Котельная номер семь

– Что это?
– спросил приятель.

– Языки. Консервированные. Острые.

– Предпочитаю лопаточкой.

Данилов открыл эти банки одну за другой. Зубами выдернул из бутылки пробку. Разлил содержимое по тем же грязным стаканам, которыми до них хулиганы пользовались.

– Портвейн?
– принюхался Павел.

– Коктейль, - сказал Сережечка.

– Молотова, - уточнил безносый Данилов.

– Упоительный.

– Убойный. Изготавливает тут, по соседству, один анархист.

Павел предположил, что Сережечка, жмурясь, будет мучительно долго цедить этот мутный коктейль сквозь зубы, но каждый управился со своей порцией одним глотком.

– Хлопнули вроде по маленькой, а хлынуло, как по большой, - произнес сквозь спазмы артист.

– Заклинаю тебя, закусывай. Подай-ка вилочки, кочегар.

– Посмотри, где изготовлено: не в Прибалтике?

– Что, правда Бомарше кого-то отравил?

Они подцепили по языку, которые, к изумлению не только кочегара, но и артиста, усиленно извивались словно силились что-то сказать.

– Он же живой, в натуре, - сказал Сережечка.
– Натюр вивр. Да с него еще слюна капает.

– Они ж натуральные. Всяк в своем соку. А чтоб не капало, его надо сначала убить.

– Как?

– Вилкой проткнуть. Вот-так... Научил один натуралист.

Они проткнули и проглотили по языку, что и пронаблюдал Павел, морщась от отвращения.

– Злой попался язык.

– А мне - язвительный.

От стаканов сильно попахивало, но отнюдь не портвейном, а как от Данилова: пряно, остро. Павел, имея стаж, никогда с таким напитком не сталкивался. Однако выпившие не скатились под стол, не скопытились, этой отравы хлебнув, а наоборот, воспрянули еще более. Очевидно, эффект все же положительный был.

– Он не опасен, пока не коснешься открытым огнем, - угадав его мысли, сказал Данилов.

– Как же вы пьете такое?

– Всяк по-всякому. В зависимости от здоровья и здравого смысла. Претворяем этот коктейль в кровь. Зато потом, после коктейля писая, получаем еще более горючее вещество. Воспламеняется от трения струи о сухое дерево. Ей-Бахус. А если заправить бензобак, то количество киловатт в машине возрастает втрое. Зелья сего зело пригубив, можно без дозаправки до того света добраться. А если горючей слезой пустить... В общем, все счастье мира сего сгинет от одной слезинки.

– Так какой же это тогда алкоголь?

– Что это такое, алкоголь или благодать, разберемся позже, - сказал Сережечка.
– Так что деньги если не ваши, то я их себе возьму. Чтоб этой суммой сомнительного происхождения зря вас не смущать.

– Я б на твоем месте лучше оставил там, где лежат, - сказал Павел. Все ж ему было жалко эти тридцати рублей, словно отстегнул от себя.

– Так вы же не на моем, - возразил Сережечка, пряча деньги в кошелек, на котором как-то небрежно, наискосок и не к месту было выведено чем-то синим: Jack.

– Зря ты трижды отрекся от тридцати рублей, - сказал Данилов.
– Вполне надежные денежки. Зарплата-то тебе еще будет ли? Знаю я эту шарагу. Вечно у них денег нет. То кассир заболел. То начальство в бегах. То бухгалтер отравился-застрелился-повесился.

Устраивать триллеры из-за тридцати рублей Павел не собирался. Поэтому промолчал.

– Ты давай ешь, - угощал Данилов.
– Напарник твой не придет. Уголь продал, бутылку выпил, у бабки спит. Одному тебе смену стоять. У нас же этого добра навалом.

И он принялся извлекать из-за пазухи очередные банки с консервами, тут же открывая, комментируя, пробуя.

– Всё языки, языки... Язык - орудие лукавства. Немецкий... Хочешь куснуть?

– На немецком хорошо команды отдавать и повиноваться, - сказал Сережечка.

– Французский...

– Бон сюр, - сказал Сережечка

– Английский...

– Язык международного общения за круглым столом

– Русский...

– Без комментариев. Воркует во рту

– А вот говяжий. Ежели перевести с нашего на него, то мычанье получится.

– Ну-ка... М-м-м...

– Чудаковатый украинский язык. Обожают обжоры.

– Иди сюда, вкуснятина. Ось Барби яка!
– Сережечка перемигнулся с девицей с настенного календаря.

– Смешение языков и Вавилон. Лингвистическая евхаристия. Культурные и кулинарные ценности в одной упаковке. Эсперанто...

– Ки-ки-ри-ки!

– Испанский, язык Сервантеса. Не лично писателя, а вообще. Вот ты говоришь глюки...
– Про глюки Павел не говорил.
– После испанского такой Альмадовар грезится... А этот вот, синенький, с аппетитными язвочками...

Язык, что только что подцепил Данилов, изрядно был синеват, и в отличие от предшествующих, неподвижно свешивался, словно очень давно уже был мертв.

– Похоже, что Елизарого, - сказал Сережечка.

– Допизделся, фашист.

– Вон и дырка в нем - аккумуляторной кислотой прожег, с политурой ее перепутав. Считай, что проткнутый уже.

– Дай-ка мне. Длинный какой... Я раньше тоже кончиком языка до кончика носа дотягивался, - похвалился Данилов.
– Теперь, же, когда носа нет...
– Он вдруг обеспокоено подвигал челюстью.
– И языка что-то нет...
– сказал он, пуча глаза и гримасничая, причем левый глаз заметно дальше выпучивался, чем правый, и даже возникало опасение, что он вывалится на стол. За щеку завалился, что ль?
– Данилов сунул в рот пальцы, вытянул ими язык и успокоился, спрятав его в рот.
– А я испугался, думал, что совсем его нет.

– Ты же им разговаривал.

– Думал, фантомные ощущения.
– Он подмигнул Павлу.
– Глупые глюки. Вот носа полдня уже нет, а кончик все равно чешется. А может и ты из той же области сновидений? А?

– В каком смысле?
– ощетинился Павел. Он с недавнего времени остро реагировал не только на проявления, но и на всякие намеки на нереальность.

– Надо ясность внести. Может, ты мне навязчиво грезишься. А может, я тебе снисходительно снюсь. Ущипни себя. Убедись в своей достоверности. Проверь, не сон ли? А то можно, я переснюсь? Только с носом, а то надоело мне без него.

– Я себя вполне уверенно констатирую, - сказал Павел.
– Если кто здесь и выглядит недостоверно, так это вы.

– Может, чарка развеет чары? Прививкой от привидений послужит вам. Замахните - и мы исчезнем, - сказал Сережечка.

– Грустный ты, - сказал безносый Данилов.
– Чем нам тебя поразвлечь? Может, ты обидел кого? И теперь угрызенья мучают?

– Кстати, к нам гости, - сказал Сережечка, склонив головку к плечу и прислушиваясь. Павел тоже насторожился, помня о предыдущих визитерах. Он не сомневался, что они вернутся еще. Но в возникшей на миг тишине только и слышно было, как где-то крыса скребет.
– Пятеро, - уточнил Сережечка.