Корреспондент Рива Блюм 2

– Эт-то мне понятно, - сказал задумчиво, с легкой скукой в голосе, Ханин.

– Да? Поделитесь мой друг, своим пониманием, - тотчас вскинулся Чечель.

– Непрямое наблюдение- сие есть общий обзор сведений, при котором не следует достижение специфических целей. Тут можно сказать еще - просматривающий сведения человек зачастую и не предполагает того, что ему может встретиться. Условный обзор предполагает, что изучение производится в заранее определенном направлении, но при этом может предусматривать средства активного сбора сведений, когда более или менее определена область информации...

– Неплохо, продолжайте...

– Изучающий путем условного обзора может быть чувствителен к определенного рода сведениям и может оценивать их значимость. Информационный поиск относительно ограничен, но он также и не структурирован на получение особой информации. Ну и, наконец, формальный поиск характеризуется обдуманными действиями просмотра особой информации.

– Очень хорошо, очень, - одобрительно кивая, сказал Чечель.
– Теперь мы подходим к главному. Подлинная информация для фабриканта или промышленника существует лишь в том случае, ежели предварительно имеется намерение, или замысел, или, если хотите, то назовите это проэктом, целью. Есть намерение - есть предопределение отношения к анализу окружающей действительности. А это в свою очередь, выражается в пробуждении внимания, которое и позволяет выделять нужные сведения из общего фона. Иначе говоря, истинная информация является результатом взаимодействия двух сущностей: намерения и внимания. Только в этом случае становится возможным создание действенной методы для сбора и обработки сведений без ненужных потерь времени, путаницы и риска утонуть в безбрежном море информации.

– И в чем же состоит наша первостепенная задача?
– с ухмылкой спросил Ханин, - В свете описываемого вами?

– В сущем пустяке.
– Чечель закурил 'бриннеровскую сигару',глубоко затянулся и пустил к потолку густой клуб ароматного дыма, - Мы должны создать малопреодолимые, а лучше и вовсе - непреодолимые, условия для неполучения заинтересованным лицом, или заинтересованными лицами, истинных сведений. Надо напустить сигарного тумана, ароматного и приятного на первый взгляд, - Чечель снова затянулся, выдохнул в потолок очередной клубок дыма, неопределенным жестом руки, поднятой кверху как бы предлагая Ханину насладиться ароматом сигары, - но совершенно не отвечающего преследуемым заинтересованными лицами целям и задачам. Известно, что девяносто пять процентов всех сведений составляет несекретная информация. И только пять процентов - секретная. Нам надо напустить такого тумана, чтобы кое-кто кое-где выцеживал крупицы 'нужных сведений' из несекретных и секретных источников, которые на поверку окажутся совершеннейшей 'пустышкой'. Нам надо сделать информационное блюдо столь удобоваримым, чтобы кое-кто и кое-где его с удовольствием слопал. Ну и попутно надо решить еще несколько задач - выявить к чему, или к кому, интерес у 'той стороны', выявить 'интересующихся' разными секретами в нашей 'посудной лавке' и пресечь их деятельность. Можно - громко, можно не очень. Это уж как пойдет.

– А я один из тех, кто примет участие в приготовлении 'блюда'?
– спросил Ханин.

– И в приготовлении, и в его сервировке.
– сказал генерал Чечель.

– Насколько я могу понять, мои недавние поездки в Вэйхайвэй под видом корреспондента Хансена и встречи с сеньором Доггерарди - уже и есть начало приготовления удобоваримого кушанья?

– Скажем так - заготовка ингредиентов к приготовляемому блюду. Ханин! Условия предлагаю просто-таки шикарные. Как говаривали у нас в Корпусе - 'паек, слюной не сожрать'. Гонорар- выше обычного, причем значительно выше.

– Выше? Запредельно выше?

– Ну так и дело не копеечное, Ханин.

– Я в деле, ваше превосходительство,- серьезным тоном сказал Ханин и потянулся к сигарнице на столе Чечеля.

– Я в этом не сомневался, - просто сказал генерал.

17 января 1934 года.

Харбин.

Контрразведка Заамурского военного округа помещалась на Соборной площади в сером двухэтажном малоприметном доме с бесцветной вывеской 'Информационно-статистическое бюро Переселенческого управления'.

До недавнего времени Заамурский военный округ, вновь созданный в апреле 1916 года, был самый малочисленный из всех военных округов Российской империи.

Хоть территория его была велика и охватывала всю 'Желтороссию'-Северную и Южную Манджурию, Квантунский полуостров, линию КВЖД, войск было мало, и почти все они были размещены крайне компактно - несколькими гарнизонами в полосе отчуждения Китайско-Восточной Железной Дороги, в пределах которой действовала власть Российской Империи, и на Квантунском полуострове, находившемся в долгосрочной аренде по условиям Московского договора 1898 года ( продленного в феврале 1923 года ). Воинские силы располагались в Харбине, Ляояне, Хайчэне, Инкоу, Гирине, на станции Маньчжурия и в Барге, чей автономный от остальной части Манджурии статус был установлен Кяхтинским договором 1915 года* и закреплен Чжалайнорским протоколом в 1916 году*, не без помощи русского правительства и русских штыков.

