Коррупция в Политбюро: Дело «красного узбека»

Во второй половине 60-х у корейцев, проживавших в Узбекистане (а их с конца 30-х там обитало 50 % из числа всех корейцев СССР), возникла идея выпускать свою собственную газету. Инициатором этого выступил журналист Ки Сек Пок, который в 30-е годы вместе с Рашидовым учился в одном вузе – Самаркандском университете. Естественно, что именно к нему он и обратился с этой просьбой. Рашидов идею одобрил, заявив, что корейцы Узбекистана заслужили право иметь свою прессу. Газету решили назвать «Ленин кичи» («Ленинское знамя»).

Как и положено, об этой инициативе Рашидов доложил в Москву. Там эту идею встретили с пониманием и пообещали ее инициаторам содействие. После этого в Ташкенте были уверены, что все разрешится самым лучшим для них образом. В издательство ЦК КП Узбекистана даже завезли корейские шрифты, чтобы в скором времени начать выпуск первого номера новой газеты. Как вдруг случилось неожиданное. Москва объявила, что редакция газеты будет базироваться в столице Казахстана городе Алма-Ате, а в Ташкенте разместиться всего лишь ее корреспондентский пункт из пяти человек.

Конечно, Брежнева нельзя было назвать недоброжелателем Рашидова (каким был, к примеру, Хрущев в последние полтора года его правления), однако у узбекского лидера во второй половине 60-х не было полной гарантии, что новый генсек, по подсказке кого-то из своих приближенных, не захочет вдруг сменить его на посту хозяина республики. Взять те же показатели по сдаче хлопка государству.

С тех пор как Брежнев пришел к власти, они в Узбекистане росли достаточно медленно и понемногу, в основном из-за тяжелых погодных условий. Так, в 1965 году было сдано 3 миллиона 903 тысячи тонн «белого золота», в следующем году – на 180 тысяч тонн больше, в 67-м роста вообще почти не было, в 68-м производство составило еще меньше – 4 миллиона 10 тысяч тонн. Естественно, Москва была недовольна этими показателями, требуя от узбекского руководства кардинальных изменений с целью выправления ситуации. В итоге Рашидову пришлось обращаться за советом к ученым-агрономам. Те предложили наиболее быстрый путь – химизация. А в качестве панацеи был предложен химикат бутифос – препарат из разряда дефолиантов, который вызывал искусственное старение листьев и ускорял созревание хлопчатника и облегчал его уборку. Это гарантировало рост хлопка и, значит – экономию в миллионы рублей.

Позднее критики Рашидова будут ставить ему в упрек эту инициативу, обвиняя в истощении земли и засорении почвы. Упреки в чем-то справедливые, но явно не учитывающие реалии тех времен. Например, критики настаивают на том, что ставка на бутифос отбросила назад науку, которая могла бы разработать новые виды минеральных экологически чистых удобрений, более полезных чем бутифос. Однако кто бы предоставил Рашидову эту роскошь – возможность в течение нескольких лет искать другие средства для роста урожаев хлопка. Центр наоборот торопил его, а также другие хлопкосеющие республики, увеличивать урожай в кратчайшие сроки. Пришедшей к власти в Москве брежневской команде нужны были быстрые результаты, которые укрепили бы ее политические позиции. И если бы Рашидов не согласился дать этот быстрый результат, его бы тут же отправили в отставку, а на его место посадили бы более покладистого человека. Вот почему, когда Рашидов заикнулся о бутифосе, Брежнев тут же подхватил эту идею и распорядился начать строить в Волгограде завод по его производству. Оборудование для него закупали в Швеции и ФРГ, а технология была американская.

Поскольку рост урожаев хлопка требовал расширения площадей посевных земель и, значит, дополнительных водных ресурсов для их орошения, перед Москвой встала проблема – где эту воду взять. Ведь, например, тот же Узбекистан больше чем соседние республики Средней Азии страдал от нехватки воды, поскольку все основные реки, текущие на его территории, начинаются в Киргизии или Таджикистане. Вот тогда и была реанимирована идея столетней давности (ее разработал в 1862 году выпускник Киевского университета Я. Демченко) о перебросе части стока северных рек. Согласно этой идее, можно было значительно увеличить площадь орошаемых земель в республиках Средней Азии и Казахстане (до 18 миллионов гектаров, что было больше существующего в два раза), направив туда части стока сибирских рек Иртыш, Обь и ряда других.

