Костры из лаванды и лжи
Шрифт:
Она осеклась и замолчала, а на лицо её словно набежала тень.
– О, тогда может мы могли бы поговорить с ней? – глаза Клэр засветились азартом, как у гончей, взявшей след. – С предыдущей владелицей дома.
– Увы, у неё уже не спросить, она погибла два года назад.
– Оу… извините, – наконец-то даже Клэр проняло. – Ну что ж… Простите за беспокойство.
Дверь закрылась, и девушки в молчании побрели к мопеду.
– Да уж, как-то неудачно съездили. И не узнали толком ничего… – Клэр взяла шлем и взглянула на погрустневшую подругу. – Эй, ты чего?
Женя совсем раскисла. Казалось ещё немного, и она разрыдается прямо посреди дороги.
–
– А нам и не надо его возвращать. Нам надо его, как это модно сейчас говорить, проработать, – заявила Клэр тоном заправского психоаналитика и картинно поправила на носу солнечные очки.
Женя, не впечатлённая её бравадой, только снова вздохнула.
– Так, всё ясно! – француженка сняла очки, нахлобучила на голову свой шлем и объявила: – Экскурсия закончена. Едем прорабатывать психотравмы!
Через пятнадцать минут вихляния по узким улочкам, Клэр притормозила у небольшого кафе. Несмотря на будний день, за уличными столиками сидело немало посетителей. Ветерок играл уголками красно-белых клетчатых скатертей. Из динамиков лилась громкая танцевальная музыка, и Жене внезапно захотелось поискать другое место – слишком уж жизнерадостная атмосфера не сочеталась с её внутренним раздраем. Но Клэр неожиданно схватила её за руку и потащила внутрь. Там было заметно тише и почти пусто. Большинство посетителей предпочли сидеть на свежем воздухе. Под потолком негромко гудел старомодный вентилятор, с лопастями над люстрой. Пахло выпечкой, и Женин живот внезапно стал подавать сигналы бедствия.
«Кажется, перекусить и впрямь неплохая идея!»
Женя пошла к столику у окна, а вот Клэр наоборот направилась прямиком к барной стойке.
– Жан-Пьер, салют! – она обменялась с барменом поцелуями в обе щёки, а затем громко объявила на всё кафе: – Моя подруга приехала издалека, и ей грустно, так что мы будем пить пастис и закусывать каллисонами.
Затем взобралась на высокий табурет в ожидании заказа и оглянулась на Женю:
– Сиди-сиди, я всё принесу!
Уже через пять минут Женя подозрительно принюхивалась к стакану с молочно-кремовой жидкостью, стоящему перед ней. Напиток был похож на сгущёнку, сильно разведенную водой, но пах при этом как анисовые леденцы от простуды.
– Эжени, это пастис. Пастис, это Эжени, – «представила» их Клэр и подняла свой стакан с тем же содержимым. – Ну что, за встречу? Я рада, что тогда на стоянке такси подошла именно к тебе.
– За встречу! – Женя сделала аккуратный глоток и прислушалась к ощущениям. На языке, кроме аниса, осталось сладкое послевкусие лакрицы и как будто бы даже кориандра. – Неплохо! Что это?
– О, это гордость Прованса – знаменитая анисовая настойка. Ну точнее не сама настойка, а аперитив – разбавлено водой раз в пять, а то очень сладко.
– А что ещё в составе? – поинтересовалась Женя.
Благодаря дяде Косте она неплохо разбиралась в травах, хоть, конечно, и не обладала нюхом профессионального сомелье.
– А это вообще-то большой секрет фирмы, – хихикнула Клэр. – Производитель не раскрывает тайну, но, говорят, там куча всяких травок – кориандр, петрушка, ромашка, вероника и даже, представляешь, шпинат! Бе-е-е…
Она скорчила смешную рожицу и высунула язык, но затем с видимым удовольствием снова отпила из своего стакана.
После кафе и странного напитка настроение заметно улучшилось. Клэр показывала
городские достопримечательности, болтала о своём бывшем, подначивала насчёт Кристиана…Распрощались девушки, когда на город опустились сумерки. Женя едва не задремала в такси – настолько она устала. Да и подвёрнутая накануне нога разнылась по-настоящему.
Зевая, Женя поднялась по лестнице, мечтая только об одном – скорее доползти до кровати. На её этаже вспыхнул светильник-факел.
– Что за..?
Она замерла с ключом в руке, а по спине пробежали мурашки.
Над дверным косяком, ярко выделяясь на фоне тёмно-серых каменных стен, белели намалёваные мелом символы. Перечёркнутые круги, перевёрнутые кресты, треугольники, меж которых затесались руны. Словно кто-то оставил ей уродливое послание на ведьмачьем языке.
Глава 17
Как звучит тишина
Солнечный луч крался по половицам, в его свете задорно плясали пылинки. Детские пальцы утопали в длинной шерсти, стискивая худое тельце. Над головой было надёжное укрытие, и из-за свисающей бахромы скатерти кухня выглядела смешно, в золотистую полосочку.
Ей нестерпимо хотелось зажать руками уши. Но она знала, стоит так поступить и Флорин тут же сбежит. Тогда она останется совсем одна.
К привычным запахам присоединился ещё один. Противный, едкий. Что-то странно зашуршало возле плиты.
– Мама…
– Ты ничего не понимаешь! – доносился мамин голос из соседней комнаты. – Я устала! Мне тяжело!
К лучу на полу добавились странные, злые отсветы.
– Папа…
– Тебе тяжело?! Это я работаю на двух работах! А ты только и делаешь, что покупаешь новые платья, туфли, кольца! Тебе всего мало! Ребёнок брошенным растёт!
У плиты что-то щёлкнуло, заставив вздрогнуть. Флорин изогнулся, выпустил когти, оставляя на коже четыре кровавые полосы, но она не вскрикнула. Лучше не привлекать к себе внимания, пока родители ругаются. Серая шерсть мелькнула и скрылась в дверном проёме, откуда слышались крики:
– Ты же мать, в конце концов, а не…
– Не кто? Ну?! Давай, Андрэ, скажи!
– Катрин, хватит…
– Мама, – срывается с губ тихий зов.
– Ты обещал, что у нас будет всё! Что я ни в чём не буду нуждаться!
– Катрин, я же…
– Ты же дома только к ночи появляешься! Я что, по-твоему, мать-одиночка?!
– Папа!
Треск у плиты стал невыносимым, страшным, зловещим. Что-то зашипело разъярённым чудовищем.
– Я много работаю, чтобы содержать семью. Чтобы содержать тебя и все твои прихоти!
– Плохо у тебя получается!
– А у него, значит, хорошо?!
Громкий хлопок заставил подпрыгнуть в страхе и удариться головой о столешницу.
Женя неловко дёрнулась и, всхлипывая, вывалилась из своего убежища прямо в лапы беспощадному пламени, жадно пожирающему занавески, полотенца, деревянные шкафы… Сквозь алые всполохи и дымное марево проступили жуткие чёрные кляксы, разрастаясь, они сплетались друг с другом, образуя прямо в воздухе уродливые символы. Изломанные линии, кровоточащие кресты и перечеркнутые руны на глазах складывались в жуткое послание, смысла которого Женя не понимала. А за ними, сквозь стену огня мелькнули полные злобы жёлтые глаза. Душераздирающий гиений смех разнёсся по маленькой кухне, приглушая все прочие звуки.