Космонавт

Со сном — всё в порядке. А вот рацион… Белка — маловато в рационе. Простых углеводов — хоть отбавляй. Так что нужно менять привычки, включить в меню побольше сырых яиц, куриную грудку, гречку, рис.

Крупы в СССР найти не проблема, а вот куриная грудка — не сам по себе товар, а часть целой тушки. Тут всё по классике: бери курицу и сам разделывай. А это хлопотно и не особо экономно. Бройлер в Москве купить можно, но зарплата у матери не резиновая. Сколько кур надо, чтобы прокормить одного амбициозного будущего космонавта? Вот то-то и оно. Не привык сидеть на чужой шее, никогда не сидел…

Значит, задача номер один — разжиться деньгами, своими, кровными. Калымить? Только кто наймёт вчерашнего школьника, да ещё и неофициально? Ладно, разберёмся, а пока — еду в аэроклуб сдавать документы.

* * *

В аэроклубе меня ждал сюрприз. Секретарь приёмной комиссии оказалась женщиной «забальзаковского» возраста, сухонькая, прямая, как приклад, с острым взглядом и носом, напоминающим чем-то Шапокляк. Даже кактус на ее столе выглядел дружелюбнее.

— Здравствуйте, разрешите… — я постучал в крашеную в унылый болотный цвет дверь и вошёл.

Женщина смерила меня хмурым взглядом и тут же скривилась, как будто я пришёл сюда уже в сотый раз, и это как минимум.

— Приём документов на обучение в аэроклуб завершён, — отрезала она и демонстративно уткнулась в бумаги на столе между кактусом и пишущей машинкой.

— Как завершён? — удивился я и протянул газету. — Вот же, чёрным по белому…

— Молодой человек, мало ли что там написано, — голос у неё был скрипучий, как пол в дачном доме. — Я же сказала: приём окончен. Приходите на следующий набор.

— Подождите, — не отступал я. — Есть регламент, сроки подачи, порядок…

— Ну-у сколько можно повторять? Какой вы, однако, непонятливый, — она снова посмотрела на меня так, будто уже сто раз видела — видимо, мы все были для неё на одно лицо. — У нас перебор в этом году. Конкурс высокий. Такого ажиотажа никогда не бывало. Что вы все, сговорились, что ли? Идите, не мешайте работать.

Перебор? Врёт? Да нет, вряд ли. После полёта Гагарина в аэроклубы действительно пошли валом. И он сам, кстати, тоже начинал с такого — только не в Москве. Ведь советский аэроклуб — это стартовая площадка для пилотов. Не для асов, но с налётами часов, парашютами, матчастью и шансом шагнуть дальше — в военное училище. Мне нельзя упустить этот шанс.

Надо искать председателя приёмной комиссии. У Шапокляк я спрашивать не стал — всё равно не скажет, решил действовать сам.

Время — почти обед, если где и искать кого-то живого, так это в столовой. Пошёл по коридору, полагаясь на нюх — запах компота, свежих пирожков и чего-то капустного вывел меня точно. Столовая оказалась светлой, шумной. Курсанты толпились у раздачи, двигались стройной стайкой с подносами, двигая их по «рельсам». Я решил тоже перекусить, заодно и осмотрюсь. На поднос поставил гороховый суп, толчёную картошку с большой золотистой котлетой и теплый компот. Всё удовольствие — около семидесяти копеек. Радует.

Уселся под потолочным вентилятором, ближе к центру зала — чтобы видеть всех. Ждал, когда появится председатель комиссии. Как узнать его? Понятия не имею. Но, думаю, человек такой должен выделяться — формой, выправкой, выражением лица или еще чем-то. А пока что я смотрел по сторонам, вертел головой, обедал. Хм. Уже и за картошку принялся, а результата нет. Никто явно не тянул на «главного». Разве что пожилой майор в форме. Вчера он, помнится, сказал мне: «Не всем дано стать лётчиками», а потом пожелал удачи. Кто он? Инструктор? Похоже на то.

