Кошка Белого Графа
Шрифт:
Однако мучил вопрос: зачем? Разве эта моя новая жизнь – всерьез?
У меня нет подстроенного родства со знатной семьей, и нет герцога, которому вздумалось бы меня удочерить. Брак, заключенный по воле богов, по их же воле может быть и расторгнут – ровно через год в Храме Всех Богов. Мне отдали комнаты хозяйки замка. Но мать Рауда вернется вместе с его братом и что тогда?
Пусть он скажет наконец, кто я – жена или… просто кошка, которую пустили в дом переждать ненастье?
Я думала об этом, стоя на длинном балконе и любуясь ступенчатыми башнями западного крыла,
Рауда я сегодня не ждала и, услышав, как за спиной отворяется дверь, решила, что это Вилька. Набегалась во дворе и пришла рассказать, что да как.
Но это был он – Белый Граф. Глаза – сапфиры, волосы – снежный вихрь, доха из полярного волка – чистое серебро. Теперь-то я видела, каково истинное великолепие этого меха!
– Замерзнешь, Кошка, – Рауд скинул доху и набросил на меня.
В одной кашемировой шали и правда было холодновато.
– Почему ты зовешь меня Кошкой?
– Тебе не нравится?
Он подошел и встал рядом, с удовольствием жмурясь на закат.
– Сегодня Альгредо прислал два письма. Одно Альрику, в котором говорит, что будет рад видеть его зятем, а другое Эмелоне, и оно начинается словами: «Наша дорогая, счастливо обретенная дочь». Все, дело сделано! Теперь можно отдохнуть.
Рауд обеими руками оперся на белые перила и некоторое время молча глядел вдаль. Потом повернулся ко мне:
– Прости, что бросил тебя одну.
В закатном свете его кожа приобрела теплый оттенок, почти прежний, синие глаза сверкали неестественно ярко.
– Белый замок красивое место, Кошка. Но как ты смотришь на то, чтобы поехать в Даниш-хуз? Там гораздо уютнее. Мама с Карстеном тоже вернутся туда.
Что тут скажешь? Знакомство с графиней Далией Даниш будет пострашнее, чем встреча с королевой-бабушкой и даже с самим королем!
– Не бойся, ты ей понравишься. Мама давно хотела, чтобы я женился.
– Рауд, подожди. – Я столько дней готовилась к серьезному разговору, а теперь поняла, что не готова. – Ты спас меня, и я благодарна тебе за это. Но что дальше? Мы оба знаем, что твои родители не одобрят и не примут меня. Я не гожусь тебе в жены на самом деле!
– Почему? – спросил он на удивление спокойно. – Есть какая-то причина?
– Какая тут причина! Ты граф, я портниха. Манерам меня учили в гимназии Свеянска. Даже представить боюсь, какого мнения обо мне королева Бригита.
– «Славная девушка, не ломака» – так она сказала.
Он хотел улыбнуться, но посмотрел на меня внимательно и передумал.
– Пойдем-ка в дом.
В гостиной Рауд снял с меня доху, и мы сели на диван.
– Вижу, что надо было поговорить об этом раньше, – он вздохнул. – Послушай, Карин. Никто не родится со сводом правил в голове. Канцлер Варди Соллен до восемнадцати лет жил в нищете среди батраков и считал себя бастардом. Так захотел его отчим. Когда отчим умер, Варди сморкался в кулак и читал по слогам. А через год ко двору был представлен блестящий юноша, восхитивший всех манерами и учтивой речью.
Рауд взял меня за руки.
– Кому и как кланяться, какой вилкой есть фрикасе, а какой лангет – всему этому можно научиться. Но нельзя научиться благородству
души. Карин, мы недолго знакомы, и я не буду говорить, что влюблен без памяти. Но ты мне нравишься, очень нравишься… И я знаю, что ты за человек.– Я кошка, – сорвалось с губ.
Я не собиралась раскисать. Я хотела быть сильной, здравомыслящей, готовой принять любое решение Рауда как должное и строить свою жизнь дальше – с ним или без него. Вот только…
Он, может, и не влюблен, но я-то, я… когда успела?
В груди было тесно и горячо, глаза предательски щипало. Душа впитывала каждое его слово, как сухая земля дождь, и каждому верила, но в то же время боялась верить. Это слишком хорошо, так не бывает!
– И что за кошка! – подтвердил Рауд серьезно. – У тебя есть сердце, и совесть, и отвага. Ты умеешь понимать и верить. И делать то, что считаешь правильным, несмотря ни на что. Все прочее можно наверстать. У тебя… у нас для этого целая жизнь.
– Я кошка, оборотень, – повторила я. Надо было сказать об этом, как есть. – Ты сам знаешь, что нас не любят. И я простолюдинка. Тебя всегда будут попрекать мной.
– Пускай! – рассердился он, крепче сжав мои ладони. – Если я чему-то научился за эти полгода, так это тому, что не стоит оглядываться на мнение никчемных людей. Главное, быть в мире с собой и не предавать тех, кто для тебя важен. Кошка, у тебя есть друзья при дворе, тебе обязаны принц и принцесса соседних держав. И наши король с его будущей королевой тоже. Уж я позабочусь, чтобы они об этом не забыли! Пусть половина придворных шипит у тебя за спиной, вторая половина будет искать твоей благосклонности. А я всегда буду гордиться тобой.
Рауд перевел дух.
– Карин, все это неважно. Если я тебе не по сердцу, если ты хочешь для себя другой жизни, не бойся, я тебя отпущу. Но если ты хоть что-то ко мне чувствуешь, позволь доказать, что наш брак не ошибка…
Он говорил и медленно наклонялся ко мне. А я смотрела на его белую голову, на глаза-сапфиры, на заалевшее от волнения лицо.
– Рауд, ты теперь всегда будешь такими… снежным?
Он остановился и растерянно моргнул.
– Только зимой. А какой я летом, ты видела.
Ледяная синева растаяла, и на меня снова взглянул тот Рауд, что когда-то пригрел у сердца бесприютную кошку.
– Твои глаза… летние… они как у кота.
Последние слова я произнесла шепотом, а потом его губы коснулись моих. Теплые, мягкие, осторожные. Он отстранился, дотронулся пальцами до моей щеки и снова поцеловал – нежно и волнующе. Я зажмурилась, чувствуя себя котенком в ласковых руках, и душа отозвалась звонким: мр-р-р, мр-р-р. По жилам бежало лето, горячее и сладкое, как чай с именинным тортом, как фейерверк, как сбывшийся сон.
Мы остановились одновременно и замерли, глядя друг на друга. Казалось, в целом мире не было больше ничего, на что хотелось бы смотреть.
– Я сказал неправду, Карин, – прошептал он. – Я люблю тебя.
Наверное, таким бывает солнечный удар.
Мне стало головокружительно жарко, и я сама потянулась к Рауду…
В этот момент от входа в гостиную раздался стук.
Дверь была открыта – стучали в притолоку. На пороге стоял господин Слефсон: сюртук под горло, пепельные волосы, лицо снежной статуи.