Корпус Вотана (Недомаг-мажор)

— И кто узнает? Все думают, что мы в потайном коридоре сидим.

— Вообще-то, ночь на дворе.

— Может быть, я открою тебе тайну, но существуют круглосуточные банки и магазины.

— Позволь и мне тебя просветить. Также существуют круглосуточные военные патрули. Ночь, ты в трусах и майке.

— Где одежду достать, я знаю, не первый раз.

— А документы? Что ты им предъявишь? Или у тебя на спине татуировка с паспортными данными?

— И что делать? — Растерялся Ярослав.

— Ты же волшебник. Придумай что нибудь.

— Создать деньги? Таких “волшебников” называют “фальшивомонетчики” и заливали в глотки расплавленный свинец.

— Причем тут деньги? Ты можешь, например, превратить что-то плохое в хорошее?

— Это смотря как посмотреть. — Ярослав подумал о кокаине.

— Ладно пошли, ребята, наверное, уже остыли.

— Вали. Не хочу превратиться в остывшего раньше времени.

— И долго ты собираешься прятаться? Завтра сообщат твоему отцу, и все станет намного хуже. Я поручусь за тебя перед ребятами.

— Ты? Поручишься за меня? Архипов — ты неисправимый дурак. Я сам не знаю, получится у меня что-то или нет.

— Но, ведь если не попробуешь, то и не узнаешь?

— А наказание, его ведь не отменят?

— Не отменят. Тут решай сам, но я бы посоветовал разделить его со всеми. Я не понимаю нашего взводного. Раньше он никогда не делал исключений. А тут, словно решил настроить всех против тебя.

— Мне черпать… это?

— Не тебе, а всему взводу. Когда вместе, не так обидно. Ребята оценят. Хотя, можешь не слушать меня, позвони или напиши отцу, пусть заберет тебя из Корпуса. Будешь учиться в мажорской школе и вспоминать Корпус как страшный сон.

— Я подумаю.

— О, хозяин Ярослав такой благородный, такой добрый и великий! — Восторженно заголосил Конфузик.

— Молчи уж, из-за тебя такая ситуация возникла. Будешь жить здесь. Исследуй коридоры, находи полезные мне помещения и докладывай раз в неделю. И обязательно найди выход из замка. И еще принеси со склада несколько комплектов формы и обуви. И каких-нибудь консервов. Сложи все в надежном месте. Задача понятна?

— Да, хозяин Ярослав! Ты такой умный!

Архипов тихо хмыкнул.

— Этот, как его? Конфузик? Может сделать хорошую придворную карьеру. Лизнул до самых гланд. Откуда ты его взял.

— Где взял, больше нет. Это уникальный… продукт моего гения!

Восторгу Конфузика не было предела. Ведь хозяин признал в нем частичку своего гения.

Еще один выход из тоннеля окзался буквально в нескольких метрах от входа в казарму — в стене за живой изгородью.

Возле лестницы дежурил дневальный. Увидев кадет, он обрадовался им, словно родным и, не употребив ни одного бранного слова, проводил в канцелярию. За столом сидел совершенно пьяный дежурный майор. Рядом лежали разобранный пистолет и лист бумаги с расплывшимися то ли от слез, то ли от алкоголя строчками.

При виде Ярослава офицер икнул, подскочил и прижал мальчика к груди:

— Дорогой мой человек! — Майор со счастливой улыбкой на лице медленно осел на пол. На столе стояла опловиненная бутыль семидесятиградусного рома.

В расположении ребят встретили как героев. Еще бы, не каждый день удается пережить такое приключение. С роботами и исчезновением в стене. Рассказ кадет дополнил картину произошедшего.

Увидев, что кадет закрыло плитой, дежурный офицер Ашихмин немедленно связался с Суровым и сообщил о ЧП, на что полковник сказал что-то вроде: “завтра разберемся”. Ашихмин принялся звонить остальному начальству, рассказывая, что два кадета исчезли в стене, в ответ ему пригрозили трибуналом, если продолжит пить на службе.

Ашихмин понял, что трибунала ему не избежать в любом случае. Ведь исчез не абы кто, а сын самого Неомира Вотана, поэтому решил застрелиться в лучших традициях романов, которые обожал читать. Но стреляться на трезвую голову было страшно, поэтому майор порылся в шкафах канцелярии и обнаружил запечатанную сургучом бутылку янтарно-желтого напитка.

Написав прощальную записку, майор налил и опрокинул первый стакан. Ром оказался невероятно приятным, крепость совершенно не ощущалась. Майор почистил и собрал пистолет и осушил еще один стакан. Опьянение не наступало. Ашихмина накрыло после четвертого стакана. Семьдесят градусов — это вам не шутки.

Сначала майор изливал свои обиды дневальным, а потом, когда желающие слушать исчезли, пустоте. Ашихмин пел грустные песни и от них же плакал, окончательно испортив и так не блестящий образец последнего письма. В таком виде его и обнаружили Ярослав и Иван. От избытка чувств и алкоголя, майор лишился чувств.

Глава 23

Странности в поведении полковника Сурового, которые заметили все без исключения, объяснялись вовсе не уходом близких людей. Если, конечно, это слово применимо к тем, кого начиная с 7 лет ты видел в лучшем случае два раза в год, а после 18 — раз в пять лет. Суровый предпочитал называть их “биологические родители”. На скромной церемонии собрались немногочисленные родственники, которые, в силу возраста, вскоре должны были последовать за покойными.

Полковник старательно изображал приличествующую ситуации грусть, глядя, как утопающий в живых цветах картонный гроб опускается на ленту, которая доставит его в крематорий, где через пару минут беполезные останки превратятся в полезное удобрение.

Вечером состоялась традиционная тризна, где Суровый слушал об исключительных достоинствах по-факту незнакомых ему биологических родителях от других незнакомых людей, с которыми его объединяло только наличие некоторого количества похожих участков хромосом.

После тризны огласили официальное завещание, по которому полковнику отходили личные вещи покойных, семейная библиотека, детские фотографии и тому подобная чушь, которую он немедленно распорядился отправить в переработку. Никаких квартир, земельных участков и прочего в завещании быть не могло. Государство обеспечивало своих граждан жильем, а после их смерти возвращало переданное во временное пользование имущество.

Суровый поспешил избавиться от назойливых родственников, сославшись на необходимость побыть наедине, и отправился на берег реки, которую помнил по немногочисленным визитам “домой”.

За прошедшие годы здесь многое изменилось. Берег был выровнян и “одет” в гранит и мрамор. Вместо тенистых ракит, где подростками они целовались с девочками — яркие фонари и скамейки, где по-прежнему обнимаются влюбленные парочки.

— Ну хоть что-то остается неизменным. — Усмехнулся полковник, бросая окурок в воду.

— А между тем, Тимур Максимович, перемены жизненно необходимы. — Раздалось за спиной.

Сделав невероятное усилие над инстинктами, Суровый заставил себя медленно повернуться.