Кошмар в летнем лагере

Хотя берег после вчерашнего наверняка выглядит полем боя.

Я невольно улыбнулась, вспомнив, как все мы вчера немного сошли с ума. И как Вик целовал меня украдкой… и это казалось таким естественным, таким правильным, словно и не было нашего ужасного разговора в лодочном сарае. На ночной тренировке мы в Виком тоже… не целовались, конечно, но между нами все было так… как будто все хорошо. Правильно. Он ловил мой взгляд, улыбался. Касался невзначай, когда Борисыч делил нас на группы. «Случайно» обнимал, когда мы играли в футбол. Бил мимо ворот, когда там оказывалась я.

Но ничего же не изменилось для нас за несколько часов.

Или изменилось?

Я не знала, как быть.

Все эти любовные дела оказались такими для меня сложными, невыносимыми. Я запуталась и уже ничего не понимала. Просто не привыкла разбираться с таким… у меня же все было под контролем. И тут Вик… взял, да и подкатил в этот лагерь! И все. И я теперь ничего не знаю. Как быть, куда бежать…

Впрочем, в любой непонятной ситуации есть выход — понырять.

Если уж Труха не явилась к нам с карательной миссией за сон до обеда, значит, в лагере ее еще нет. А Борисыч, видимо, сам проспал все на свете. Или сжалился после вчерашнего. Остальные все равно спят, а значит… более не сомневаясь, я переоделась в купальник и побежала к озеру.

Солнце нещадно опалило с ног до головы, я зажмурилась от его яркости. Ветерок очень лениво колыхал верхушки карельских березок, но не добирался до земли. И было так тихо… непривычно. Неужели спят вообще все? В лагере всегда полно звуков, они доносятся даже с другой стороны, отражаются от воды. А тут тишина.

Не теряя времени, я разбежалась по мостику и нырнула в воду кривым полусальто с одной ноги. Так уж получилось. Боже, как это хорошо и приятно! Мне кажется, я еще никогда не любила летний лагерь так сильно, как в этот момент. И чувствовала себя такой свободной, окрыленной. Даже прыгала выше, чем обычно. Или мне так казалось.

Поэтому, когда на мостике появился Вик, я дернула его за руку, что он подал мне в качестве помощи (вот дурачок — забыл, что мне не нужна помощь!), и окунула его в воду. Пока он отплёвывался и выныривал, я уже оказалась на берегу, убегая от него. Он поймал меня у деревьев и утащил в воду. Там мы резвились до тех пор, пока оба не выдохлись и не упали на лежаки, подставляя лица солнечным лучам.

— Знал, что найду тебя здесь, — сказал Вик. — Как только услышал, что в озере кто-то барахтается, понял — это можешь быть только ты, — он улыбнулся, демонстрируя выступающий клык, на который я каким-то образом сразу запала.

Даже сейчас я невольно залюбовалась его улыбкой, хотя могла уже и привыкнуть.

— Подумываю перейти в плавание, — кивнула я, не отрывая от него взгляда.

— Почему не в футбол? Ты вчера забила отличный гол. Правда, в чужие ворота.

— У меня от усталости потерялась ориентация в пространстве! И ваш Борисыч изверг, даже наша Труха не мучала нас тренировками на ночь глядя!

— Просто он привык справляться с парнями. Нас голодовкой не накажешь, а ночной тренировкой можно.

Мы посмеялись над вчерашним, и Вик показал мне раскрасневшееся плечо — так он пытался смыть с себя грязь. Немного перестарался. Затем мы оценили пляж — выглядел он и в самом деле печально. Песочная насыпь смешалась с илом, валялась чья-то обувь, одежда. Свою я забрала еще вчера и кинула на деревянные перила домика. Утром видела, что толстовка стала зеленоватого оттенка, пахла она соответственно.

А потом я решилась:

— Вик… прости за меня за вчерашнее. За то, что оттолкнула и не захотела даже слушать. Я… такая. Так привыкла всегда и во всем быть против всех, что… даже не понимаю, как ты вообще ко мне подобрался, — я подтянула к себе ноги и уткнулась подбородком в колени. Вик сидел на соседнем лежаке и смотрел на меня молча, не перебивая. — А тут такая новость, и я… испугалась. Хотя, наверное, я даже не этого испугалась, а тебя самого. Еще после той ночи у костра. Я все время прокручивала в голове мысль, что мне ничего не надо, я не такая, я спортсменка с железной волей и холодным сердцем… искала пути отхода, понимаешь? — я искоса глянула на него, и он кивнул — Вик всегда меня понимал.