Помимо войск Заамурского военного округа, едва составившими бы три пехотные дивизии и до бригады кавалерии, в 'Желтороссии' дислоцировались части Заамурского Округа Отдельного Корпуса Пограничной Стражи Министерства финансов, и Корпуса Охранной Стражи КВЖД, осуществлявшие охрану на всем протяжении лини Китайско-Восточной Железной Дороги (за исключением участка, расположенного на Квантунском полуострове, от станции Бицзыво до Порт-Артура) и подчинявшиеся Правлению Общества КВЖД, то есть фактически являвшиеся полуофициальной военной организацией, не подведомственной Военному Министру и правительству России.

Численность заамурской погранстражи и Корпуса Охранной Стражи КВЖД была определена Мукденским соглашением 1924 года и строжайше, неукоснительно соблюдалась: должно было быть восемнадцать тысяч пятьсот человек, и они были, ни на одного человека не превышая установленный предел. За соблюдением соглашения весьма дотошно следили щепетильные китайцы из Трехсторонней Наблюдательной Комиссии*, организованной по условиям Мукденского соглашения* из числа представителей России, Манджоу-Го* ( 'полумарионеточного режима' трех манджурских провинций Хэйлунцзяна, с 'императорской столицей' в Мукдене, фактически представлявшего 'интересы' существующих лишь на бумаге, не признаваемых мировыми державами правительств Мэнцзяна*, контролировавшего провинции Чахар, Жэхэ и Суйюань), и Северного Китая, сохранившего номинальную власть императорского пекинского двора в провинциях Хэбэй, Шаньси и в столичной провинции Чжили), и Нанкинского правительства Центрального и Южного Китая.

Генерал Чечель прибыл на службу довольно рано - около семи часов утра, намереваясь 'погонять' по городу 'наружку'. Он оставил машину на Вокзальном проспекте, немного не доехав до Соборной площади; до штаб-квартиры русской военной контрразведки в Заамурском крае было недалеко и Чечель обыкновенно предпочитал слегка размяться короткой пешей прогулкой, прежде чем окунаться в водоворот служебных дел. Погода была ясная, Чечель видел, как солнце только-только начало высовываться из-за горизонта, и тихий утренний ветер пугал поднимавшиеся из труб печные дымы. Белёсая дымка ложилась на располагавшуюся ниже Нового города Пристань. Эту январскую харбинскую погоду, когда утром почти не было ветра и стоял крепкий мороз, Чечель называл 'стеклянным холодом' и все никак не мог к ней привыкнуть, хотя казалось, уже давно должен приноровиться. Как - никак, а служебную лямку на Крайнем Востоке он тянул уже добрый десяток лет, с начала двадцатых, когда молодым форсистым подполковником прибыл в Харбин прямиком с русско-польской границы.

Дежурный офицер встретил генерала в небольшом холле, коротко доложился и подал сводную суточную сводку. При этом дежурный имел какой-то загадочный вид. Генерал бегло просмотрел несколько скрепленных листков с машинописным текстом. Заинтересовало его сообщение о прибытии в Харбин, за один только вчерашний день сразу нескольких иностранных подданных. Прежде всего - сотрудники шведско-американской картографической экспедиции, числом трое (двое американцев и номинальный швед ), намеревающиеся отправиться в Жэхэ ( немного странно, почему надо было добираться туда через Харбин), французский католический миссионер, следующий транзитом в Вэйхайвэй и далее в Шанхай, британский вице-консул из Владивостокской дипломатической миссии( ехал через Харбин, в Пекин по частным делам, остановился в харбинском английском консульстве), инженер-голландец из англо-голландской нефтяной компании, и еще один американец, репортер шанхайской муниципальной газеты, выходившей в англо-американском международном сеттльменте. В отношении голландца имелась приписка от заведующего наружным наблюдением об отмеченном (с удивлением) 'негласном интересе' со стороны филеров Харбинского охранного отделения Департамента полиции и 'чинов сыскной службы Корпуса Охранной Стражи КВЖД'. Это обстоятельство, когда за одним и тем же человеком, с явным проявлением интереса 'топают' филеры сразу двух конкурирующих ведомств ( а ежели учитывать 'наружку' контрразведочного отделения Приамурского военного округа, то трех ) и при этом никак не согласовывают друг с другом своих действий, что изрядно могло навредить 'делу', удивило и Чечеля. Он приказал к девяти утра вызвать к себе заведующего наружным наблюдением и старшего группы филеров, намереваясь лично выслушать их по поводу 'всей этой чешежопицы'.

– Что-нибудь еще, поручик?
– поинтересовался Чечель у дежурного офицера.

– Дважды телефонировали от господина Покотилова, справлялись о вас, ваше превосходительство...

– В такую-то рань?
– хмыкнул генерал, - Только справлялись или что-то еще? Что-то просили передать для меня?

– Только справлялись, ваше превосходительство.

– Хорошо. Телефонируют в третий раз, не сочтите за труд поручик, соедините с мной.

– Слушаюсь, ваше превосходительство.

– Так. Вот что еще: сообщите об отмене сегодняшних занятий с филерами наружного наблюдения. К восьми тридцати соберите дежурную смену для инструктажа в кабинете заведующего наружным наблюдением ротмистра Бегунова. Я буду присутствовать на инструктаже лично.