Коррумпированный город

– Извините. Естественно, что меня интересует последняя жена моего отца.

– Звучит не слишком галантно.

– Галантность - мое слабое место.

– Это относится ко всему вашему поколению, не правда ли? Может быть, вы начитались Хемингуэя и подобной литературы?

– Не стоит входить в роль мачехи. У вас нет передо мной ни малейшего преимущества с точки зрения возраста.

Смех странно контрастировал с ее застывшим лицом.

– Может быть, я ошиблась относительно вашей галантности. Я тоже отношусь к потерянному поколению. Кстати, я обещала предложить вам выпивку.

– Кто теперь читает Хемингуэя?

– заметил я в ответ и оглядел комнату, пока она шла к бару в углу. Бар задумал Дж. Д., но все остальное в комнате было переделано. На окнах - толстые, яркие шторы, замысловато расставленная современная мебель. Строгие стены и мягкое боковое освещение создавали впечатление высоты и простора. Единственное, что сохранилось от старых времен, - это пара раздвижных дверей. Комната была великолепной, но ей не хватало жизни. Бесшумно прошли здесь время и перемены, оставив ее в тишине и неподвижности. Меня интересовало, проводит ли свои ночи в одиночестве богатая вдовушка - женщина, которая придумала такую комнату.

Она дала мне американское виски, добавив туда немного содовой воды и много льда. Затем подняла свой бокал и сказала:

– Выпьем за галантность.

У нее были белые, хорошо ухоженные руки, но на запястье виднелись небольшие складки и морщинки. Может быть, я ошибался относительно ее возраста, но ей не могло быть больше тридцати пяти лет.

– А я пью за женщин, которые не зависят от галантности.

Какое-то мгновение она смотрела на меня, а потом медленно произнесла:

– Вы таки славный мальчик.

– Вы не очень типичная мачеха. А может, я начитался не тех книг в юные годы?

– Сомневаюсь. Каковы ваши планы, Джон?

– Получается забавная вещь. Я приехал сюда с намерением попросить у Дж. Д. работы. Болтаюсь с тех пор, как демобилизовался из армии.

– Разве вы не знали, что он умер?

– До сегодняшнего дня не знал. Видите ли, после того как моя мать оставила его, у нас не было о нем никаких сведений. Я почти забыл, что у меня есть отец. Но последние два года, когда был в армии, думал о нем. Не пытался связаться, просто думал... Поэтому в конце концов решил поехать и повидаться с ним. Но несколько опоздал.

– Вам надо было приехать раньше.
– Она наклонилась вперед, чтобы дотронуться до моего колена, и я увидел линию, разделявшую ее груди, в глубоком вырезе.
– Он часто говорил о вас. В любом случае стоило ему написать.

– Что он обо мне говорил?

Она так же демонстративно отстранилась от моего колена, как и коснулась его.

– Он вас любил, гадал, что же с вами случилось. Боялся, что ваша мать настроит вас против него.

– Она старалась, но в конечном счете ничего не вышло. Не могу сказать, что ставлю ей это в вину.

– Вы действительно не вините ее?

– Почему я должен ее винить? Он возненавидел ее за те, что она его бросила. Он никогда не пытался связаться с нами.

– Почему она ушла от него, Джонни?
– Ее манеры постепенно приобретали все большую интимность, и мне становилось не по себе.
– Он не сказал мне об этом, - добавила она.

Пока разговор целиком развивался согласно ее пожеланиям, и она предпочла сентиментальную тональность воспоминаний.

Я выбрал другую:

– Потому что он был бабник.

Казалось, это ее не шокировало и не расстроило. Она откинулась назад на своем низком кресле и вытянула руки над головой. Ее наполненное жизнью, волнующее тело напоминало в этой застывшей комнате змею, которая в наглухо закрытой могиле питается мертвечиной. Она сказала мягким вопрошающи голосом:

– Вы, видно, знали, как вести себя, когда вам было двенадцать лет.

Она опустила голову на спинку кресла и посмотрела на потолок, казалось погрузившись в мечты о своей власти и прелести. Можно дотянуться до ее тела и попользоваться им, как созревшим плодом, свисающим с дерева, подумал я. Но ведь она была моей мачехой, и это значило бы пойти на кровосмешение. К тому же я ненавидел ее.

Самым непринужденным голосом я спросил:

– Что же случилось с Дж. Д.?

Она подняла голову, ее темные, волнующие глаза посмотрели на меня.

– Его застрелили на улице. Неизвестно, кто это сделал. Это было ужасно. Не уверена, что смогу говорить об этом. Даже теперь.
– Ее голос смолк.

– Вы, должно быть, очень его любили.

– Я по нему сходила с ума, - сказала она глухо.
– Он был единственным настоящим мужчиной в моей жизни.
– Теперь она сидела прямо. Белые руки на подлокотниках кресла и венец волос придавали ей вид трагической королевы.

– Не был ли он староват для вас?

Она изучала меня какое-то время и решила, что я ни на что не намекаю.

– Некоторые так думали, - ответила она с вызовом, - но я так не считала. У Джерри был секрет вечной молодости.

– Но не вечной жизни. Впрочем, собственность продолжает существовать. У него осталось много имущества, не так ли?

Я ей подбрасывал не те вопросы, и она пришла в некоторое замешательство.

– Что вы имеете в виду? Конечно, он хорошо меня обеспечил.

– Это прекрасно. Должно быть, это так же хорошо, как если бы он продолжал жить.

Она собралась с новыми силами и отошла на прежнюю линию обороны.

– Джонни, неужели вы меня ненавидите? У меня не было ни малейшего представления о том, что содержится в его завещании, до его смерти. Я знаю, что вам выпала незаслуженно горькая доля.

– Он не умер. Его застрелили. Это ему выпала горькая доля. Есть ли у вас представление о том, кто его застрелил?

– Откуда?!
– Она скорчила рожицу, как маленькая девочка, поджав губки бутончиком.
– У него, должно быть, были враги, Джонни. У него было столько разных деловых предприятий...

– Значит, вы думаете, что это было убийство, связанное с бизнесом? Кого вы имеете в виду?

Вопрос ее испугал. Ее белое лицо осталось неподвижным, но все тело напряглось.

– Никого. Я мало знаю о его делах.

– Давали ли вы объявление о награде за поимку убийцы?

– Нет, не давала. Мне посоветовали не делать этого.

– Кто посоветовал?

– Не помню. Один из его друзей, по-видимому. Говорили, что полиция хотела бы получить возможность спокойно провести работу по этому делу.