Это вдруг насмешило:

— Почему ты меня понимаешь? Когда я сама… не очень.

— Потому что влюблен в тебя до безумия? — предположил он, вогнав меня в краску. Захотелось убежать к мостику и нырнуть в воду, лишь бы скрыть свое смущение, и вместе с тем я понимала, насколько это ребячество. Я, блин, даже в пять не вела себя так, словно мне пять! А сейчас что-то такое проснулось. Возможно, вчерашнее швыряние грязью и тиной не прошло бесследно и что-то проникло такое в мой мозг.

— Даже если у меня черви в мозгу? — спросила я.

— Черви в мозгу? — засмеялся он. — Откуда?

— Из озера.

Вик покачал головой, а потом вдруг пересел ко мне:

— Если эти черви делают тебя тобой, то они мне тоже нравятся. И я готов повторять это столько раз, сколько потребуется, чтобы ты поверила. И черви, конечно, раз и их доверие мне надо заслужить.

— Да уже весь лагерь поверил, — я закатила глаза, вспомнив, как вчера Роман предлагал план с заложницей, просто пылая энтузиазмом. Не думаю, что он оставил идею насолить футболистам и конкретно Вику, и что-нибудь у них еще обязательно произойдет.

— Угу, Борисыч даже вызывал меня на разговор.

— Что?! — о таком я не знала. — Зачем?

— Напоминал, чтобы я не увлекался сам и не морочил голову тебе, потому что…

— Потому что уезжаешь.

— Да. Потому что уезжаю.

— И это даже хорошо, — кивнула я и под вопросительным взглядом Вика продолжила: — Все равно я терпеть не могу, когда кто-то приходит на мои соревнования. Меня это ужасно раздражает и отвлекает. А ты будешь далеко, и я буду точно знать, что не придешь. И не вздумай смотреть трансляции! И… у меня есть виза, пятилетняя. Получила для последних соревнований. И… — тут я осеклась, поняв, что меня опять несет как-то слишком далеко вперед.

Но Вик вдруг легко и непринужденно подхватил мою мысль:

— А у меня будет зарплата, которую я теперь знаю, на что тратить — на твои билеты.

Я опустила взгляд:

— Мне не понадобится много билетов. Может, это будет один за целый год.

— Потому что у тебя вечные сборы и соревнования, и сейчас слишком важный период в спортивной жизни, — озвучил он. — Я помню. И это не страшно, — он придвинулся ко мне еще ближе — так, что наши носы почти соприкасались: — Знаешь? Борисыч всегда был мне как отец. Он практически меня вырастил, и наш разговор… он сказал, что не стоит нам с тобой… дальше. Стоит оставить все в лагере. Но самое забавное, что я такое даже не рассматривал. Я… иногда просто знаешь, чувствуешь. И неважно, что встретились мы так невовремя или, быть может, рано. И неважно, что думают об этом другие. И даже неважно, что говорит статистика о том, что бывает с парами на расстоянии. Я просто знаю, что у нас все получится, потому что влюблен в тебя всю. Так сильно, что сам в это не верю. Даже в то, как ты краснеешь сейчас. И недовольно смотришь теперь. И… ай, зачем ты меня бьешь? — он со смехом увернулся от моего удара, перехватил руку и поцеловал пальцы: — Мне кажется, если не бояться друг друга, не закрываться и верить, то… все у нас только впереди. И я торжественно клянусь, что на твою Олимпиаду не прилечу. И смотреть ее не буду. Даже говорить о ней — хочешь? — не стану. Но был бы рад до безумия когда-нибудь увидеть тебя на своей игре.

Только многолетняя выдержка спасла меня от навернувшихся на глаза слез.

— Это и правда все так невовремя, преждевременно… и ты — футболист!

Вик засмеялся:

— Ох, Лана! Хорошо, что у нас еще есть время, чтобы поработать над твоим предубеждением против футболистов. Когда-нибудь ты скажешь эти слова иначе.

— Например, как?

— Ты футболист! — прошептал он с придыханием и прижал руку к груди, восторженно глядя куда-то в небо. Надо думать, сравнивал ногомячников с божествами.