Корреспондент Рива Блюм 2
Шрифт:
– Доброе утро, мой итальянский друг. Сегодня и вы вовремя. Как дела?
– Плохо, - пробурчал Доггерарди.
– Неприятности?
– спросил Хансен, нахмурив брови.
– Да нет, - ответил Доггерарди разочарованно.
– У меня хандра, Людвиг.
– У вас всегда хандра, - язвительно заметил Хансен.
– Я вас другим не видел.
– Вы правы, -признал Доггерарди, - И ей есть откуда взяться. Честное слово, надоело торчать в этом китайском захолустье. Хочу домой.
– Домой? Куда именно? В Неаполь? Или в Одессу?
– Смешно вам, Хансен. А у меня жуткие предчувствия.
– Кончайте вы мне этих штучек,- проворчал совершенно по-одесски Хансен,- Обратитесь к врачу. В наши дни врачи умеют лечить депрессию. В следующий раз, когда поедете в Шанхай, привезите модитен.
– Что это?
– Очень эффективный медикамент, действующий на центры высшей нервной деятельности. В Вэйхайвэе такого нет. И в Пекине тоже нет. Нету его и в Харбине. А в Шанхае есть.
– За подсказку благодарю, - вздохнул Доггерарди недоверчиво.
Вдруг Доггерарди резко спросил:
– Сегодня есть что-нибудь интересное?
– Урожай неплохой. Мне наконец удалось раздобыть копию секретного отчета, относящегося к замене устаревших орудий на береговых батареях Электрического Утеса и Ляотешаня и даже сравнительно точно определить количество модернизированных орудий. Кроме того, я получил цифры, касающиеся их калибра и дальности огня.
– Поздравляю, - с удивлением сказал Доггерарди.
– Я заслужил комплимент, - поддержал Хансен.
– Получение этой информации оказалось трудоемким и опасным.
– Не сомневаюсь.
– Не забудьте предупредить вашего корреспондента, чтобы он был осторожен. Поскольку эти цифры отражают военный потенциал русских, то здесь может быть замешана русская контрразведка. Вы представляете, каким может быть ответный удар, если ваш корреспондент допустит неосторожность при передаче сведений?
– Можете на меня положиться, Хансен, - пообещал 'итальянец', лицо которого приняло почти торжественное выражение.
– Можете передать мне документы совершенно спокойно.
– Надеюсь, вы располагаете средствами?
– вкрадчиво спросил Хансен.
– Естественно.
– Вы не думаете, что справедливость требует выплатить мне небольшую дополнительную премию?
– поинтересовался Хансен.
– В некотором роде за предполагаемый риск.
Доггерарди колебался. Затем сказал с упреком и предостережением:
– Вы неблагоразумны, Хансен. Финансовый вопрос, как мне представлялось, был решен раз и навсегда. Могу ли я допустить, чтобы мы его пересматривали при каждой встрече? Договор есть договор. Тем не менее, за последние три месяца вы уже в третий раз требуете маленькую премию. Однако раньше вы безоговорочно принимали мои условия.
– Я мог бы ограничиться выполнением контракта, - возразил Хансен.
– Что вы хотите этим сказать?
– То, что сказал. Я мог бы передавать вам текущую информацию и сведения, попадающие мне под руку. И более ничего. Вы ни в чем не могли бы меня упрекнуть, и это избавило бы меня от риска, на который я иду.
– Я не спорю, - согласился Доггерарди, - ваши сведения очень ценны. Но вы могли бы, по крайней мере, оставить за мной инициативу в начислении ваших гонораров. Я не против жеста, но я против, чтобы меня на него вынуждали.
И он добавил не без горечи:
–
Я принимал вас за идеалиста, но теперь мне кажется, что вы человек корыстный.Лицо Хансена исказилось.
Вы ошибаетесь, Доггерарди, - сказал он изменившимся голосом.
– Если бы я был корыстен, то давно бы уже занимал другую должность.
– Каждый сам правит своей лодкой.
– Вы оскорбили меня, обвиняя в корысти.
– Поставьте себя на мое место, - ответил Доггерарди.
– Я для себя что ли прошу деньги?
– сказал Хансен.
– Моя агентурная сеть обходится мне теперь гораздо дороже.
– Хорошо, Хансен. Я попрошу своего корреспондента пересмотреть вашу ставку. Через две недели я дам вам ответ. Не обещаю вам ежемесячную добавку, но..., если вы снабдите меня дополнительной информацией, которой мой корреспондент придает большое значение, то может быть и я добавлю от своих щедрот.
– У русских это называется'детишкам на молочишко'.-пробормотал Хансен, выглядевший несколько озадаченным.
– Что? Ах, детишкам... Речь идет о передаче мне подробного отчета перечня о тех работах, что производятся ныне в порт-артурских артиллерийских мастерских.
– На мой взгляд, ваши хлопоты, и хлопоты вашего корреспондента преждевременны. Информация, которую я, вероятно, мог бы вам представить, не будет иметь реальной ценности...там все в стадии согласования и утрясания. Решается вопрос относительно кредитов... Бюрократия русская неискоренима.
– По этой причине мой корреспондент предпочитает именно сейчас иметь конфиденциальную информацию. В любом важном деле иногда достаточно своевременной информации, чтобы придумать более конкурентоспособную комбинацию и раздавить всех других конкурентов.
– Коли вы так настаиваете, я сделаю все, что будет в моих силах, - заверил Хансен.
– Однако пока не делите шкуру неубитого медведя!
Передайте мне, пожалуйста, документы.- сказал Доггерарди.- А вот деньги.
Он вынул из внутреннего кармана своего твидового пальто толстый коричневый конверт и быстро сунул его в руку Хансену. В обмен тот передал ему несколько сложенных вчетверо листков, которые Доггерарди тотчас же сунул во внутренний карман. Затем он засунул руки в левый карман своего твидового пальто - элегантного пальто с росчерком лондонского портного на серо-черной нашивке, вынул из него визитную карточку.
– Вот, держите, - сказал Доггерарди.
– Я отметил здесь пять вопросов, по которым мой корреспондент желает получить уточнения из достоверных источников.
Хансен взял карточку и сунул ее в карман. Доггерарди продолжал:
– Если с вашей стороны не будет возражений, то встретимся через две недели на этом же месте в это же самое время.
16 января 1934 года.
Харбин.
Генерал Чечель 'квартировался' в небольшом уютном двухэтажном домике, возле знаменитого салона художественной фотографии 'Лифшица Я.М.', за громадой магазина 'Кунст и Альберс', на углу Китайской и Биржевой улиц, практически в центре Харбина, в районе Пристань, чуть в стороне от ажурных Московских рядов, украшенных главками и шпилями.