Кот в мастерской

— Дикость какая-то, уж прости. Кому какое дело, работаешь ты или нет, кроме твоей семьи? А мама в отпуске сейчас. Она долго не работала, пока мы с Айзой мелкие были, потом училась — квалификацию подтвердить после перерыва. И вернулась на старое место. Она акушерка.

— Ух ты! Уважаю. А моя мама бухгалтер. И меня по своим стопам уговорила, только я отучиться не успела еще, на третий курс только перешла. А у вас наверняка все по-другому.

— Ты так странно говоришь, — не выдержал Пит.

— Почему странно?

Пришлось задуматься, чтобы точно описать свои ощущения.

— Ты говоришь чисто, без акцента, звучит так, будто язык для тебя родной. А слова используешь, фразы составляешь — будто на чужом. Иногда такое скажешь, что только догадываться, о чем это.

— Проблема, — протянула Рита. — Я поняла, о чем ты. Фразочки… Нужно кино смотреть, вот что. Телевизор, я видела, у вас есть. Книг читать побольше. Ну и болтать, как вот мы болтаем. У нас это называют «погружение в языковую среду». Чтобы наши фразочки и словечки вашими заменить. Ничего, мне ваш сосед-учитель обещал учебники занести, начну образовываться. О! Слушай! А детские книги у вас дома есть? Наверняка же остались. Найдешь мне? Вот прям от тех, что для самых маленьких, и дальше.

Звучало разумно. Действительно, ведь сейчас она говорит, по сути, на своем языке, вернее, думает на своем, а звучит на дагарском. Как Рей сказал, «перезапись под новый мир»? В общем, феномен. А на одних феноменах далеко не уедешь.

— Пойдем поищем? — предложил он. — Что-то мама соседям отдавала, а какие-то могли и остаться. А еще мороженого купим, ты любишь мороженое?

— Шоколадное!

— Как Айза, — обрадовался Пит. Казалось бы, какая разница, но такие вот мелкие совпадения почему-то радовали. Она любит такое же мороженое, как Айза. Ей нравятся цветущие липы, как маме. Она сказала про их гараж, что у ее отца такой же.

— Если хочешь, — предложил он, — расскажу тебе по пути одну нашу городскую легенду. Сразу предупреждаю, всерьез ее принимать не надо! История из тех, что рассказывают друг другу подростки по вечерам, чтобы пощекотать нервы.

— В черной-черной комнате? — непонятно спросила Рита и рассмеялась. — Конечно, рассказывай, детские страшилки — это весело!

Страшилки — весело? Пит сам чуть не рассмеялся: теперь у нее нашлось совпадение с Реем!

— Ладно, слушай… Давным-давно, так давно, что никто не назовет точно, когда именно это было, жил в Тавоге злобный некромант.

— Пит, прости, что перебиваю, но я сразу спрошу. А вообще некроманты — злобные? Темная магия, всё такое? В смысле, вот Рей, он вроде нормальный парень же?

— Вообще некроманты — как все маги, а маги — как все люди. То есть всякие. Совершенно нет никакой связи. Ну то есть это как сказать «все повара — обжоры» или «все старые дамы любят кошек». Хотя некоторые любят собак, а у некоторых аллергия на шерсть.

Рита рассмеялась.

— Поняла, извини. Рассказывай дальше.

— Ну вот, значит, жил в Тавоге некромант. Жил-жил и помер. А у него при жизни был такой пакостный характер, что просто держись. Не то что души мертвые, а даже твари за Гранью от него шарахались, боялись на глаза попадаться! И вот, значит, помер он, похоронили его, все обряды нужные провели, чтобы, не приведите боги, умертвием не встал, и идет он за Грань уже не по работе, а как любой покойник… а его не пускает! Заперто. Он: «Как так, что за дела?! Я же мертвый, мне должен путь открыться, тянуть за Грань должно». А ему сама Смерть отвечает: «Не желаю тебя видеть, ты мне, скотина наглая, при жизни надоел! Не уважаешь меня, то споришь, то души у меня украдешь, то умертвия уведешь, никакого почтения! Болтайся теперь неприкаянным, ни живой, ни мертвый, до скончания веков».

Покосился на Риту: та тихо фыркала от смеха.