Отметим, что реанимация этой идеи произошла еще при Хрущеве – на ХХII съезде КПСС в октябре 1961 года. В Программе КПСС, принятой на этом форуме, отмечалось, что «советский человек сможет осуществить дерзновенные планы изменения течения некоторых северных рек и регулирования их вод с целью использования мощных гидроресурсов для орошения обводнением засушливых районов». Однако смещение Хрущева на время отодвинуло осуществление этого проекта и только в 1968 году к нему вернулись вновь – Пленум ЦК КПСС дал поручение Госплану, Академии наук СССР и другим организациям начать разрабатывать план перераспределения стока рек.

Узбекистан от этого плана выиграл бы больше всего, однако у проекта имелась и масса противников, засевших в различных союзных министерствах и аппарате правительства СССР. Первая очередь проекта была невыгодна и Казахстану, поскольку воду по нему для Узбекистана и Туркмении собирались брать из Иртыша – самой большой реки Казахстана. Короче, на бумаге все получалось гладко, а на деле – сплошные овраги.

Между тем, требуя от хлопкосеющих республик увеличить урожаи «белого золота», Центр покупал его по заниженным ценам. По словам С. Ризаева, в Узбекистане это выглядело следующим образом:

«Закупочные цены на хлопок-сырец, несмотря на неоднократные предложения республики пересмотреть их, привести в соответствие с трудоемкостью культуры, оставались крайне низкими. Скажем только, что на производство одной тонны хлопка-сырца затрачивалось 340 человеко-часов, в то время как по зерну этот показатель равнялся всего 12 человеко-часов. Однако реализационные цены различались лишь в пять раз. К тому же, при таком соотношении трудоемкости и цен создавалось впечатление о низкой производительности труда в хлопкосеющих республиках. А ведь зерно можно сеять весной и осенью, полностью убирать комбайнами. Над каждым же кустом хлопчатника надо работать круглосуточно, почти полгода. Надо хлопчатник полить 6–8 раз, разрыхлять почву после каждого полива, осенью и зимой промывать почву, применяя при этом массу ручного труда.

Закупочная цена на узбекский хлопок в последние годы в среднем в пять раз (в зависимости от сорта) была ниже мировых цен, если считать по официально опубликованному коммерческому курсу валют: разница так велика, словно речь идет не о соседних странах, а о разных исторических эпохах, о другой цивилизации. Правда, 1,5–2 миллиарда рублей ежегодно возвращалось в Узбекистан из союзного бюджета, но в виде дотаций, оскорбительных для народа. Цена хлопка занижалась сознательно, в самой структуре цены на хлопок (как и на другие сельхозпродукты) не было ни полной стоимости рабочей силы, ни полной стоимости потребленных природных ресурсов. То есть, изначально закладывались и бедность дехканина, и экологические беды.

Особенно сильно проявились недостатки союзной политики в социальной сфере. Отклонения и просчеты в инвестиционной политике приводили к тому, что капитальные средства выделялись в основном на производственные цели, а на социальные в последнюю очередь (это потом назовут «остаточным принципом»). Недоучитывались региональные особенности. Это и высокие темпы прироста населения (втрое выше союзного уровня), и жаркий климат, и многое другое. Реальное положение среднеазиатских республик, их демографические особенности Центром недоучитывались, что приводило к уравниловке. При выделении капитальных вложений уравнивалось положение республики и не учитывалось, какое будет население через три года, через пять лет. В результате в Узбекистане социальная инфраструктура села резко отставала от города.

К примеру, за 1960–1970 годы в целом по СССР количество детей в возрасте от 1 до 7 лет уменьшилось на 7,4 %, а в Узбекистане возросло в 1,5 раза. Однако темпы строительства детских дошкольных учреждений как по Узбекистану, так и по СССР были одинаковыми. В результате потребность в детских учреждениях в Узбекистане была удовлетворена в 1970 году лишь на 14 процентов. Характерным было значительное отставание жилищного строительства при сооружении новых объектов народного хозяйства…».

Можно предположить, что низкие закупочные цены на хлопок сохранялись Центром не случайно. Это могло быть вызвано тем, что Центр таким образом заставлял руководство хлопкосеющих республик, озабоченных погоней за необходимыми им денежными поступлениями, не сбавлять темпы урожайности хлопка.