Космопорт

Он не против. А я раскрываю карты и окончательно сажаю его в лужу:

— Это специальная акция была. Я распространил слух о предстоящей спекуляции среди узкого круга лиц. Подождал. Теперь точно знаю, в каком месте у меня сидит крыса. Самой спекуляции с моей стороны не было. Вы ничего не найдёте. Акции, скорее всего, скупил владелец «Ависмо», имеет право. Его акции, хочет — продаёт, хочет — покупает. В использовании инсайдерской информации его не обвинишь. Привилегия владельцев. Они по умолчанию всегда инсайдеры, но никто не запрещает им операции с собственными акциями. Вот и вся история.

В глазах следака разочарование успешно борется с надеждой.

— Поэтому никакого дела вы заводить не будете. Оно тухлое и бесперспективное. Измажетесь до макушки, а толку не добьётесь. Кроме обвинений в попытке рейдерства в чью-то недобросовестную сторону. И прости-прощай такое удобное и уважаемое креслице…

— Вот и вся история, Андрюш, — заканчиваю повествование другу, который уже корчится от смеха.

— О-ох… а как же с крысой? Как ты её… его отловил?

— А, тут ещё момент. Когда задаёшь прямой вопрос, виновный виляет взглядом. По этой реакции и узнаёшь. Тонкость в том, что я ещё оклеветал в его глазах следака. Сказал, что тот его за взятку малую сдал. Так что нефиг трепыхаться.

— Всё-таки не совсем правоверная ситуация, — успокоившись, Андрей слегка хохмит. — Парень ведь юрист, верно? И, по идее, он правильно сделал, сообщив о готовящемся преступлении… ну, пусть правонарушении.

— Ты неправ. Он — юрист у нас на службе, защита закона не входит в его обязанности. На это прокуроры есть. Его обязанности — защищать наши интересы, он наш адвокат, а не чей-то.

Глава 18

Ладошка чесалась не зря

14 мая, суббота, время 10:05.

Байконур, место приземления «гильзы».

С-цуко! Нет, я уже смотрел видео с дрона и знаю, что «гильза» свалилась набок, но из-за чего?! Одна опора угодила точно в нору, то ли лисью, то ли барсучью, если только тут нет больших и толстых сурков, любящих просторные норы.

Желаю этому зверю массу ржавого такелажного оборудования в разные места и помногу раз. Зина стоит рядом и слушает с крайним вниманием. Наконец заканчиваю. Длинно получилось. Запомнить бы ещё. Ничего, для этого у меня Зина есть.

Внимательно осматриваю конструкцию. Всю исследовать не надо, стакан — он и есть стакан, двигатели у него внизу. Оглядываю их со всех сторон, стараясь не прикасаться, пока мои люди собирают парашюты. Один движок точно на запчасти, три вроде целы. О кислородных и водородных баках ничего не могу сказать, невидно. И рисковать не хочется, хотя по идее остатки должны стравиться.

— Ну что, шеф, грузим? — работники бьют копытом.

— Взрывоопасно. Погодите, надо подумать.

Если там что-то и осталось, то очень немного. Пусть даже через трещины травит потихоньку, если никаких искр рядом нет, то ничего и не случится. Тщательно объясняю всей доблестной четвёрке ситуёвину. Всяк солдат должен понимать свой манёвр.

— Не боись, начальник! — ободряет меня один из стропальщиков. — Всё сделаем нежно.

— Очень нежно! — поправляю с максимальной строгостью.

И поруководить пришлось. Эти ухари — надеюсь, позже научатся — сначала попытались расположить «гильзу» двигательным дном к кабине. Остановил, объяснил, покачал кулаком под носом, вспомнил о водителе и крановщике, подозвал их, повторил процедуру.

— Там всегда остаются небольшие количества водорода и кислорода. Они могут стравливаться и образовывать горючую смесь. Если уж суждено быть взрыву, то пусть подальше от кабины. И еще, сразу за грузовиком с этой сигареткой ехать не надо. По той же причине.

Грузовик у нас, кстати, непростой, о шестнадцати колёсах, грандиозной стотонной грузоподъёмности, похожий на тягач для ракетного комплекса «Тополь-М». Хотя почему «похожий»? Это он и есть, МЗКТ-79221 (минский завод колёсных тягачей), переоборудованный для наших нужд.

Бортовые краны-манипуляторы заточены на укладку «гильзы» или «Симаргла» из положения стоя, поэтому и пришлось пригонять кран.

19 мая, четверг, время 15:05.

Байконур, «Тоннель в небо», 500 метров от начала.

Придирчиво, щупая руками, проверяю все швы. Заваренные места отшлифованы идеально, даже удивительно. Спрашивать Тераса, стоящего рядом, опасаюсь. Он как заведёт свою размеренную шарманку, так не остановишь. Главное я и сам видел.

Наконец заканчиваю. Стоять не очень удобно, поэтому присаживаюсь на широкое колесо платформы.

— Всё в порядке, — почти спрашивает Терас.

— Да, Артур Вяйнович.

Проверял каждый этап, как только наметили план работ. В этом месте после старта обнаружилась деформация трубы. Всего на четыре миллиметра ушёл в сторону относительно небольшой фрагмент. Вырезали полосу в семь метров, с запасом. Выяснилось, что ушёл в грунт один демпфер, неудачно угодивший на вкрапление более мягкой породы.

Задача устранения — чисто техническая, поэтому ей почти не занимался. Ввёл дополнения в готовый план — и вперёд, действуйте. Они и сработали. Основание демпфера укрепили, устранили смещение, выправили соседние, поставили дополнительный крепёж. На швы с той стороны накладки, короче, всё путём. Это место теперь будет крепче прочих.

Самое главное в другом. Вылет из трубы «Симаргла» — последнее испытание тоннеля, результаты которого ждут десятки человек, занимавшихся строительством. Ждёт и Терас. С огромным нетерпением, хотя по нему не скажешь. Не стал его мучить, я ж не садист:

— Поехали наружу. И ко мне, документы оформлять.

Терас отчётливо просиял. Садимся на платформу, она, снимаясь с тормоза, слегка качнулась назад, но тут же её подхватывают электромоторы, и мы с комфортом едем наверх, к свету, солнцу и дню. Едем неторопливо, но поток воздуха снизу отстаёт. Вентиляция во время работ в тоннеле обязательна в любом случае. Но кислородные маски в наличии. Мало ли что.

Семиметровый в поперечнике тоннель, уходящий далеко в обе стороны, приступов клаустрофобии вызвать не может, но давящее ощущение присутствует. Мы ведь едем в стволе гигантской пушки. Далёкая светящаяся точка становится всё ближе, превращается в кружок, оптимистично увеличивающийся в размерах, и вот мы на пороге выхода в яркий день. Немного стоим в глубине, давая глазам привыкнуть к беспощадному летнему солнцу.

19 мая, четверг, время 16:20.

Байконур, администрация, кабинет Колчина.

— Ого! Какие премии! — первым делом Лиза округляет глаза.

Мы сидим втроём и правим списки работников, по которым хотим ударить длинным рублём. С размером премии определились давно. Вернее, я определился. Одна треть фонда зарплаты строителей тоннеля — как раз премиальная и должна быть выплачена после завершения испытаний. И вот этот долгожданный день наступил.

Выглядит это так. К примеру, некий условный перец заработал за год миллион. Теперь, когда мы окончательно подписываем все акты, ему полагается ещё полмиллиона. Так-то все заработали больше, да и строительство шло больше года. Вертикальную шахту мы чуть ли не зимой начали.