Кошмар в летнем лагере
Шрифт:
— Даже не сомневаюсь. А теперь помоги разжечь костер — вон там Пашок должен был накидать веток и бумаги для розжига. Я пока найду спички.
Через десять минут мы с Виком сидели на бревне лицом друг к другу. Рядом лениво трещал костер, отгоняя комаров. Вик из леса притащил пакет со снедью — как оказалось, тут и походы в магазин поставлены на поток. Днем легкоатлеты во время пробежек забегали в деревню и несли припасы в лагерь, а что-то притаскивалось из столовой.
— Это что, супчики? — восхитилась я, вытаскивая пакеты и прижимая их к груди: — О, это лучший день в моей жизни!
— Что? Из-за сухого супа? Его даже заварить
— Заварить?! Ты себя слышишь?
Вик вопросительно поднял бровь.
Я отзеркалила его жест:
— Хочешь сказать, вы, ногомячники, ни разу не ели суп сухим? Всегда заваривали? На сборах там или играх. Или в дороге — вы же наверняка выезжали за пределы Москвы! Да хоть в Питер!
— Как можно есть сухими эти твердые макароны?
— Кошмар какой. Хотя ты же футболист… — я махнула рукой на этого безнадежного человека и открыла пакет с супом. Достала приправу, щедро присыпала сверху и смяла пакет. Потрясла его, доводя до стадии кулинарного шедевра и гордо продемонстрировала Вику: — Вот!
Он моргнул, не оценив мои старания.
— Бери, пробуй, — я толкнула пакет в его руки.
— Ты первая.
— Думаешь, я тебя разыгрываю?
— Есть такие подозрения.
— Ничего подобного, — в доказательство я съела горсть супа и с наслаждением прикрыла глаза: — М-м-м! Даже круче чипсов. Ну же, попробуй! Это вкус долгих сборов в Волгограде, когда каждый день по три тренировки и сил совсем нет, но по ночам можно достать припрятанный в сумке суп и кайфануть на все двести процентов.
Вик попробовал.
Судя по его лицу, суп он проглотил только из вежливости. Но потом, подумав, взял еще, на сей раз пожав плечами:
— Ладно, это не так уж и плохо.
— Не так уж и плохо?!
— Даже вкусно… но думаю, чтобы вкус раскрылся, мне надо тоже побывать на голодно-тренировочных сборах в Волгограде, — Вик проглотил суп и кашлянул: — Ну и перца многовато.
— Да он же весь на дне!
Оправдаться за вопиющую нелюбовь к острому Вик не успел — сначала захрустели ветки, а потом из леса вышли Маша и Ваня, активно о чем-то переговариваясь. Правда, увидев нас, а еще пакет в моих руках, Маша моментально забыла обо всем на свете:
— Лана! Откуда у вас… о, есть еще? Боже, это лучший день в моей жизни!
— Вот теперь я верю, что ты меня не разыгрывала, — пробормотал Вик.
[1] Лонжа — страховочное приспособление для гимнастов и акробатов.
Глава 40
От костра мы ушли глубоко за полночь, буквально за несколько часов собрав комбо лагерной жизни. Сначала, пока Маша и Ваня ходили смотреть тарзанку и еще какую-то лесную скалу, мы с Виком с упоением целовались, не в силах друг от друга оторваться. И ладно он — парень, но ведь и я туда же. А может, меня вело даже больше из-за необычности ощущений. Если переложить эту ситуацию на спорт, то это типичная я, даже абсолютно предсказуемая — один раз удачно перелетев Гингера, я потом не могла остановиться и повторила перелет раз сто, пока голова кругом не пошла. А большие обороты в детстве? Сначала было страшно, но потом я просто забиралась в лямки и крутила его до цветных пятен перед глазами.
Нам с Виком пришлось угомониться, когда к костру начали подтягиваться остальные обитатели лагеря — дискотека закончилась,
началась настоящая жизнь. Кто-то жарил у костра зефир, самые отчаянные полетели к тарзанке. Белая ночь походила на сумерки. Кто-то из легкоатлетов даже гитару притащил, и я уже приготовилась к свернувшимся в трубочку ушам, но парень оказался талантливым музыкантом — играл и пел так, что не придраться. На мой слух (медвежий, надо признать), легкоатлет тянул даже Фредди Меркьюри.— Давай «Seven Nation Army»! — крикнул кто-то из футболистов.
Как ни странно, местный музыкант потянул и ее — в том смысле, что смог наиграть.
— А теперь «Знаешь ли ты»[1]!
И, к моему изумлению, футболисты дружно завыли:
— Знаешь ли ты-ы, вдоль ночных дорог, шла босико-ом, не жалея ног… — и плевать они хотели на смешки остальных, потому что сами угорали до слез. Даже всегда сдержанный Вик посмеялся со своими.
Он сидел рядом и не переставал меня обнимать.
Я постоянно чувствовала, как его рука скользит по моей спине, а его плечо прижимается к моему. Он пожарил для меня зефир, но в итоге съел его сам, с удивлением узнав, что я не фанат сладкого совсем не из-за диеты, а вполне искренне. Но, быть может, и немного фанат — я совсем не возражала, когда он быстро поцеловал меня сладкими от зефира губами.
Когда угомонились песни, пришел черед страшилок. О, как же я скучала по этой части лагерной жизни! Раньше все ощущалось острее, та же Бабушка-на-копытцах потом все лето являлась мне во сне. А Мужика-с-топором мы с девчонками выслеживали по ночам: кто-то из нас всегда не спал в страхе, что он проникнет к нам в комнату и кого-то украдет.
Теперь, конечно, такие вещи не пугали, а скорее смешили. Но еще дарили чувство ностальгии по тем временам, когда Пиковая Дама обязательно должна была прийти и всех покарать.
— В трех километрах отсюда, — заунывным голосом вещал футболист Радик, — есть психиатрическая клиника закрытого типа. И свозят туда только самых опасных психов страны. Здесь сплошной лес, психам некуда бежать, им некуда прятаться. Они сидят в своей лечебнице и смотрят в окна…
Во время эффектной паузы кто-то подбросил дров в костер.
— Но на прошлой неделе из-за дождей вышла из строя система безопасности. И из лечебницы сбежал псих с крюком для мяса вместо руки… мы слышали, когда бегали до деревни. Все местные запираются по ночам и ждут, ждут психа… говорят, он так и бродит по лесам, но никто не может его отыскать. А между тем в деревне начали пропадать люди… и это всегда красивые молодые девушки, — Радик со значением посмотрел сначала на легкоатлеток, а потом и на нас с Машкой. — В полиции отмалчиваются — не хотят признавать, что это Псих-с-крюком, но деревенские видели его. Видели, как он тащил очередную жертву в лес…
Этот Радик оказался фантазером и еще много наболтал про Психа-с-крюком. Рассказывал так, что даже шумные футболисты притихни и внимали.
Позже, когда мы с Машкой отошли по делам в лес, она вздрагивала от каждого шороха и озиралась так, словно боялась увидеть этого Психа. Я же говорила — Радик неплохой рассказчик.
— Ты понимаешь, что никто не мог сбежать из дурки сразу с крюком? — глядя ее ужимки, спросила я.
— Почему нет? Он же вместо руки, как протез.
— Думаешь, человека нарекли опасным психом, поместили в… больницу, и при этом не забрали крюк для мяса? Чтобы он больных там проредил?