Кот

– Да ну?

– Вот тебе и ну. А банку сгущенки или тушенки на свалке найдет - берет в лапы и одним рывком пополам.

– И чего?

– Жрёт потом.

– И не поранится?

– Об чего?

– О края банки.

– Она ж не дура. А еще бежать начнет за оленем - сутками бежит, пока он не сдохнет. И мясо у нее не варится.

– А зачем его варить?

– Да незачем, потому что все равно не варится.

– А на человека нападает?

– Нет, не нападает. Разве что раненного найдет или обессилевшего. Тогда обязательно нападет. Лютое зверье, должен вам доложить…

Вот так мы и шли часа три. Леха Михалыча насчет росомахи пытал, а я воздухом дышал. Через нос, аккуратненько.

А воздух-то какой, Господи! И солнце - во все лопатки. От снега глаза слепит, но мы чёрные очки надели.

Пришли и сели каждый на своем озерце. Тут через пригорок - озерцо. Михалыч нам лунок накрутил, показал, что и как в них окунать, мы лыжи воткнули и сели. Солнышко припекает - красота. И клевать стало - только успевай выдергивать. У меня через полчаса приличная кучка рыбки рядом наросла.

И тут появилась эта ворона: "Кар-ррр!" - я ей: "Кыш!" - а она напротив меня села, и, как я рыбку выдерну, она ее приветствует: "Кар-рр!" - будто считает мою рыбу, проклятая. Я ей: "Брысь! Кому говорю", - а она все ближе подбирается.

Тут я не удержался, вскочил - и на нее. И только я на два метра от своей рыбы отошел, как из-за бугра молча вылетела целая стая ворон и на бреющем похватала всю мою рыбу. А я ничего лучше не придумал, как за ними с криками побежать.

Перемахиваю к Лёхе через пригорок, бегу и ору чего-то.

А Лёха, как меня увидел, так побросал все и впереди меня побежал к Михалычу. Бежит и на бегу орет, как беременный кашалот.

Михалыч, как узрел нас, так и сорвался - в момент километр по бездорожью пропахали. Потом остановились - еле дышим.

– Чего бежим?
– спрашивает Михалыч.

– А вот… - говорит Леха и на меня кивает.

Я про ворон и рассказал.

– Тьфу, блядь!
– говорит Михалыч, - Я думал, росомаха! Вот старый дурак!

И пошли мы назад. Лыжи наши на месте стоят и рыбу не всю вороны растащили. Михалыч на обратном пути молчал, Леха пыхтел, а я - воздухом наслаждался.

А уж солнце-то как жарило - просто невозможная красота…

Непредсказуемый

Утреннее выражение комдива Димы "дать в клюв" послужит нам тезой. Все же последующее повествование некоторое время можно будет считать антитезой - или я чего-то путаю?

Комдив Дима Колокольчиков - в обиходе Колокольчик или просто Пони (один метр с небольшим от поверхности суши), маленький и толстенький, - был профессиональным боксером.

Многие поплатились за лёгкое и даже пренебрежительное отношение к этому существу с глазами кобры и руками ребенка. До конца своей жизни они потом вспоминали о том, как однажды повстречались с вихрем, начиненным столярными молотками.

Пони обожал после первых двух слов, сказанных, скорее всего, в пользу непорочного зачатия, устраивать тарарам.

И еще он обожал женщин. Причем дочь Евы для пробуждения его интереса должна была трижды перекрывать его собственные достижения в росте и в весе.

Дело было в одном ресторане, куда в конце недели вынес Колокольчика водопад повседневных свершений. Вместе с ним за столом восседал флагманский механик Слава Селеванов, по кличке Сильвер, внушительные размеры которого - один метр девяносто пять весом в центнер с хвостиком и кулаки с плоды хлебного дерева - могли внушать уважение разве только в самом начале разговора, но через несколько слов становилось ясно, что этот увалень может изуродовать только ложку.

В ресторане Диме понравилась соседняя блондинка. Она случайно обнажила колено, и в размерах оно оказалось точь-в-точь таким же, как и вдовствующего носорога из Гамбургского зоосада.

А потом она повела плечом, и чудовищная грудь вырвалась и затопила.

Участь Пони была решена: он влюбился и двинулся к ней через стулья.

Дорогу перегородил какой-то хер.

В туалете после солнечного апперкота хера пришлось усадить на унитаз, а спиной привалить в сливному бачку, немедленно же опорожнившемуся.

На улице их уже ждали. Но всех, почему-то интересовал только Слава Сильвер, и это было их большой методологической ошибкой. Пробиваясь к нему, они сталкивались с нечто, что меняло их направление и взгляды.

А Слава только размахивал руками, пытаясь изобразить на лице откровенное зверство.

И вдруг он попал. Единственный раз в жизни. Он попал в Пони.

Видимо, есть у человека на голове точка, прикосновение к которой вызывает немедленный сон. Комдив Пони упал и уснул.

В пять утра, плача, как мать Тереза, Слава Сильвер притащил его в штаб и положил в кабинете.

Устроив беднягу надлежащим образом, он сел в изголовье.

В семь утра Пони открыл глаза.

– Вот это да!
– сказал он к невероятной радости Славы.

С тех пор в Славиной характеристике добавилось только одно слово: "Непредсказуем".

Радиола розовая

– У тебя член стоит?

Серега недавно в ковше от экскаватора на службу ехал. У нас пешком идти километров восемь. А тут экскаватор шел по дороге, и ковш у него был сзади.

Серега подбежал к нему с газетой "На страже Заполярья". На бегу жопу ей обернул, чтоб не испачкаться, и в него завалился.

Я почему-то вспомнил эту историю только сейчас, когда он мне про свое недомогание рассказывает:

– А у меня нет.

– Давно?

– Третьи сутки.

Для Сереги это катастрофа. У него, кроме того, что член стоит, никаких других способностей. Он тут недавно сокрушался: ты, мол, рассказы пишешь, Андрюха - тот что угодно починить может. А я? "А у тебя, - говорили мы ему хором, - член стоит в любое время суток!"

Теперь вот не стоит.

– Что делать будем?

– Пойдем к Эдику.

Эдик - корабельный врач. Я ему тут же по секрету сообщил, что Серега на службу в ковше от экскаватора приехал, и теперь у него член не стоит.