Кошмар в летнем лагере

Я зажмурилась.

Мы с Виком, как оказалось, очень похожи. Я тоже не собиралась… по-настоящему. В него. В летнем лагере, в проклятых «Карельских березках»! Такое случается с другими, но не со мной. Я же эмоциональное бревно и не должна переживать новость об отъезде Вика так, словно речь о конце света. Но пока все чувствовалось апокалипсисом, не меньше. Под ребрами пекло так, словно меня привязали к вертелу и коптили над костром.

Что просто крайне тупо.

Я словно оказалась из тех девчонок, что планируют свадьбу и детей, едва увидев парня. Вон, как наша Олька — в мыслях она уже с Виком уже и состарилась, и померла в один день, и все после одного медленного танца. И я над ней посмеивалась, а сама туда же — пара поцелуев, и понесло… и главное, даже без разговоров. Он ничего мне не обещал, а я… и не могла ничего ему обещать. Потому что мой спорт уже заканчивался, потому что я положила на его алтарь тринадцать долгих лет и кучу жертв в виде личного времени, друзей, школы и семьи. И это не должно быть впустую.

Даже если меня ждет спортивный провал, он должен быть… объективным. Из-за нехватки физики, травмы, конкуренции… но уж точно не из-за того, что в конце столь длинного и сложного пути я вдруг начала мало тренироваться, бегая на свидания.

И Вик, подозреваю, думал так же.

Он мог остаться из-за объективных причин, но не из-за девчонки. И это правильно, это логично. Осталось только понять, как быть. Разойтись прямо сейчас, не усугублять эту боль в груди, или… отложить боль, получив ее позже в десятикратном размере. И даже с отложенной на потом болью постоянно помнить о том, что будет, бояться этого, переживать. Каждый день до конца смены.

— И ты права, мы слишком мало говорили обо всем, — продолжил Вик. — В том числе и друг о друге. А я… я практически вырос в футбольном интернате. Вся моя жизнь — это футбол. И я…

— Не надо, хватит!

— Лана…

— Просто не надо, Вик. Я не хочу… говорить. И знать.

Глава 45

Когда дождь закончился, Вик ушел первым, а я так и сидела на лодке, глядя на темное озеро и мокрый деревянный мостик. Несмотря на длинную футболку, мне стало холодно, и это заставило в конце концов встать и отправиться к домику. Все тропы были размыты — дождь прошел сильный, и к крыльцу я подошла с грязными ногами. На этот случай в углу стояла бочка с водой, и сейчас она оказалась очень кстати.

Футболку Вика я предусмотрительно стянула перед тем, как зайти в домик, и скомкала в руках как полотенце. Не хватало еще, чтобы девчонки потом судачили… хотя они и так проводили меня странными взглядами, узрев в одном купальнике.

— Ты что, опять ныряла? — спросила Лерка.

— Угу.

— Холодно же.

— Я же не в дождь… просто пряталась в сарае, — футболку Вика я затолкала под подушку, а вместо нее нашла свою толстовку и с удовольствием в нее нырнула. Потому что холод пробирал уже до костей.

— Вечерка будет на теннисном корте. Говорят, вместе со всеми.

— В смысле — не только с футболистами?

— Нет. Будут вообще все. Обещается опять дождь.

На улице и правда было темно и на вид словно с каждой минутой небо чернело еще больше. Деревья за окном качались от порывистого ветра, обещая чуть ли не ураган. Вот бы ночью такую погоду.

На вечерку все собирались лениво и неохотно — обстановка не располагала. Хотелось завалиться в постель и валяться до утра, рассказывая друг другу страшилки. Или рубиться в карты, как это у нас часто бывало раньше. Или читать, а то моя читалка скоро пылью покроется… хотя на другое я и не рассчитывала. В лагере вечно не хватает времени. Впрочем, и вне лагеря ситуация не лучше.

Пока все бежали к теннисному корту, чавкая кроссовками по влажной тропе, я плелась медленно, чувствуя, как волосы и толстовка мокнут от моросящего дождя. На душе было так тяжело, словно на меня положили камень, валун размером с Москва-Сити, не меньше.

Все мысли о Вике я гнала прочь, пока не в силах с ними разбираться.

— А что с лицами, ребятня? — весело поприветствовал нас Борисыч на входе в корт. Сам он облачился почему-то не в толстовку и даже не в спортивный костюм, а в шерстяной свитер, и теперь походил на старого доброго моржа. — Хоть бы одна улыбнулась!

Не улыбнулся никто.

— Ладно, — не расстроился Борисыч. — Мы тут с другими тренерами как раз придумали способ вас взбодрить, — он указал на лежащую на скамье корзину, вокруг которой уже вились футболисты: — По очереди подойдите и вытяните номер команды. Всего их будет шесть. Устроим вам соревнования! Призы будут, не переживайте.

— Что за призы? — заинтересовалась Катька.

— Елена Анатольевна знает о вашей инициативе? — это, конечно, Жанна.

— Призы хорошие, Елена Анатольевна в курсе. Если вопросов больше нет — бегом к корзине.

— Я так понимаю, делиться мы будем случайным образом? — не желала так просто сдаваться Жанна. — Но это же нелогично. Вдруг в одну команду попадет сразу несколько гимнасток? Тогда у этой команды будет большой перевес.

— Мне нравится твое самомнение… — Борисыч нахмурился, явно вспоминая имя.

— Жанна.

— Жанна, точно! Корзина тебя ждет.

— Вы не ответили на вопрос.

— Предлагаю определить госпожу Москвину в свою, отдельную команду, — влезла я. — Седьмая сила. Или отправить на пробежку до Елены Анатольевны, погода и темнота в лесу очень к этому располагают. Слышала, на севере много медведей!

— Лебедева, ну ты и…

— Что? Беспокоюсь за зверушек и их голод. Ответ — да. Определенно.

Борисыч неловко поправил горло свитера и указал на корзину:

— Хватит разговоров, девочки. Дух соперничества оставьте для соревнований, которые неплохо было бы уже начать. И номерами меняться запрещено!

На корте было людно, душно и слишком светло после темной улицы. Не представляю, что за «соревнования» придумали тренера. Стенка на стенку? При такой концентрации людей другого варианта не угадывалось, только месилово друг против друга. Нас же тут человек шестьдесят, если не больше.

Мне достался шестой номер, и я успела увидеть, что Жанне четвертый.

Ну хоть не буду в одной команде с этой гадюкой, и на том спасибо.

— Блин, у тебя шестая? — зашептала рядом Лерка. — Может, махнемся, пока никто не смотрит? У меня вторая, там твой Вик. А у тебя мое Колено. То есть… мой Коля, конечно.

— Сказано же — не меняться командами.

— Ой, я тебя умоляю! — подруга попыталась выдернуть бумажку из моей руки, но я спрятала ее за спину.

— С ума сошла? — возмутилась я. — Иди уже к своим!

— Вот так ты, да, Ланка?

Не концентрируясь на обиде Лерки (отойдет), я поспешила к «своим». В шестой команде из гимнасток оказалась одна Улька, из футболистов — рыжий тринадцатилетка Пашок и взрослые Радик и Дима. Из дзюдоистов, разумеется, Колено и еще два для меня незнакомых парня. Легкоатлетов я и вовсе не знала, хотя в лагере частенько видела.

Энтузиазмом соревноваться никто не пылал — погода угнетала. А еще больше угнетал яркий свет теннисного корта, от него просто нестерпимо хотелось зевать, спать… отсюда бежать.