Кот
Шрифт:
А она увидела своего урода у меня в руках, молча протянула руку и его у меня отняла, а потом так же молча свободной рукой закатила мне в лоб, и я, молча, упал.
Хуй знает что такое.
Оторва
А еще говорят, что подводники всегда друг дружку разыгрывают. На это я говорю, что подводники никого не разыгрывают. Просто они так живут. Придумывают еще одну параллельную жизнь и в нее играют.
Потому что, если играть только в одну эту жизнь, - рано или поздно трогаться. А так - еще одна - и отпускает.
Вот
А Боря был "ботаником". А "ботаником" на дизелях называют круглых отличников после училища, и называют их так потому, что круглый отличник на флоте все равно не жилец.
Он вообще не там летает, а если и летает, то у него совсем другие крылья.
На пирс привезли продукты. Сгружают. На мостике Боря и Славка Тырин - но это электрик и такая оторва, что при нем лучше свой рот не открывать.
А Боря открыл.
Там на пирсе груда лежит и сверху масло в пачках, перепоясанное красивыми бумажками.
– Что это, - спросил Боря.
Славка думал недолго. Можно сказать, что он вообще не думал, потому что именно это место у него всегда в отсутствии.
– Деньги привезли. Прямо на пирсе менять будут, чтоб в город не ходили.
– По сколько меняют?
Славка что-то в голове все-таки прикинул:
– По восемьдесят рублей в одни руки.
Дальше все поехало само собой.
– А можно мне сто шестьдесят поменять?
– Можно, - вздохнул Славка Тырин, и любой на месте "ботаника" его за это потом… - но только с разрешения командира.
Командир перед заходом не спал трое суток и поэтому, как пришли, немедленно завалился.
А все уже знали, что Боре надо поменять 160 в одни руки, и ждали.
Боря постучал в дверь командирской каюты:
– Разрешите?
– Га-а? А? Что?
– Товарищ командир!
– Га-а?
– А можно мне сто шестьдесят поменять? Меняют по восемьдесят рублей в одни руки, но дизелисты не будут менять - можно мне?
– Чего?
– Ну, деньги. Пачки. С вашего разрешения. В одни руки.
И тут командир как заорет:
– Да бери ты в обе руки! Деньги! Пачки! И в обе ноги! И в рот! И в нос! И в жопу тоже! Есть у тебя еще дырка? А? Есть?..
…
Честно, я бы Славку Тырина после этого убил бы на месте, но нельзя, потому что такая жизнь.
Другая история
Ветлугин всем надоел. Стоял на пирсе и говорил проходящим:
– Видимо, я в море не пойду. У меня комсомольская конференция. Видимо, я в море не пойду…
А вокруг бегают. Отчаливать скоро, и потому мечутся все как ошпаренные, а он стоит и конючит:
– Видимо, я в море…
Сволочь, одним словом, комсомольская. Инструктор политотдела. Им в море надо в году, кажется, на две недели сходить, чтоб из плавсостава не вылететь. Так они что придумали: продовольственные аттестаты за себя в море посылают. А тут узнали наверху, и теперь вот придется ему пойти. Ишь как страдает, Растрелли!
– Видимо, я…
Пошёл он-таки - в последний момент забросили, - пошел, но сейчас же придумал, что его при всплытии в надводное положение обязательно
вертолетом снимут.Конечно, снимут. Как же без него эта вонючая конференция.
– Пришлют вертолет, и меня…
Снимут. Перевезут. Подмоют. Усадят в президиум. Конечно. Обязательно. А как же!
И вот всплыли в районе. А вокруг вертолетов летает тьма-тьмущая: датские, голландские, английские - тьма.
А комсомольцы их все равно не отличат. Им же главное - на конференцию попасть. А на чьем вертолете они туда попадут, им же не важно.
И отбили радиограмму: "Передать в квадрате пять Ветлугина-комсомольца на вертолет для прибытия на конференцию, для чего оставшиеся продукты выдать ему сухим пайком".
Две сетки доверху нагрузили: картошка свежая, картошка сухая, лук, чеснок, рис (пятнадцать грамм), крупа ячневая, яйцо куриное (одно), хлеб черный (четыреста грамм), хлеб белый… говядина… - в общем, две сетки.
Доверху.
И по трапу с удовольствием помогли.
А на мостике командир.
И вертолеты, как бабочки, летают.
А он выбрался на мостик, кряхтит, и, кивая на датский вертолет:
– Это за мной, товарищ командир!
Командир, обернувшись, даже рожу помял.
– На конференцию… комсомольскую… прислали…
Вот у них у обоих лица были через мгновенье - это ж одна красота!
С дикой силой
Человек на флоте мечтает. Он так мечтает, человек на флоте, с такой дикой силой, что мечты его иногда сбываются.
Вот мечтали Вовка с Витькой с курсантских миндалин, что перед самой пенсией целый год будут служить на лодке-музее. (Это некая лодочка. Ее на землю выволокли, все внутри отмыли и сделали музей - кассирша, поломойка, четыре матроса, столько же мичманов и столько же экскурсоводов из бывших командиров кораблей).
– А мы на ней начальниками и баб там трахать!
– Точно!
И все это с такими многочисленными слюнями, соплями и уютными потягиваниями, что не прошло и двадцати лет, как их последовательно - одного за другим - перед самым увольнением в запас с проклятущих дизелей в этот санаторий назначили.
Эх, мандарин крученый, жизнь наступила!
И немедленно баб!
Да!
Немедленно! С визгом и пополам!
Затащить на экскурсию, все ей показать, по всем щелям - трубы, трубы, трубы - протащить на карачках и волоком и потом поднять, подвести к открытому торпедному аппарату, а там светящаяся дорожка из лампочек, которая уходит далеко вглубь - красиво и перспективно.
И говоришь бабе:
– А вы не хотели бы в этом удивительном месте потрахаться?
А она, потрясённая:
– Хочу!
– и ты её ставишь головой в аппарат, и через некоторое время она как начинает стонать - а в аппарате эхо быстрое побежало-побежало-побежало: - А-ааа… А-аааа… А-аааа-мочки!
В общем, мечта!
Целый год так служили.
Я с командиром
Я с командиром давно враждую, а тут аттестация подоспела, и он решил мне дать объективную характеристику, чтоб хоть как-то меня уесть (чтоб им ровненько на жопу сесть).