Космическая шкатулка Ирис

– Кажется, следуя алгоритму древнего мифа, соперники за царевну должны сразиться? – Кон-Стан развернулся ко всем лицом, ширя его ясной улыбкой. Ола вдруг рассмотрела, что у него есть золотистые и бледные крапинки на коже – веснушки в обозначении самих землян.

– Но я что-то не хочу никаких битв, – продолжал Кон-Стан. – А ты как? Будешь за неё биться со мною? – обращался он к Кэршу. – Для чего-то же ты выслеживал её по столь опасным дорогам? Влез в тоннели даже. Скакал по скалам, где каждый твой очередной шаг мог быть последним.

– Как равнинный козёл, возомнивший себя горным, – добавила Ола, нисколько не щадя самолюбия Кэрша.

Кэрш как впервые уставился на Олу. – Кажется, я вижу тут Олу-Мон? Или наши высшие управляющие структуры давно вошли в альянс с пришлыми и незваными гостями из Иномирья?

– Вошли-то вошли, а вот как выходить вам всем из такой вот ситуации, непонятно, – ответила Ола, сама не поняв, что она такое сказала.

– Нам? – спросил Кэрш, – Это кому?

– Тебе, – пояснила Ола. – Ты же, когда бежал за Икри, какую-то же цель и преследовал?

– Чисто любознательную, – сознался он. – Я вот, кстати, наблюдал за тем самым любопытным посёлком, где поселился ваш сын с женой. Там и дети у них. Бабушка старая, а также забавная девушка, похожая на карлицу с таким же маленьким мужичком.

– Сирт и Инара с сегодняшнего дня свободны от своего заключения, – сказала Икри.

– Ничего себе заключение! Полная свобода. В любую сторону беги, – ответил Кэрш.

– А ты бы попробовал сам отсюда сбежать. Отсюда до страны сотни километров, а горы почти на всём протяжении непроходимы для человека, к тому же их отделяет помимо расстояния и глубинный разлом коры огромной протяжённости и глубины. – Это были слова Кон-Стана.

– А тоннели? Я же прошёл…

– Прошёл, потому что вход был именно сегодня открыт, – сказала ему Икри, – А прежде отсюда выходов не было…

– А ты-то как сюда попала? – он пялился на неё как слепой или безумный, ослепнув от её красоты и обезумев от такой вот её близости рядом с собою. Икри отодвинулась, но заметно было, что с нею не всё так однозначно просто. Её глаза выражали такую же полную незрячесть от поднятой со дна души взвеси чего-то искрошенного, но некогда грандиозного.

– Может, дать вам возможность для разговора наедине, как старым друзьям? – спросил Кон-Стан. – А я пойду и устрою нашу уставшую гостью в спальном отсеке, где найду для этого возможность. Ей отдохнуть необходимо. Завтра у неё очень напряжённый будет день.

– Какой у нас может быть разговор наедине? О чём? – ответила Икри Кон-Стану. – Если только ты сам уже намереваешься меня покинуть навсегда. Я же знаю, и ты о том знаешь, что за тобою прибыл тот самый ковчег – посредник между мирами. Его Ола и видела. И я видела. Только думала, ты сам мне о том скажешь. – Икри уже не думала о том, кто сидит сбоку от неё. Человек тут посторонний и ни во что не посвящённый. Но она считала, что время настолько сдвинулось со своей привычной оси, что мир настолько и необратимо уже изменился, внезапно, но ожидаемо всегда, что она не брала Кэрш-Тола в расчёт. – Я скажу тебе даже больше. Я ходила туда, очень далеко отсюда, и я видела издали золотокожую женщину и её странную живую машину – охранника, что семенила вокруг неё. А ты, оказывается, способен мне лгать. Но зачем, Кон-Стан, если прежде никакой лжи и никогда между нами не было? Ты уже рад вручить меня старому другу Кэршу? А без тебя, ты полагаешь, я не смогла бы того сделать? Как же наши дети?

– У нас нет детей, Икри. А эти дети принадлежат миру Паралеи, а не мне.

– Значит, твоя Ландыш тебе дороже всего того, что было у нас в течение наших неизмеримо долгих счастливых лет?

– Десять лет разве долгий срок? – встрял Кэрш. – Мы с тобою, Икри, знаем друг друга целую вечность. Опусти ты этого мальчика, куда ему и надо…

– Тебя-то кто звал сюда, да ещё и давал приглашение на вмешательство в чужой разговор?! – закричала на него Икри, изменив своему лучезарному спокойствию.

– Я его позвал. И он как мой гость не козёл, чтобы не иметь членораздельной речи и своего права говорить о том, о чём он и желает. Если уж ты первая в его присутствии затеяла подобные выяснения, – довольно жёстко осадил Икри Кон-Стан.

Ола сидела, что называется, ни жива, ни мертва. Кажется, они с Кэршом попали в тот самый непостижимо запутанный узел всех прошлых и наличных событий, развязать который невозможно, и вот Икри с Кон-Станом дружно рубили его сообща. Для освобождения, для будущего, а оно у них будет отныне отдельным друг от друга. Именно это и поняла Ола, а что понял Кэрш, то было доступно только Икри.

