Корона за любовь. Константин Павлович

Однако она встретилась с Александром Тучковым ещё раз. На именины жены одного из своих троюродных братьев Михаил Петрович повёз всю свою семью: младшие девочки уже подросли, пора было знакомить их с молодыми людьми, а потом пристраивать. Только и разговоров было в семье что о браках, о замужестве. Нет хуже доли матери и отца, которым надо выдавать замуж многочисленных дочерей: мало того, что приходится выделять богатое приданое, нужно ещё найти человека, в котором не пришлось бы разочароваться, как Маргарите.

За огромным столом, накрытым на полсотни человек, где уместились семьи многих родственников, Маргарита сидела на самом конце. Она не поднимала глаз, не искала взглядов, ей неинтересны были досужие разговоры — она была в преддверии развода, и тайные мысли о своей судьбе не оставляли её даже во время самого праздничного застолья.

И вдруг она почувствовала на себе тяжёлый взгляд. Она подняла глаза, обвела огромный овальный стол и наткнулась на этот взгляд — серьёзный, немного печальный, словно бы отрешённый.

Александр Тучков тоже был родственником хозяйки дома с какой-то дальней стороны. «Словно сама судьба сталкивает нас», — невольно подумала Маргарита.

Она опустила глаза в тарелку и теперь уже мечтала убежать от этого пристального взгляда. Кто она такая, чтобы отвечать таким же взглядом? Она не имеет права отвечать ему, она не может быть с ним наравне...

Маргарита ещё посидела за столом, затем тихонько извинилась перед хозяйкой дома и выскочила на крыльцо. Скоро лошади везли её в отцовский дом.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

аконец-то он примет участие в настоящей войне! Конечно же, здесь, теперь, в Петербурге, Константин с жаром отдавался воинскому делу.

На учениях он принимал строгий, даже свирепый вид. Подскакивал к рекруту, если видел, что тот неумело и не браво переставляет ноги, приказывал выйти из строя, заставлял поворачиваться во все стороны и с высоко поднятой головой. Особенное удовольствие доставляло ему громко и разборчиво выкрикивать слова команд. Если солдат чуть склонял голову, наблюдая команды и стараясь выполнить их чётко, Константин подлетал к нему и резко ударял снизу вверх по подбородку — высоко вскинутая голова должна была свидетельствовать, что рекрут вовсе не думает, а лишь автоматически, машинально выполняет команду.

Придирчиво осматривал он, как затянута амуниция. Не дай бог, чтобы портупея и ремни у ранца ослабевали — Константин сам старательно подтягивал их, не забывая дать солдату по плечу или по роже. А уж если треуголка сидела не лихо и молодецки, сбивал её одним движением кисти и до тех пор измывался над бедным солдатом, пока тот не нахлобучивал её по всем правилам, даже не утирая взмокший лоб и не чувствуя струи пота, лившей за воротник.

«Офицер есть не что иное, как машина, — мыслилось молодому командующему силами Петергофа, куда опрометчиво назначил его отец. — Всё, что командир приказывает своему подчинённому, должно быть исполнено, хотя бы это была жестокость...» И прибавлял на разводах, что «фантазия начальника может сделать подчинённого своим слугою, который и может быть употребляем на всё...»

Главная обязанность Константина в бытность генерал-губернатором Петергофа состояла лишь в том, чтобы находиться при Павле во время вечернего рапорта дежурного караульного офицера, который неукоснительно производился каждый день вечером. Константин только присутствовал при этом, вставляя свои замечания о рапортах. Но однажды он решил, что присутствие его не обязательно — отец простился с ним до рапорта, и обрадованный Константин, вскочив в коляску, посвятил себя и свой невольно выдавшийся свободный вечер прогулке по Петергофу и, конечно же, встрече с интересовавшей его на этот раз красавицей. Последствия этого, казалось бы, малозначащего поступка были крайне тяжёлыми...

Увидев, что Константин не явился на выслушивание рапорта, Павел пришёл в великий гнев. Ему важны были самые ничтожные мелочи в воинской службе, а такой проступок, как отсутствие генерал-губернатора при рапорте, вызвало страшную бурю. Он покраснел, голова его вскинулась вверх, он задыхался, и лишь по жесту руки адъютант Комаровский понял, что надо срочно найти великого князя.

Но найти его не смогли: секретное уютное гнёздышко Константин обставил такой таинственностью, что не только его жена, молоденькая Анна Фёдоровна, но и никто в мире не смог бы разыскать эту чудную квартирку, где он иногда проводил целые ночи.

Явившись во дворец, он узнал о буре, о гневе отца, и так встревожился, что не смог сомкнуть глаз всю оставшуюся ночь. Лихорадочно отыскивал он способы примирения с отцом, но не решился показаться ему на глаза — знал, как страшен отец в гневе, что запальчивость его уже стоила свободы многим офицерам, и дрожал от страха.

Наконец под утро он решился написать отцу письмо, в котором до тонкости объяснял свой проступок. Но письмо было ему возвращено не только без ответа, но даже не распечатанным.

А когда пришёл к нему полковник Обрезков и сообщил, что император приказал ему отдать рапорт вместо Константина, великий князь взвился с кресла, понял, что не только его жизнь, но и честь могут быть в великой опасности, принялся грызть ногти и изобретать способы справиться со страшным ударом, спасти себя от опалы.

Адъютант его, Комаровский, с удивлением и тревогой наблюдал за отчаянием великого князя, когда он передал ему приглашение императора прогуляться в колясочке. Даже в этих словах усмотрел Константин намёк на своё пренебрежительное отношение к службе и с ужасом приготовился к опале. Но, покружив по комнате, меряя её большими шагами и на ходу грызя ногти, он вдруг подошёл к Комаровскому и кинулся ему на шею в восторге от придуманной затеи спасти себя.

— Пойди сейчас к Кутайсову, скажи, в каком я отчаянии! — воскликнул он. — Пусть он попросит государя об одной лишь милости выслушать меня...

Комаровский пожал плечами. Как, родной сын императора должен умолять брадобрея, крещёного турка, о том, чтобы отец выслушал сына...

Но, будучи дисциплинированным и исправным служакой, Комаровский направился к Кутайсову. Турок сразу же выслушал Комаровского, приказал прийти за ответом несколько позже, и Комаровский отправился к принцу, великому князю. И надо же было случиться, что по дороге ему повстречался собственной персоной сам император.

— Куда, зачем, почему, по какой причине, — встретил он Комаровского градом вопросов: император всегда был подозрителен и допытывался до всяких мелочей.

Комаровский объяснил Павлу всё то же, что рассказал Кутайсову. Павел помолчал, осознавая всю отчаянность положения второго своего сына, и негромко промолвил:

— Я рассчитывал на привязанность одного только Константина, но сделанный им вчера поступок заставил меня думать, что и он предался противной партии...

Комаровский покраснел и промолчал, но быстро сообразил, о какой противной партии говорил Павел. Он хорошо знал, что даже Мария Фёдоровна, жена императора, поддерживала Александра, когда Екатерина мыслила обойти Павла и оставить престол Александру, любимому внуку. Не доверял Павел своему сыну, а теперь заподозрил и Константина...