Ковен Полуночи

Внутренне и внешне Ник содрогнулся.

Он также вздохнул, снова чувствуя себя стариком, которым его все и считали.

После той прерванной попытки «разговора» Ник не набирался смелости вновь поднять эту тему с Кит или с Мэлом. Уинтер прознала об этом и без конца троллила его на эту тему, что тоже не помогало. Но Уинтер, похоже, считала эту ситуацию бесконечно забавной.

Только день или два спустя до Ника дошло, что, может, он волновался не только за Кит. Может, он также волновался за Мэла. Он знал, что Кит довольно много встречалась и с мужчинами, и с женщинами, и с гибридами, и с людьми. Она даже один раз встречалась с вампиром.

Ник сильно сомневался, что у социально неловкого Мэла имелся такой же багаж опыта.

С другой стороны, может, и имелся.

В конце концов, когда-то Ник подозревал, что видящий-пророк спал с Ларой Сен-Мартен. Может, Ник просто выдвигал неверные предположения обо всех. Может, Мэл трахался направо и налево, просто держал эту информацию при себе.

В конце концов, Малек был видящим.

Видящие, как и вампиры, вовсе не славились сдержанным либидо.

Ник просто не хотел, чтобы Мэлу причинили боль.

Он не хотел, чтобы Кит причинили боль.

Он не хотел, чтобы вообще кому-либо причинили боль в этой ситуации.

Однако он не сумел искусно выразить это им обоим. Тот один раз, когда он пытался поговорить с Мэлом, закончился особенно плохо. Он не помнил, как сформулировал вопросы для Кит, но это прошло ещё хуже.

Вытеснив это воспоминание сейчас, Ник прикусил язык.

Теперь он это чувствовал.

Он чувствовал, что другой Ник скрывал от его разума.

Он чувствовал новорождённых, о которых говорила Уинтер.

Он чувствовал их всюду вокруг шато и внутри.

Морли, похоже, уловил часть этого.

Ещё до атаки новорождённых он связался по коммуникатору с Ачарьей, обсуждая возможные сценарии и варианты, кого туда можно послать.

Он гнал как сумасшедший всю дорогу от ворот в приватную зону Лонг-Айленда и до станции скоростного поезда. Он направлял их одолженную полицейскую машину как рикошетирующую пулю, петляя между машинами и фонарями с включённой на максимум сиреной, чтобы автомобили, грузовики и пешеходы убирались с дороги.

Он практически не притормаживал.

Он в такой же манере преодолел почти всю протяжённость Манхэттена, сигналя вместе с сиренами, чтобы вообще не давить на тормоза.

Морли привёз их прямиком к станции.

Он направил их в очередь для автомобильного транспорта и наконец-то ударил по тормозам.

Очередь казалась бесконечной.

Логически Ник понимал, что они добрались за хорошее время. Они очутились в поезде с зафиксированными колёсами и направились на север меньше чем через полчаса.

Но всё равно казалось, что прошло слишком много времени.

Ник уже знал, что они не успеют добраться к шато до того, как другой Ник сумеет проникнуть внутрь.

Они не успеют.

Они не доберутся туда вовремя, чтобы не дать этому случиться.

Ему приходилось надеяться, что туда успеют Ачарья и армейские дружки Лары, но и в этом он сомневался.

Тупо глядя в окна поезда, он краем уха слушал, как Морли говорит с кем-то в полиции Нью-Йорка.

При этом он смотрел на картину Мэла.

Ник не убирал её с дисплея виртуального пространства с тех пор, как впервые открыл её новой гарнитурой, которую послала ему Лара.

Он тщательно изучал изображение, ища что-то, что могло помочь ему, но от одного лишь взгляда на картину его внутренности скручивало в узел. Изучение её на протяжении долгих периодов времени лишь превращало ту беспомощность в тлеющую ожесточённую ярость. Ник подозревал, что коренным чувством не была ярость, но это хоть ощущалось потенциально полезным.

Всё в картине причиняло боль его сердцу.

Но он всё равно смотрел на это изображение. Он твердил себе, что это не гарантированное будущее. Нику казалось, будто какая-то его часть одним лишь взглядом повелевает событиям развиваться иначе.

В центре виртуального холста сияла светящаяся воронка света, сбоку от освещённой солнцем и поросшей деревьями горы.

Ещё больше деревьев окружало вход, похожий на пещеру.

В голубом небе дрейфовали облака.

Воронка поглощала всю картину, всасывала весь свет; завихряла золотым, розовым и бледно-голубым по краям, в отступающем центре становилась глубоко чёрной и наполненной звёздами.

Что-то в ней казалось Нику безвременным.

Может, неизбежным.

Как что-то, что существовало дольше самих планет.

На переднем плане некто, весьма похожий на Ника, тащил кого-то, весьма похожего на Уинтер, к чёрному центру воронки.

Поблизости полукругом стояли другие вампиры. Большинство из них держало тёмные зонтики, их кожа была поразительно бледной, а глаза — красными, клыки удлинились. Они держали других близких Нику людей: Кит, Мэла, Тай и две фигуры, похожие на Чарли и Джордана.

На картине Джордан выглядел таким же бледным, как вампиры. Его глаза были красными, губы приоткрылись в оскале, но он едва стоял, поддерживаемый двумя другими вампирами.

Ник также видел на краю картины Брика.

Он видел Лару Сен-Мартен.

Он видел Зои, сестру Мириам, которая тоже пришла из того мира.

Ник смотрел на это всё и пытался осмыслить.

Он смотрел на это всё и мысленно повелевал, чтобы всё было иначе.

Он видел ту версию себя, с повязками и чёрной шляпой, с отсутствующей частью лица. Это существо обнажило клыки, оскалившись на жену Ника.

Чужестранец тащил её в тот проём между мирами.

Он забирал её. Он забирал её с собой, и она кричала.

Забирал от Ника, от всего, что она когда-либо знала.

Ник понятия не имел, куда вела та воронка.

Он понятия не имел, что жило на другой стороне.

Почему-то при взгляде на это перевязанное, хищное, отчаянное лицо, извращённую версию себя самого, Ник не мог представить, что воронка приведёт его в родной мир Ника, который он покинул с Бриком много лет назад.

Куда бы ни направлялась эта версия Ника, вряд ли это тот мир.