Кошмар на улице Зелёных драконов

Они, что ли, считают меня старше по статусу?

На одежды шелковые свои покосился. На грубые их, не понятно из чего. На Небе у всех, даже у рабов, были шелковые. Да, не важно! И прочь пошел.

На дом торговца с третьей попытки набрел. В двух, меня увидев, стражники тотчас же двери захлопывали. На третьей кто—то выглянул смущенно, меня оглядел с ног до головы. И двери немного приоткрылись, а слуга или раб заскользнул внутрь. И я вошел. Единственное ж место, куда пустили.

— Много… грузу у вас? — робко осведомился слуга.

Нет, одетый в шелк. Может даже местного разбойника помощник.

Я подергал ткань верхнего одеяния. Камни об слиток забренчали внутри.

Слуга в улыбке расплылся.

— Хозяина счас позову! — и убег.

Я стоял посреди большого двора и чувствовал себя скверно. Вором себя чувствовал в гостях у вора. А вот нечего им было из храма нашего устраивать бордель!

Служанки ко мне подплыли, прилично одетые.

— Желаете чаю, господин? Али покушать?

— Нет, потом! — отмахнулся.

И они услужливо уплыли. В постройки ближайшие, поменьше. Откуда не пахло благовониями.

Скоро и хозяин выбежал, заспанный, но уже совсем одетый, лицо водою прохладною умытое.

— Серебром или золотом? — осведомился он, приглашая меня внутрь здания подлинней.

— И вы даже не спросите, где я их взял? — я не утерпел.

— А! — он отмахнулся. — Все воруют!

И я почувствовал себя как эти мерзкие человечишки. Все! И даже великий сын из дома Зеленых глициний… эх!

— Может, велеть погреть ужин? — осведомился он меж тем

— Нет! — отрезал я.

И он смутился от моего тона.

— У меня… — вздохнул: врать тоже было не хорошо. — У меня голодный кое—кто ждет.

— Хорошо, господин. Я велю вам с собой завернуть. Эй, служанка!

— Нет, потом, — остановил я его. — Веди в свой склад, король воров.

Улыбка у торговца стала натянутой. Потом он нервно рассмеялся.

— Да—да, мой господин. Да.

Мы если за стол в какой—то кладовке. Я пояс скинул, богатство мое награбленное вытряхнул к моим ногам. Желая морду отодрать Вэй Мину. Если б не он и его императорские замашки, стал бы я воровать?! Но если эта ленивая морда сдохнет от голода на земле человеческой, то матушке это определенно не понравится. Только ради матушки я его терпел. Отец—то сам не любил его, после сто тридцатого не сданного Экзамена.

Торговец серьезно посмотрел на драгоценности, потом взгляд перевел на мой пояс. Глаза его алчно блеснули.

— Э, нет! Этот мой!

— Конечно, мой господин.

Странно улыбаясь, он молвил:

— Вот этот браслет — это три свитка серебряных. Этот — шесть. Этот два. За этот и половину не отдам — камень уж больно плохонький, с трещинкой.

— Тащи, что есть. За сколько отдашь, за столько и отдам.

Еще братца надо разыскивать. Покуда в Шоу Шане дел не натворил.

Мы быстро рассчитались. Торговец мне еще ларец для слитков моих и вырученных подарил, вместительный, большой. Но можно унести в руке. Служанке подмигнул. Та скоро воротилась, неся поднос.

— Только разогреть не успели, простите…

Он ее ударил с размаху по лицу.

— Да заверни хоть, дура!

Девушка носом шмыгнула и торопливо усеменила с подносом.

— Простите, новенькая она еще, господин. Неприученная, — расплылся торговец в улыбке. — Счас все завернет и принесет. Все самое лучшее. Жаль только, не погрели. Но, может, вы задержитесь?

Видеть эту морду было противно. Да и свою в подносе видеть тоже не хотелось.

— Нет, я спешу.

— Да конечно, — он улыбнулся. — Скоро рассвет. А господину стражу еще надо одежду успеть отмыть. Надеюсь, успеете. Кстати, заходите, если что.

И даже не спросил, в чьей крови мои одежды! Ох, люди! Неужели, все так опустились?! Да, впрочем, не дракону, обокравшему бордель, о том говорить.

Мне вскоре всучили еще и свиток, в котором мясом воняло жареным и плескалось вино в кувшине. Подхватив под одну руку ларец, а на другой локоть перекину свиток с едой, я покинул сей гостеприимный дом. За углом, сердито посмотрев на полоску рассвета, я торопливо обернулся змеем и взметнулся в небо. Успеть бы разыскать этого пакостника, покуда ничего не натворил!

Свиток 2 — Грязь Земли — 7

Ли Кин

To странное чувство, когда твое тело перестает тебе принадлежать. To есть, мое тело принадлежало моему императору и родителям, меня родившим, но там хотя бы я получала указы извне и потом уже, охотно или с усилием над собой, исполняла их. А тут странное чувство, когда рука против воли идет вперед, увлекая тело за собой. И пальцы страшно разжать: дух меча предупредил, что тогда мне больше помощи от него не придет, а меч мой железякою станет бесполезной. To есть, он мог бы быть полезным у тренированной руки…

Додумать не успела: метнулась чья—то лошадь предо мной, взвилась на дыбы… и рухнула двумя половинами по бокам от меня, а всадник слева с седлом завалился, ноги забрызгав мне содержимым лошадиных внутренностей.

— Зачем?! — взвизгнула я.

«Дело говоришь — у нетренированной руки шансов нет» — отозвался голос в моей голове.

Часть всадников окружила меня. Кто—то спрыгнул на землю, выхватывая мечи. Матерясь, хозяин убитого коня поднялся. А я ощутила боль в вывернутой руке. Невольно подхватила ее другой.

— Попалась, девка! — ухмыльнулся мужчина достойной наружности, лет эдак около тридцати пяти.

Он держался чуть в стороне. И как будто никто из воинов и всадников не посмел встать вровень с ним. С мужчиной в плаще с алой каймой.

Я уже сама хотела поднять меч, но рука отозвалась болью.

«Ну, и хлипкое же у тебя тело! — возмутился дух меча. — Впервые вижу такого неподготовленного воина!»

Уж какое есть!

«И правда: уж какое есть, — внезапно покорно согласился он. — Прости!»

На миг меня юноша прекрасный от тех колдунов заслонил, в нежных шелковых одеждах, с волосами почти совсем распущенными. Просто появился предо мной, раскинув руки. Я и не успела его толком разглядеть. А он шагнул ко мне, совсем вплотную, заставив замереть… от холода. А потом он… вошел в меня. Слился с моим телом. А меня… отбросило.

Я в ужасе смотрела, упав на колени, как я со стороны с громким кличем поднимаю меч. Как со звоном скрещиваю с кем—то оружие. Как наступает на меня какой—то массивный мужчина. Как кровожадно ухмыльнувшись, я пинаю его между ног коленом, а когда он, охнув, зажмурился на миг, то лезвие моего меча, пылающее алым светом так, что видно было даже вдалеке, срезает ему кисть руки. Его вопль. Мой размах. Его голова с шеей, отрубленной наискосок, падает ко мне, проходит… сквозь мои полупрозрачные ноги. Я ору от ужаса, но меня никто не слышит! А мое тело… и дальше двигается самовольно!