Космонавт. Том 2

— Знакомы? — постучал генерал-полковник ногтем по фото, оставляя царапину на нём.

Я кивнул.

— Думал, это товарищ капитан за мной присматривает, — махнул я головой в сторону Ершова. — Или его коллеги.

В углу кабинета раздалось фырканье. Серый, скрестив руки, проговорил ледяным тоном:

— Если бы я вёл наружку, вы бы даже мухи на стене не заметили.

«Ага, трижды „не заметил“, — едва сдержал я усмешку. — В прошлый вторник ты три квартала шёл за мной в гражданском, переодеваясь в брезентовый плащ у гастронома…»

Зуев приподнял бровь, глядя на Серого, а потом повернулся ко мне и продолжил:

— Этот человек, — он снова постучал по фото, — Синичкин Владимир Ефремович. Бывший техник аэродрома в Монино. Был уволен в 1955 году после пьяной драки с офицером. После пропал и появился только сейчас.

Крутов нахмурился, в его взгляде пробежала тень узнавания.

— А вот машина, — Зуев провёл пальцем по второму фото, — принадлежит не нам. Её хозяин — некто Морозов. Да-да, тот самый, — проговорил Зуев, увидев реакцию Павла Алексеевича.

В кабинете повисла тишина, нарушаемая только тиканьем часов. Я посмотрел на Зуева и спросил:

— Значит, следили за мной, чтобы что?

Генерал хмыкнул, доставая из папки справку с грифом «Совершенно секретно»:

— Седьмого ноября они планировали не просто аварию. Если бы вы не посадили самолёт, он бы рухнул на трибуну с Леонидом Ильичом и иностранными гостями.

Крутов побледнел, будто его облили известкой, осознавая, что могло произойти. Я тоже прикинул масштаб затеи диверсантов и её последствия. Тем временем Зуев потянулся к папке с золотым тиснением «Президиум ВС СССР» и достал оттуда два листа.

— Всех подробностей дела мы вам сообщать не будем, — произнёс он. — Но для ясности суть донести должны были, чтобы вы понимали всю серьёзность ситуации и не болтали лишнего.

Он сделал паузу, а я уже догадывался куда клонит генерал-полковник. Зуев встал, прокашлялся, поправил китель с орденами и зачитал по бумаге, словно с трибуны Мавзолея:

— Особым указом Президиума Верховного Совета СССР, — он поднял палец к потолку, — курсант Громов Сергей Васильевич награждается орденом Красной Звезды за «мужество и самоотверженность, проявленные при предотвращении диверсионного акта, направленного против руководителей государства и зарубежных гостей».

Пауза. В наступившей тишине тиканье часов грохотало, как артиллерийский обстрел.

— Аэроклуб имени Чкалова под руководством майора Крутова П. А., — продолжил Зуев, — удостоен ордена Трудового Красного Знамени за подготовку кадров.

Крутов удивлённо кашлянул, посмотрел на меня и выдал:

— Товарищ генерал-полковник, но Громов ещё не выпускник. Он…

— А это вторая часть указа, — усмехнулся Зуев и продолжил зачитывать: — Впервые в истории страны приказом Министра обороны СССР от 26 декабря 1964 года курсант Громов С. В. зачислен в Качинское Краснознамённое высшее военное авиационное училище лётчиков имени А. Ф. Мясникова. Приступить к обучению — с 10 января 1965 года.

Тишину разорвал скрип пера — генерал-полковник подписал документы, ставя жирную точку росчерком. Крутов сглотнул и посмотрел на меня так, будто видел впервые.

Я же внутренне поморщился и представил заголовки газет: «Герой-курсант спасает Брежнева!», толпы корреспондентов, «срочные» интервью для «Времени», проверки на прочность «блатного выскочку» от курсантов-доброжелателей. Да-а, по-тихому выучиться не выйдет. Дело резонансное, замять не выйдет.

— Благодарю, товарищ генерал-полковник, — сказал я, вставая по стойке смирно. — Это честь для меня.

— С января вы станете лицом советской молодёжи. Корреспондентов ждите уже в Качинском. Но есть один нюанс, — серьёзно проговорил генерал-полковник. — Орден, как и настоящую причину зачисления вы должны хранить в тайне.

Я понимающе кивнул. Ну хоть вопросов о спасении жизни Леонида Ильича не будет и то хорошо. Тем временем Зуев открыл нижний ящик стола, достал папку с кодовым замком и извлёк два идентичных документа на плотной бумаге с водяными знаками. В верхнем углу каждого красовался штемпель: «Совершенно секретно. Экз. № 217/64-КГБ». Он положил их перед нами вместе с двумя перьевыми ручками — новыми, с нестёртыми золотыми надписями.

— Подписывайте, — сказал он, откручивая крышку чернильницы с гербом СССР.

Я взял свой экземпляр, вчитался. Текст был отпечатан на машинке с редкими рукописными вставками фиолетовыми чернилами:

'Я, гр. Громов Сергей Васильевич,

предупреждён об ответственности за разглашение сведений, составляющих государственную тайну (ст. 75, 76 УК РСФСР). Обязуюсь:

Не распространять сведения о событиях 7.11.1964 г., включая предшествующие обстоятельства, причастных лиц и последствия.Не разглашать подлинные причины присвоения государственных наград, ограничиваясь официально утверждённой версией.Не упоминать в беседах, переписке или иной форме информацию о проводимых оперативно-розыскных мероприятиях по данному делу.Немедленно докладывать в Особый отдел КГБ СССР о любых попытках получения сведений, указанных в п. п. 1–3.

Экз. единственный. Хранение в опечатанном сейфе № 4 учреждения 4371-К. Копирование, фотографирование или вынос документа запрещены.'

Внизу стояла дата и строка для подписи с пометкой «собственноручно». Крутов уже склонился над своим экземпляром, его рука выводила размашистые буквы с профессиональной быстротой человека, подписывавшего подобные бумаги не впервые.

Я тоже обмакнул перо в чернила и старательно вывел свою фамилию. Чернила легли чуть неровно, оставив микроскопические брызги на строке.

Зуев принял документы, сверил подписи с образцами в моём личном деле, которое лежало у него на столе, и позвал дежурного офицера. Когда он вошёл, генерал-полковник жестом указал на документы. Офицер сделал отметку в толстой учётной книге с пронумерованными страницами, после чего запечатал наши экземпляры в конверт с сургучной печатью.

— Теперь по порядку, — Зуев сложил руки на столе, и я заметил, как его пальцы автоматически постукивают в ритме «Интернационала». — При любых расспросах — хоть от матери, хоть от секретаря райкома — сразу же докладывать в Особый отдел. Устно, лично, в течение суток. — Он сделал паузу, давая понять, что это не просьба. — Ваши подписи уже в деле. Нарушение грозит трибуналом.

Крутов вдруг резко кашлянул, его плечи снова заметно напряглись под кителем. Зуев взглядом разрешил ему говорить:

— Товарищ генерал-полковник, а как быть с… — он кивнул в сторону моей фотографии в лётном шлеме на столе.

— Ваши ордена будут вручать без огласки причин, — пояснил Зуев. — Для прессы подготовлена версия о «выдающихся успехах в освоении авиатехники». Больше вопросов нет?

Вопросов не было. Только тихий скрип пера в журнале учёта и запах чернил, въевшийся в дерево стола за десятилетия подобных подписаний.