Кошмар в летнем лагере

— Ну такого-то точно никогда не будет.

— Спорим?

— Легко, — с азартом согласилась я. — На что?

— На желание, конечно.

Глава 56

Елена Анатольевна прибыла только к вечеру и после затяжной болезни выглядела так, словно отлично отдохнула в санатории. У нее даже румянец на щеках появился и морщины разгладились — может, потому что она немного поправилась на больничной еде. Обычно она, как и мы, ела минимум жирного и мучного, как бы подавая пример железной воли. И в отпуск ни разу не ходила. А тут на нее все это навалилось вместе с болезнью.

— Может, она и не болела вовсе? — предположила Жанна, глядя на цветущую Труху. — Выглядит какой-то счастливой. Мне аж не по себе.

— Мне тоже, — призналась я.

— Я вообще теперь спать боюсь, — кивнула Лерка.

— Фильм ужасов, — подтвердили тройняшки.

— Ее захватил Чужой, — предположила Улька.

Застала нас Труха во время вечерней тренировки и даже немного посидела у футбольного поля, глядя, как мы с азартом носимся за мячом. Потом ушла — заново обустраиваться и составлять план для работников столовой. Потому что без Трухи нас кормили макаронами, а мы и радовались.

— Лебедева! Не зевай у ворот! — крикнули мне сокомандники.

И я сосредоточилась на игре, глядя, как Вик бежит с мячом к моим воротам, ловко обводя соперников. У него получалось так красиво, что я невольно залюбовалась, что, впрочем, никак не повлияло на счет — Вик отправил мяч в ворота так мягко, что он буквально прилетел мне в руки. Он всегда так делал, когда я оказывалась в роли вратаря, видимо, поэтому теперь с этой ролью сроднилась, ведь стоило нам с Виком оказаться по разные стороны баррикад, как меня гнали в ворота как ключ к будущей победе.

После мы долго делали растяжку, обучая футболистов самым азам. Все-таки они такие деревянные, что их даже жаль. И непонятно, как вообще с такой деревянностью можно выжить. Вик, к примеру, даже на шпагат сесть не мог, но под моим чутким надзором очень старался — пыхтел и потел так, словно бежал марафон со скоростью гоночного болида в Африке, а не пытался выпрямить кривую коленку, сидя на прохладной траве.

После ужина нас ждал досуговый центр. Мы с Виком неуклюже прокачались один танец и сбежали к озеру, где он мне признался, что танцевать — совсем не его, поэтому он и стоял в стороне все время. Ему неловко, странно и вообще… деревянный он. Как будто я сама этого не заметила!

Мы целовались на мостике, пока у нас не заболели губы.

Я чувствовала себя такой счастливой и жмурилась от удовольствия, думая, что впереди еще не одна такая неделя. Даже сегодняшняя ночь — я точно знала, что дзюдоисты недовольны вчерашним. Мол, футболисты выставили их дураками уже дважды (а то и трижды!), надо срочно мстить! И месть будет… я даже собираюсь к ней присоединиться. Это Жанна предложила, и ее аргументы нашли во мне отклик. Так-то Вик и правда удивил, обвел всех вокруг пальца. По его признанию — веселья ради, чуть ли не просто так! Потому что мог, потому что это весело. Потому что стоило все провернуть до возвращения нашей Трухи, ведь с ней было бы в разы сложнее. Но мне при этом Вик ничего не сказал, планировал себе втихую.

Вот и я не скажу.

Потому что могу, потому что будет весело.

Потому что ночью Труха будет спать.

А пока Вика лучше отвлечь, чтобы он ничего не заметил. Например, не заметил мои синие пальцы, ведь я помогала делать бомбочки с красками. Спрятать пальцы оказалось проще простого — надо всего-то запускать их к Вику под футболку и смотреть, как темнеет при этом его взгляд. Это было так для меня забавно и необычно — изучать его, нас вместе. Все-таки было во всем этом что-то такое… захватывающее.

— Ты выглядишь какой-то хитрой, — сказал вдруг Вик.

— Только выгляжу? Я и есть хитрая, Громов.

— Мне лучше не спрашивать, да?

— Спроси.

— Ладно. Можно я нас сфотографирую?

— Это и есть твой вопрос? — засмеялась я. — Не самый удачный, надо сказать.

— Так можно?

Я кивнула.

Вик улегся на мостик и потянул меня на себя, урвав по дороге очередной поцелуй. И почему я всегда думала, что целоваться не очень приятно? Это же почти так же хорошо, как крутить сальто в воду! Или лучше? Не знаю, надо больше попыток.

Вик явно считал так же, и в итоге мы так увлеклись, что забыли о фотографии. Но потом все же вспомнили, и я легла рядом с Виком, вытянув ноги в другую сторону. Наши лица были щека к щеке, я чувствовала его широкую улыбку и улыбнулась тоже, хотя не собиралась. Вик поднял руку вверх, и только в самый последний момент я поняла, что это не телефон, это…

— А-а! — закричала я, когда прямо над моей физиономией он раздавил бомбочку с краской. С синей краской!

Я вскочила на ноги, оттирая лицо, и завопила:

— Что?! Как ты…

— От Вани. Которому рассказала ваша Маша, — смеясь, поведал Вик.

От злости я аж по мостику ногой топнула — ну что, что, что-о происходит с этими женщинами?! Маша, блин! Зачем сдавать такой классный план?

— Ничего, — Вик рукавом толстовки вытер краску с моей щеки. — В следующий раз ты все организуешь лучше. Наверное.

— В следующий раз, — процедила я, — никаких Маш!

Буду только я и Жанна. Уж она-то так не поступит никогда и ни за что. Потому что в моей врагине все же имелись кое-какие положительные качества — например, умение взять себя в руки. И не болтать лишнего. Когда дело не касается меня и моих секретов, разумеется, но это другое. В битвах с общим врагом Жанне нет равных.

— Вам конец, футболисты.

Вик долго смеялся в ответ на мою угрозу.

Зря, между прочим. Утереть нос ногомячникам получилось не сразу, стоит признать, но мы, гимнастки, еще ни разу не сдавались. Однажды бедолаги лишились всех кроссовок за один вечер, пока были в душе. Все вместе, потому что Борисыч погнал всех после кросса в озере. И мы были наготове, действовали сообща. Жанна взяла на себя Труху, ведь дело было далеко не ночью, и она не спала, а мы позаботились об остальном. И одна Машка ничего не понимала, потому что в этот раз ей никто ничего не рассказал. А нечего было болтать лишнего!

Кроссовки футболисты вымаливали долго и искали почти до самого утра.

Успели как раз к утренней тренировке.

Вик старался особенно: обещал золотые горы, рассказывал о своей большой любви, щекотал и грозился зацеловать до умопомрачения. Но я-то не зря столько лет носила гордый титул эмоционального бревна. Справилась, в общем. Своих не подвела, чем только подтвердила репутацию.

Не могла же я измениться за одно лето на все сто процентов!

Так не бывает.

Но что-то во мне все же изменилось.