Королевство пепла

Аэлина была мертва.

Он не хотел жить в этом мире. Не на мгновение дольше.

Аэлина была мертва. И он тоже.

Его плечо сжалось. А потом загорелось.

Как будто кто-то прижал к нему огонь. Раскаленный металл.

Пламя.

Он посмотрел вниз, но не увидел раны.

Лирия продолжала:

— Ты приносишь только страдания тем, кого любишь.

Слова были далеки. Вторичны этой горящей ране.

Это снова опалило его, призрачная рана, воспоминание…

Не память. Не воспоминание, а спасательный круг, брошенный в темноту. В иллюзию.

Якорь.

Как он однажды подал ей якорь, вытащив ее из рук принца Валга.

Aэлина.

Его руки сжались по бокам. Аэлина, которая знала страдания так же, как и он. Которой были показаны иллюзии мирной жизни и она выбрала его, так же, как он, за то, что они оба пережили. Иллюзии — это были иллюзии.

Рован стиснул зубы. Чувствовал, что вещь обернулась вокруг его разума. Держа его в плену.

Он тихо зарычал.

Она сделала это — сделала это раньше. Ворвалась в его голову. Скрутила и забрала у него эту самую жизненную вещь. Aэлина.

Он не позволит ей сделать это снова.

…

Лоркан зарычал на клеймо, пронзившее его чувства, насмешливые слова Элиды, образ Перранта, дома, которого он так сильно хотел и никогда не увидит.

Он взревел, и мир колыхнулся. Стал снегом, тьмой и битвой.

И Маэвой. Ее бледное лицо стояло перед ними.

Ее сила бросилась на него, поразительная тьма…

Элида теперь лежала в огромной роскошной кровати, ее сухая рука потянулась к его. Старая рука, пронизанная морщинами, тонкие голубые вены переплетались, как многочисленные реки вокруг Доранеллы.

И ее лицо… Ее темные глаза были невидящими, лицо в глубоких морщинах. Ее истонченные волосы были белые, как снег.

— Это истина, от которой нельзя убежать, — сказала она хриплым голосом. — Меч над нашими головами.

Ее смертное ложе. Вот что это было. И рука, которой он коснулся ее, оставалась молодой. Он остался молодым.

Желчь подступила к горлу.

— Пожалуйста. — он приложил руку к груди, как будто это остановило бы беспрерывный треск.

Слабая пульсирующая боль ответила ему.

Дыхание Элиды стучало у него в ушах. Он не мог смотреть на это, не мог…

Он прижал руку сильнее к своей груди. Чтобы почувствовать боль.

Жизнь — жизнь была болью. Боль и радость. Радость от боли.

Он видел это в лице Элиды. В каждой морщине и в седых волосах. В каждом белом волоске. Жизнь жила вместе. Боль расставания из-за того, как это было чудесно.

Темнота за пределами истончилась. Лоркан впился рукой в горящую рану на плече.

Элида издала старческий кашель, который разбил его, но все же он принял это в свое сердце. Все, что может предложить будущее.

Это не пугало его.

…

Снова и снова Коннэлл умирал. Вновь и вновь.

Коннэлл лежал на полу веранды, его кровь текла к туманной реке далеко внизу.

Его судьба — это должна была быть его судьба.

Если он пройдет через край веранды, в эту бурную реку, кто-нибудь отметит его отсутствие? Если он прыгнет с братом на руках, станет ли река для него быстрым концом?

Он не заслуживал быстрого конца. Он заслужил медленное, жестокое кровопролитие.

Его наказание, его справедливая награда за то, что он сделал со своим братом. Жизнь, которой он позволил жить в своей тени, всегда знал, что остается в его тени, и даже не пытался делиться светом.

Ожог, сильный и неуклонный, пронзил его. Как будто кто-то сунул его плечо в печь.

Он заслужил. Он приветствовал это в своем сердце.

Он надеялся, что это уничтожит его.

…

Боль. То, что она боялась принести им больше всего, но боролась и боролась, чтобы удержать их в реальности.

Запах их сожженной плоти задевал ее ноздри, и Маэва тихо рассмеялась.

— Это был щит, Аэлина? Или ты пыталась избавить их от страданий?

Когда он встал на колени рядом с ней, рука Рована дернулась от ужаса, который он увидел, прямо к его отброшенному топору.

Глава 114, часть 2

Сосна, снег и медный запах крови смешались, поднимаясь навстречу ей, когда его ладонь рассеклась от силы этого подергивания.

— Мы можем продолжать в том же духе, — продолжила Маэва. — Пока Оринф не ляжет в руинах.

Рован смотрел вперёд, его ладонь лежала на снегу.

Потом его пальцы сжались. Слегка.

Жест манящий, слишком маленький, чтобы Маэва заметила его. Тайное послание, только для неё. Благодаря этому молчаливому языку между ними, каким их тела разговаривали друг с другом с того момента, как они встретились в том пыльном переулке в Варесе.

Небольшой акт неповиновения. Как он однажды бросил вызов Маэве перед ее троном в Доранелле.

Фенрис снова рыдал, и Маэва посмотрела на него.

Аэлина провела рукой по топору Рована, боль прошептала по ее телу в ответ.

Ее мэйт дрожал, борясь с разумом, который вторгся в него еще раз.

— Какая трата, — сказала Маэва, поворачиваясь к ним. — Эти прекрасные мужчины покинули мою службу только чтобы оказаться привязанными к королеве, у которой едва есть капля сил.