Решил после обеда подойти — спросить его, кто здесь председатель комиссии и как его найти. Но доесть не успел, как в раскрытое окно залетела пчела.Сначала я не обратил внимания. Курсанты отмахивались, кто-то ойкнул, отшатнулся. Пчела кружилась, тяжело жужжала, покачиваясь в воздухе, будто искала места для «дозаправки».

И тут произошло неожиданное. Описав неровный круг, насекомое село аккурат на седую макушку того самого майора.

— Павел Алексеевич! — крикнул кто-то из курсантов. — У вас на голове!

Остальные поддержали, послышались встревоженные голоса:

— Осторожно!

— Пчела!

Майор нахмурился, повёл усами, соображая. А пчела пошевелила лапками, поползла, путаясь в жестких волосах. Майор почувствал шевеление и что есть силы хлопнул себя по темени широкой, мозолистой, как лопата, ладонью. Пчелу, правда, не убил, она проскользнула промеж пальцев, но успела укусить. Он ойкнул, дёрнул руку, как будто обжёгся.

Поначалу всё выглядело почти комично. Он всё дул на пальцы, почесался, соображая. А потом его лицо изменилось. Сначала этот Павел Алексеевич побледнел, губы сжались, плечи чуть дёрнулись, я заметил, что дыхание сбилось. Он уронил на пол вилку, потянулся было за компотом, будто хотел запить боль или что-то еще. Но вместо этого перехватил запястье второй рукой и осел на край стула, качнулся, чуть не потерял равновесие.

В помещении стало тихо, даже приборы перестали звенеть, и я, сидевший в нескольких шагах, понял, что это не просто обычная реакция на укус. Похоже, у него разворачивалась аллергия на пчелиный яд. Стремительная и опасная, такая, которая за несколько минут может перекрыть дыхание.

Пока остальные вокруг растерянно таращились, кто-то охал, кто-то просто завис с подносом в руках, я сорвался со своего места и метнулся к майору. Укус пришёлся в запястье, и жало всё ещё торчало, будто маленький черный крючок. Я выдернул его двумя пальцами, зацепив ногтями, стараясь не сдавливать кожу, чтобы не вогнать яд глубже, и, не теряя времени, быстро перетянул его руку своим ремнём, превратив его в импровизированный жгут, накинул петлю выше места укуса. Нужно было замедлить распространение яда по кровотоку, чтобы не допустить анафилактического шока или других последствий.

— Вызовите врача! — распорядился я, зная, что при клубе обязательно есть медики, ведь все-таки тут и предполетный осмотр, и медконтроль должен быть.

Все стояли, как вкопанные, но после того, как я гаркнул, сразу два человека рванули из столовой — надеюсь, что за медиком.

— Быстро, лёд нужен! — крикнул я уже в сторону кухни. — Есть лёд? Морозилка?

Из-за приоткрытой двери столовой кто-то отозвался, послышался грохот кастрюль, беготня, и уже через минуту повариха, раскрасневшаяся от испуга и вечного кухонного пара, передала мне через другого курсанта резиновую перчатку, набитую сколотым с морозилки льдом. Я тут же приложил её к месту укуса, прямо поверх туго стянутой руки. Нужно было сузить сосуды, чтобы яд не распространялся слишком быстро, и хоть немного облегчить отёк.

Пока все стояли, будто на немом параде, не зная, что делать, я действовал. В прошлой жизни, в другой — взрослой, настоящей, я обязан был уметь оказывать первую медицинскую помощь, должность того требовала. Раз в год проходил курсы, отработка навыков, теория и практика, и хоть в реальности пригождалось это нечасто, но сегодня именно это спасло человеку жизнь.

Майор начал задыхаться, но всё ещё был в сознании. Он пытался говорить, но воздух выходил только сиплым выдохом. Я с помощью других курсантов уложил его на пол, укушеную руку велел пареньку, который мне стал помогать, держать выше уровня тела майора.