– Она мать детей от другого человека, – выбросила Икри свой последний довод, как мятый и неубедительный козырь из совсем другой колоды.

– И что? Дети принадлежат Паралее, а Ландыш не может тут больше оставаться. В противном случае она погибнет. Её муж Руднэй – твой брат, Икри. Вы с ним дети одного отца. И вы, хотя и произошли от смешения двух звёздных рас, отлично тут адаптированы к местным условиям. А я нет. Я очень скоро сгорю в здешней атмосфере и приду в полную негодность намного раньше своего биологического срока. Высший управляющий сигнал, под чьим воздействием я был сформирован и находился, как и всякое живое существо, далеко отсюда. Его воздействие стремится к нулю, и это запускает самые зловредные мутации в моём организме. И если данная мне при рождении программа, мой живой алгоритм, даст сбой, я просто исчезну, как будто меня тут и не было никогда. У нас нет стабилизирующих Кристаллов, как они есть у Тон-Ата и ему подобных пришельцев. У твоей приёмной матери Инэлии и у Хор-Арха. Мы с Ландыш из другого мира, чем они. И я знаю, о чём я говорю, Икри. Я остался тут не ради тебя, а ради Ландыш. Ты можешь обвинять меня в чём угодно и будешь права, но на последующие события это уже не может иметь никакого влияния. Я всегда говорил тебе, что я тут временно. Просто ты не слушала, не хотела слышать. Мне нечем тут жить, да и незачем.

– Да проваливай ты в свою галактическую трещину, откуда вы и вылезли! – закричала она, с силой сшибая тарелки на пол. Но они даже не разбились к изумлению Олы и Кэрша.

В хрустальной башне царицы Паралеи

Надвигался сезон затяжных дождей. В его предчувствии и неумолимом приближении деревья начинали сбрасывать свои листья, темнеть розовато-нежными макушками, становясь ржавыми по виду. Унылая панорама, расстилающаяся внизу, не способствовала тому, чтобы петь по утрам. Бескрайние и звенящие от ветра пустоши увлекали зрение в те дали, где Ландыш никогда не была, а вслед за этим и душа начинала свой головокружительный полёт в сторону далёких туманов и синих дымов от тех костров, что жгли селяне на своих плантациях после сбора урожая. Геометрия их густонаселённых посёлков была плохо различима, обрезанная линией горизонта.

Ландыш прислушалась. Дети пока спали. Её три сына были погодками, один за одним. А после вот уже пять лет она так и не забеременела, хотя и страстно хотела дочку. Но видимо, некто припас ей такое вот наказание за первую дочь Виталину, отданную ею своей старшей сестре Вике. Где ты теперь, дочка? «И я, и я буду принцессой в хрустальной башне»!…

Ты стала почти девушкой, глазастым подростком, но какой? Худенькой и озорной, или тихой и, как это бывает иногда в подростковом периоде, несколько избыточной в своих полудетских пропорциях пышкой? Поди, угадай. Никогда уже не увидеть ей, матери-кукушке, своей первой дочери ни вживую, ни через посланный образ. Некому его сюда переслать. Невозможно. Так что выходит, нет у неё никакой доченьки. Ландыш обернулась на спящего мужа. Был такой редкий день, когда он мог позволить себе встать несколько позже, чем обычно. А чаще он и вообще не приходил к ней ночевать, живя на основном континенте.

Всю эту ночь она не спала. Большая круглая комната была завалена обрезками ткани и наполовину сшитыми платьями. Ландыш пристрастились к шитью и рукоделию. Она и сама не ожидала от себя выхода подобного творческого начала. Она начинала шить и бросала, понимая отчего-то, что это не то, замысел ускользал от воплощения. И вот вдруг он попался на кончик её иглы. Она поддела его так ловко и потянула к себе за шёлковую нить. День за днём она создавала свой первый, можно сказать, подлинный наряд всепланетной царицы из хрустальной башни. А прежде она ничем не отличалась от всех, по сути-то. Платье было почти готово. Оно было небесно-зеленоватое, словно бы она собиралась опять пойти в Храм Надмирного Света, и напоминало собою, когда Ландыш его примерила, странное одеяние, подобное ангельскому больше, чем обычному платью. Рукава –крылья взметнулись к потолку, будто намеревались поднять её вверх, и подол пошёл волнами, а окно было закрыто, и ветра в комнате быть не могло. «Для кого, для чего это»? – спросила она у самой себя, вглядываясь туда, где за панорамным окном за линией горизонта скрывался безразмерный океан. Ей хотелось туда… Чтобы полететь. Чтобы навсегда улететь. Чтобы ревущее дыхание огромной воды снизу охватило её ужасом, пытаясь втянуть её в свою пасть, а бирюзовые крылья упасть не дадут. И такая вот игра манила настолько, что сердце вместе с воображением пыталось выскочить из узкой грудной клетки, а та не пускала, причиняя боль. Ей казалось, что именно здесь она уже ничего нового не увидит, не узнает, не почувствует.