— А некромант подумал и ответил: «Ты, Смерть, глупа. Нельзя быть ни живым, ни мертвым. Если нет мне хода в мир мертвых, если я остаюсь с живыми, значит, и я — жив. Если я могу видеть, как растут мои внуки и правнуки, и правнуки моих правнуков, если я могу говорить с ними и учить их, значит, я — жив. Если я нужен людям по-прежнему, значит, я не умер и не умру, пока буду нужен». Он, наверное, многое еще мог бы сказать: язык у него и при жизни был подвешен, и Смерть имела несчастье в этом не раз убедиться. А потому только плюнула, развернулась и исчезла в своем мире. А неупокоенный дух некроманта вернулся обратно в Тавог, — Пит подбавил в голос замогильных подвываний, совсем как Рей, когда рассказывал эту историю в первый раз. Сколько ему тогда было, девять? Да, девять. Перед самыми летними каникулами, в Сигидале, на краевых школьных соревнованиях по математике. Сидели в темном гостиничном номере и рассказывали по очереди страшные истории, пока не пришел директор, страшно сердитый, и не разогнал всех спать. А ведь никто тогда не знал, что Рей — маг, да еще и из семьи некромантов.

— И с тех пор бродит, печально завывая, — подхватила Рита. — Кстати, а где бродит? По законам жанра должно быть место, где можно его встретить. В какие-нибудь особенно лунные или особенно темные ночи.

— Да в подвале, наверное, у дяди Яслава, — рассеянно ответил Пит, занятый вопросом, почему призрак обязательно должен печально завывать, да еще и строго в какие-то особенные ночи. Сам он фамильных призраков Корчевых не видел, но Айза ничего такого не рассказывала. Наоборот, если судить по ее словам, компания там подобралась очень даже общительная, любители поболтать, порассуждать о том, что молодежь пошла не та, нагрузить непрошенными советами… в общем, может, и правда — лучше бы завывали?

— Не поняла! — Рита сбилась с шага, повернулась к нему. — Что значит — в подвале у дяди Яслава? Ты ж сказал всерьез не принимать!

— Я проговорился?! — в деланном испуге воскликнул Пит. — Нет, забудь! Пойдем лучше за мороженым, — и решительно свернул к магазину.

Но, похоже, перегнул с шуткой: Рита замолчала, казалась растерянной и, наверное, не знала, что думать и как реагировать. Пит вручил ей стаканчик с шоколадным пломбиром и сказал:

— На самом деле Рей придумал эту историю, когда мы мелкими однажды устроили ночь страшных историй. Придумал или рассказал правду… не знаю. У них в родовом особняке правда живут семейные призраки, Айза говорила, четверо. Вернее, теперь уже трое: один перебрался в столицу и стал ректором школы.

— Призрак?

— Дедуля Деметрио. Я не помню, сколько раз он «пра», просто «дедуля».

— Ректором? Призрак, серьезно?

— Там долгая история, лучше пусть Айза тебе расскажет.

— Стой, то есть ты сейчас уже точно не шутишь?

— Абсолютно.

Хотел еще сказать, что Айза, наверное, может ее даже познакомить, но тут с диким котячьим воплем на руках у Риты возник ее кот.

Просто возник. Из ниоткуда.

Мороженое полетело на асфальт, выбитое из рук девушки увесистой рыжей тушкой. Кот вцепился в нее всеми лапами, вздыбил шерсть и, кажется, зарычал.

— Барс?! Что за…

Пит не мог сказать, чего было больше в ее возгласе, изумления или испуга. Она быстро и как-то очень ловко ощупала своего зверя, быстро выдохнула:

— Целый. Испугался чего-то, что ли? Но как он вот так… Ты откуда так возник, а, Барсик?

— Я понял! — пряча потрясение за шуткой, сказал Пит. — Просто в вашем мире потенциальные маги не люди, а коты, и он дорвался до магии.

— Я бы не удивилась, — с убийственной серьезностью ответила Рита.

Глава 4. Первые шаги

Первая ночь на новом месте прошла ужасно. Днем вариться в собственных мыслях было некогда, и даже поздно вечером, оставшись в одиночестве в отведенной ей комнате, Рита долго перебирала в голове все то, что ей успели объяснить и рассказать, думала о том, что нужно сделать в первую очередь, во вторую и в третью, и так и заснула с этими мыслями, прижав к себе уютно мурчащего Барса. Лучше бы и не засыпала! Потому что снился дом и родители, и пустое место за столом там, где всегда сидела она, и серая пустая улица без единой живой души, зато с далеким воем тварей, и во сне почему-то казалось, что это не Грань, откуда вывел ее некромант из чужого мира, а ее родная улица, на которой и в самом деле не осталось живых. И этот сон был даже страшнее, намного страшнее, чем те минуты, когда она и в самом деле была на Грани!