Космонавт. Том 2

Он открыл папку, давая понять, что разговор подходит к концу.

— А связь держать и оперативно помогать вам будет… — он поднял глаза, — … курсант Зотов. Степан. Комсомольский активист, человек надежный. Ему и передавайте списки, черновики, всё, что потребуется. Он обеспечит бумагой, согласует время занятий с комсомольским бюро, поможет организовать ребят. С ним и работайте.

— Так точно, товарищ подполковник, — я встал, принял строевую стойку. — К следующей пятнице план представлю. С курсантом Зотовым взаимодействие обеспечу.

— Отлично, — Карякин устало улыбнулся. — Действуйте, курсант. И удачи завтра. — Последние слова он произнес с особой интонацией.

Выйдя из кабинета, я остановился в прохладном коридоре. Голова гудела. Соревнования, «блин», учёба… Теперь еще этот кружок, планы… В моей жизни столкнулись два мира: один из них четкий, металлический, с гулом двигателей и адреналином в крови, где все решали навыки и воля. Другой — бумажный, казенный, с партсобраниями, соцсоревнованиями и записями в личном деле. Я же стоял на стыке. Собственно, это было неминуемо. Поэтому я тряхнул головой и зашагал по коридорам. Всё решу поэтапно.

Остаток вечера провел за учебниками, ну а утром к назначенному часу я стоял вместе с остальными курсантами и готовился к отъезду на аэродром. Наступил день икс. Пора было надрать задницу заносчивому лейтенанту и заткнуть рты всем сомневающимся.

* * *

Грузовик резко тряхнуло на колдобине, выбив кого-то из задремавших курсантов из полудремы. За окном мелькали знакомые пейзажи дороги на аэродром — поля, редкие перелески, уже без снега, но пока еще без признаков зелени. Обычно ранний март в Волгограде — это время промозглого ветра и хмурого неба. Но не сегодня. сегодня небо было ясным бирюзовым полотном, лишь кое-где размалеванным белыми мазками перистых облаков. Идеальный летный день.

Курсанты ёрзали на жёстких сиденьях, предвкушая полёты, и негромко переговаривались и подтрунивали друг друга, скрывая нервозность перед предстоящими вылетами. Я сидел у окна, чувствуя вибрацию двигателя через сиденье, и разглядывал проплывающий пейзаж. В голове лениво ворочались мысли. Редкие минуты, когда можно было расслабиться и насладиться дорогой, если не обращать внимание на само качество дороги.

На стоянке аэродрома царила привычная утренняя суета. Гул прогреваемых двигателей, резкие запахи, переклички команд, металлический лязг открываемых фонарей кабин. Инструкторы ставили задачи, техники суетились вокруг машин, проверяя их перед вылетами.

Курсанты отправились к инструкторам, а затем и к самолётам. Я видел Зотова, кивающего своему старлею, видел сосредоточенные лица других ребят., а ещё я заметил того самого лейтенанта, который бросил мне вызов. Имени его я так и не узнал, да и не пытался в общем-то. Он стоял чуть поодаль, в кругу таких же молодых инструкторов и о чём-то с ними беседовал. Их взгляды периодически скользили по мне, оценивающе, с едва скрываемым любопытством и кривыми усмешками. Я перевёл взгляд на своего инструктора и сосредоточился на его словах. Мнение лейтенанта и его дружков сейчас было последним, о чем стоило думать.

Занятия шли своим чередом. Взлеты, полеты по кругу, отработка фигур, заходы. Я летел с моим основным инструктором, старшим лейтенантом Звягинцевым. Он был строг, как и всегда, но сегодня был особенно внимателен к точности.

— Чище, Громов! Высота! Курс! Не болтай! — его команды в шлемофоне звучали уже привычным фоном.

Я выполнял его команды четко, почти автоматически. Когда мы отработали программу, посадили машину и выбрались из самолёта, Звягинцев похлопал ладонью по обшивке, пожевал губу и, прокашлявшись проговорил:

— Отлично, Громов.

Слова инструктора оказались столь неожиданными, что на миг я усомнился — не показалось ли?

— Да-да, ты не ослышался. Сейчас главное — не зазнайся и не допусти глупые ошибки, — сказал он и посмотрел на меня. Я кивнул, прочитав в его глазах понимание важности для меня следующего этапа.

Время текло. Один за другим курсанты завершали полеты, вылезали из кабин, отдавали отчеты инструкторам. Самолеты откатывали на стоянки. Суета постепенно стихала. Инструкторы, техники, даже курсанты, закончившие свои полеты, не спешили к грузовикам. Они собирались группами, курили, переговаривались, поглядывая в мою сторону. Ожидание сгустилось в воздухе плотнее дыма. Народ предвкушал мой триумф или провал. Большинству было плевать, их интересовало само зрелище.

Лейтенант тоже был здесь. Стоял чуть поодаль всё в той же компании молодых, самоуверенных инструкторов, которых я толком и не знал. Он скрестил руки на груди и смотрел на меня с тем же едва уловимым презрением и ожиданием. По его взгляду я понял, что он ждёт провала. Ждёт моего публичного краха. Его ухмылка, когда наши взгляды встретились, была красноречивее любых слов.

Неподалёку стоял Максимыч, мрачный и сосредоточенный. Когда он заметил, что я на него смотрю, он подмигнул мне и широко улыбнулся. Подбадривает, что ли? Спасибо ему, конечно, но это лишнее. Хотя, будь я обычным курсантом, тогда стоило бы волноваться. А так…

Наконец, появился и Павел Иванович. Он шел от КП неспешно, размеренным шагом. Он прошел мимо группы зрителей, не обращая на них внимания, и направился прямо ко мне. Остановился в шаге от меня. Ни улыбки, ни лишних слов.

— Готов? — Спросил он.

Это был не просто вопрос о физической готовности сесть в кабину. Это был вопрос о готовности взять на себя ответственность, о готовности подтвердить свои слова и действия под прицелом множества глаз, о готовности принять вызов и не подвести человека, который выразил готовность помочь поставить на место наглого лейтенанта.

Я встретил взгляд Павла Ивановича. Ни страха, ни сомнений я не испытывал. Только холодная уверенность и азарт. Эта уверенность шла из глубины, от того самого Алексея Горского, который не раз сажал машины в куда более сложных условиях. Я кивнул и уверенно ответил:

— Готов, товарищ подполковник. Благодарю за доверие.

Со стороны лейтенанта донесся сдержанный, но насмешливый смешок. Павел Иванович даже не повернул голову в ту сторону. Его взгляд все еще был прикован ко мне.

— Пойдем, — негромко скомандовал он и повернулся к нашему самолету.

Мы шли по бетонке, ветер свистел в ушах. Подполковник слегка наклонился ко мне заговорил тихо, только для меня:

— Громов, ты точно уверен? — Его голос потерял начальственную твердость, в нем зазвучали обеспокоенность и предупреждение. — Это не учебный вылет. Все смотрят. Тот щегол, — он кивнул головой в сторону лейтенанта, — не успокоится. Любая твоя ошибка, малейший промах — и тебя разнесут в пух и прах. «Звезда» погаснет, едва взойдя. Понимаешь степень риска? Не для машины — для тебя лично.