Короткие гудки (сборник)

Однажды вечером мне позвонила актриса, играющая у Иры главную роль, и попросила прийти на съемку.

– Зачем? – не поняла я.

– Я вас просто умоляю… – В голосе актрисы были слезы.

Я любила эту замечательную актрису и не посмела ей отказать.

Я приехала на съемку. Съемка происходила в павильоне «Мосфильма».

Снимали сцену с собакой. Делали шестнадцатый дубль. Собака была замучена и с упреком смотрела на свою хозяйку. Хозяйка грозилась прекратить это издевательство.

Ира не мог сформулировать задачу, стоял, как бесполезный столб. Группа остервенела. Я боялась, что Иру побьют.

Актриса подскочила ко мне и заорала:

– Я не буду у него сниматься. Я откажусь!

– Люда… – взмолилась я. – Милосердие выше справедливости…

– Какое милосердие? Моя честь в его руках. Моя репутация актрисы. Он провалится и меня провалит вместе с собой. Мне это надо? Я уйду с картины.

– Люда! Не надо портить человеку жизнь. Войдите в положение.

– Да с какой стати? Он сам не знает, что хочет. Стоит, как пустой гондон.

Ира оставался с бесстрастным лицом. Он привык получать оскорбления от своих кредиторов. Закалился.

Навис скандал.

На студии посмотрели материал. Я тоже посмотрела. Караул. Я не могла понять, вернее – не могла совместить первый фильм со вторым. Первый – ясно талантливый, второй – явно фуфло. За каждым кадром – пустота. И музыка какая-то лошадиная, галопом. И актеры – картонные, хотя известные. Актер не в состоянии преодолеть режиссерскую несостоятельность.

Что же произошло?

Я вспомнила слова актрисы: пустой гондон. Что такое гондон, я не знаю. Может быть, презерватив. Но это не важно. Важно слово: пустой. Ира был пуст, а из пустоты можно черпать только пустоту.

Знаю по себе: когда я начинаю новую работу, то иду на погружение, как глубоководная рыба. Я вся – в замысле и практически не реагирую на окружающую жизнь. Я – ТАМ.

Бедный Ира не в состоянии сосредоточиться и погрузиться. Его, как рыбу на крючке, постоянно дергают вверх за губу. Он вынужден всплывать и решать совершенно другие задачи. Задачи кредиторов.

В таком состоянии: о каком творчестве речь? Художник должен зависеть только от замысла.

Ира бросил в жертву квартире свой талант. И теперь квартира есть, а таланта нет. Может, талант и остался, но его растратили на другое. А именно: догнать, перезанять, обмануть, наврать, пообещать, выстроить в голове пирамиду. Для этого нужна большая и непрекращающаяся энергия. А энергия – одна на все. Как кошелек с деньгами. Потратил на одно, значит, на другое не хватит.

Встал вопрос о закрытии фильма. Но средства вложены. Обидно. Пригласили другого режиссера – опытного веселого закройщика. Он доснял фильм до конца, ловко смонтировал, профессионально склеил. Если нет большой одаренности, можно выехать на профессии. Профессионал – это немало. Вполне допустимо.

Получилась киношка на крепкое три. Даже на четыре с минусом. Киношка резво прокатилась по стране. Собрала кучу денег.

Ира встряхнулся. Сделал вид, что никакого провала не было. О каком провале речь? Его фамилия в титрах метровыми буквами. Он – режиссер-постановщик, элита интеллигенции, имеющий приз, живущий на улице Горького.

Ира рассчитался с самыми ядовитыми кредиторами. Их было сорок человек. После чего деньги быстро кончились, а кредиторы остались. И немало. Шестьдесят человек.

Ира надеялся, что людям надоест вытаскивать из него деньги. Или просто забудут о долге. Но нет. Продолжали жужжать над ухом, как комар в ночи. И даже присылали людей, которые выколачивали нужную сумму. Иру не били, но пугали. Тоже очень неприятно.

Ира стал искать новый сценарий и обращаться на студии страны. Отправляясь на переговоры, Ира брал с собой кассету первого фильма. Кассета очаровывала. С Ирой готовы были сотрудничать.

Ира добился новой постановки и снова провалился с треском. Провальная репутация за ним закрепилась. Ире перестали давать работу. Он надел маску гения, которого запрещают, и под это дело легко одалживал и переодалживал.

Погоня за деньгами стала фоном, на котором протекала его жизнь. А может, и основным смыслом.

Прошло двадцать лет. Я превратилась в женщину среднего возраста. У меня выросли дети и появились внуки. Мои книги продавались большими тиражами. Моя личная жизнь булькала, как затихающий вулкан. Я надеялась, что вулкан уснет. От его деятельности – сплошные трагедии. Котел моей жизни все кипел и переливался через край.

Ира канул, растворился во времени. Я о нем ничего не слышала.

Раздался звонок. Я сняла трубку и услышала жужжание.

– З-з-з-з-з…

– Здравствуй, – отозвалась я. – Как живешь?

– У м-м-моей дочери рак мозга, – медным голосом произнес Ира.

– О господи… – выдохнула я.

Помолчала и сказала неуверенно:

– По-моему, у тебя нет детей…

Я не слышала, чтобы Ира женился и родил.

– Это дочь моей жены, – отчеканил Ира.

Значит, Ира женился. А почему и нет…

– Это уже легче, – отозвалась я.

Болезнь чужих детей мы переносим легче, чем своих.

– У м-м-меня с женой очень хорошие отношения, – строго заметил Ира.

– Понятно…

Я ждала, – чего он хочет? Наверное, денег. Хотя прошлый долг он мне не вернул. Но прошлое осталось в прошлом.

– Я х-хочу п-продать телевидению свой первый фильм.

– А я при чем? – не поняла я.

– Дай мне телефон директора канала. У тебя есть.

– У меня есть, но директор канала не разрешает давать свой телефон.

– М-м-мне нужны деньги на операцию в Германии. Неужели не понятно?

– Ладно. Записывай…

Я продиктовала секретный мобильный телефон.

Ира записал и тут же набрал директора. Представился. И четко, почти не заикаясь, объявил, что у его дочери рак мозга и в связи с этим он хочет продать свой фильм каналу.

Директор содрогнулся. У него самого были дети, и оказаться в положении Иры – не приведи господь. Директора пронзило сочувствие. Он готов был пойти навстречу несчастному, но существуют формальности.

– Кому принадлежат права на фильм? – спросил директор.