кожаном кресле, положив кисти рук на подлокотники. Откинувшись на спинку, государь думал, размышлял, наблюдал, а может быть и ждал, когда его сын первым что-нибудь промолвит. Дубовый стол, разделявший их друг от друга, выглядел старинным, крепким, своеобразным третьим полноценным участником предстоящего разговора; неприятно было видеть, как он беспардонно завален бумагами, документами, вензелями, письмами, которые не лежали ровными стопками, а беспорядочно валялись на полированной крышке стола. Вдоль стен высились шкафы с книгами, архивами, тетрадями и дневниками. За одним из них, Робин знал это точно, но не знал за каким, располагается тайная дверь, ведущая в узкий коридор, который тянулся внутри стен всего замка. Из него можно было попасть в любую комнату, а так же тоннели, подземные лабиринты. Ими пользовались для секретных свиданий или побегов, в случае крайней необходимости, потому что, по легендам, они выводили в храм ближайшей деревни, а если пойти в другую сторону – то в одно старое полузаброшенное имение, неподалёку от замка. Возможно, были и другие выходы, давно забытые или не столь важные.
Слева от окна была ещё одна дверь. Там обычно сидели секретарь и первый советник короля. «Интересно, они и сейчас всё будут слушать и записывать?» – подумал принц. Он был далёк от истины. Робин Третий не любил, когда в его семейные дела вмешивались, даже его друзья или доверенные лица. Досадно было сознавать, что вообще приходится разговаривать с собственным отпрыском в столь официальном тоне.
За спиной принца висело две картины – его деда и бабушки. Покойному Робину Второму его внук всегда подражал и продолжал это делать. Ведь этот его предок познал любовь многих императриц, принцесс и даже, как говорят, однажды сошёлся с нимфой, или богиней удачи, не суть важно, потому что сам Робин никогда не подтверждал этот факт, но и не старался опровергнуть. Он так же был бессменным кумиром Антонио и Вильгельма, которых наследник хорошо знал и уважал. Бабушку он уважал гораздо меньше. Она была серьёзной, чёрствой женщиной, не позволяющей ни себе, ни другим ничего лишнего, даже лёгкого кокетства или флирта. Вот если бы она была такой, как Стелла…но от неё ей досталось только чувство собственного достоинства, а всем остальным она пошла в мать – Салли Мери Эл Рой.
Всё чаще принц ловил себя на мысли, что во многом согласен с этим странным орденом, который свалился на него, как снег на голову. Робину тоже нравились девушки, с которыми можно было вести себя так, как хотелось сию минуту. Которые сами открыто выражали свои мысли и желания, если они у них были, потому что у большинства современных леди не было ничего собственного – ни мнений, ни слов, ни идей, и самое главное, желаний. Всё было продиктовано их родителями, тётушками, дядюшками, наперсницами или попросту правилами приличия. С такими делать было нечего, только скучать и зря терять время. Да, ему действительно симпатизировало не то, что девушки не являли собой образец порядочности, а то, что в них был характер, уважение к себе, свои убеждения и взгляды.