Козьма Прутков

В огромной стране, половину населения которой составляли рабы, ни о какой общественной самоорганизации, ни о каких инициативах «снизу» не могло идти и речи. Или эти «инициативы» носили характер сугубо подобострастный, откровенно прихлебательский. Брат прутковских опекунов Лев Жемчужников, в бытность свою уездным предводителем, стал очевидцем подобного подобострастия в провинции. В своих мемуарах он сообщает, что «Незабвенный» (Николай I) по примеру своего брата Александра I неутомимо разъезжал по своим собственным владениям и также, как и он, без всякой пользы. Один умер в дороге (в Таганроге, простите за невольную рифму), другой свалился в овраг и сломал себе руку. По этому случаю «Незабвенный» слег в постель в городе Чембары, а когда начал выздоравливать, от скуки тешился прыжками своего пуделя из окна на улицу и обратно.

«Вспомнив о чудесном спасении императора, верноподданное чембарское дворянство в собрании своем торжественно постановило: увековечить дом, где жил император, обратив его в церковь. Из спальни его сделать алтарь; в церкви поместить икону Николая Чудотворца, при которой в золотой лампаде должен гореть неугасимый огонь; на месте кровати, где покоился император, воздвигнуть престол. Что же касается окна, через которое любимый императором пудель забавлял больного, благоговейно сохранить его без изменений» [60] .

60

Жемчужников Л. М.Мои воспоминания из прошлого. Л., 1971. С. 195.

Николай делал ставку на чиновника. Всем правил государственный аппарат. Народ вынужден был подчиняться его воле или его произволу. В такой благоприятной для служивого люда обстановке бюрократическая система разрасталась, крепла и, как мы хорошо понимаем, работала уже не на государство и даже не на государя, а сама на себя. Это дало основание Николаю сказать однажды, что Россией правит не император, а столоначальники. Главной же заботой столоначальников было не решить дело по существу, но сбыть его с плеч долой, или «очистить». И тем не менее канцелярская власть все пуще погрязала в бумажном болоте. «В 1842 году министр юстиции представил государю отчет, в котором значилось, что во всех служебных местах империи не очищено еще 33 млн. дел…» [61]

61

Ключевский В. О.Сочинения: В 9 т. М., 1986. Т. 5. С. 247.

Надо отдать должное Николаю. Он не уклонялся от тягот управления столь обширным и запущенным хозяйством. Важнейшими делами император руководил, лично входя в их рассмотрение. Логика централизованного правления диктовала ему необходимость усложнять бюрократический механизм. Он создал собственную Его Императорского Величества (Е. И. В.) канцелярию с четырьмя отделениями. Первое готовило бумаги для доклада императору и следило за исполнением его распоряжений. Второе занималось кодификацией законов. Третье осуществляло функции надзора и наказаний. Четвертое курировало благотворительные воспитательные заведения.

Трудами Сперанского и его сподвижников вновь учрежденное Второе отделение издало многотомный Свод законов Российской империи. Предполагалось, что это существенно улучшит процесс судопроизводства. Но факт состоял в том, что законы существовали сами по себе, а многочисленность инстанций, бюрократическая волокита, продажность малоимущего чиновничества, отсутствие гласности — сами по себе. В итоге судебное и административное устройство по-прежнему устраивало только тех, кто от него кормился.

Особенную тревогу — в первую очередь среди пишущей братии — вызвало создание Третьего отделения Е. И. В. канцелярии, которому государь придал специальное подразделение — корпус жандармов. Сообщалось, что цель нововведения — «создать наряду с полицией карательною, полицию покровительственную»(курсив мой. — А.С.). Что сие означает, не понимал никто, включая шефа жандармов генерала А. X. Бенкендорфа. Покровительственная полиция— несравненный оксюморон русской государственности. Сопоставление несопоставимого. Бюрократический перл. Сладкая редька. Полиция, которая не устрашает, не наказывает, не карает, а напротив — заботится, приносит утешение, покровительствует. Вы такую встречали где-нибудь еще, кроме России?

Когда придет его время, Козьма Прутков вознамерится дать определение этой «силовой структуре». Что есть полиция? Как назвать учреждение, которое одной рукой взыскивает, а другой поощряет? Сломав себе голову, даже Козьма — изощренный в дефинициях — спасует перед такой задачей. «Полиция есть… Полиция есть…» — долго будет шептать он, грызя кончик гусиного пера, но терпение его в конце концов лопнет, и он ограничится утверждением того, что «полиция в жизни каждого государства есть» [62] .

62

Сочинения Козьмы Пруткова. М., 1959. С. 128.

Существует если не фактически, то психологически верный рассказ о том, как Александр Христофорович Бенкендорф, будучи не в состоянии уразуметь смысл порученного ему дела, обратился лично к государю с просьбой дать инструкции, как же ему, графу Бенкендорфу, пользоваться своей властью, на что император ответил: «Вот тебе моя инструкция: чем больше слез ты утрешь, тем точнее исполнишь мою волю». «Диалектическая» идея царя состояла, по-видимому, в том, что карательная полиция призвана доводить граждан до слез, а покровительственная утирать слезы большим носовым платком с вышитым Высочайшим вензелем: «Н I». Таким манером интересующее власти лицо, сомнительное с точки зрения благонадежности, находилось под государственным надзором неусыпно.

В духе с детства привитой ему тяги к палочной дисциплине Николай военизировал сугубо гражданские ведомства: межевое, лесное, путей сообщения, горное, инженерное. Расшитые золотом мундиры придавали его двору невероятный блеск, однако вряд ли могли компенсировать напряжение, вызванное формальной требовательностью, поглощавшей силы без пользы дела.

Что касается армии — любимого детища императора, то там красота формы, муштра и парадная выправка вообще играли главенствующую роль. Акцент делался не на том, какое оружие ты носишь, а как. Крестьянские дети отдавали солдатчине двадцать пять лучших лет жизни. За время николаевского царствования (1825–1855) численность армии и флота возросла на 40 процентов, а расходы на их обустройство — на 70 процентов. Вооруженные силы поглощали почти половину государственного бюджета. А народ, как бурлак на Волге, тянул лямку содержания такой неподъемной военщины.

Россия звалась «житницей Европы», однако это означало только то, что Европа дешево скупала российское сырье и дорого продавала той же России изготовленные из него продукты. Все сколько-нибудь сложные или тонкие промышленные изделия ввозились из-за границы, а если производились в России — то иностранными мастерами и на предприятиях, принадлежащих иностранным заводчикам. Личная инициатива была крайне ограничена. Биограф Николая признает, что «при господстве крепостного права и духа правительственной регламентации не оставалось места частной предприимчивости» [63] . Лозунг времени сводился к тому, что нельзя ничего, кроме того, что разрешено. Каждая мелочь должна была пройти утверждение начальства, получить заветный «автограф», что приводило в священный трепет чиновников типа Козьмы Пруткова.

63

Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. М., 1990. Т. 41. С. 123.

В области образования внимание уделялось прежде всего военно-учебным заведениям. Гимназии и университеты оставались недоступными детям из низших сословий. Высшее образование считалось для них бесполезным, «ибо, — как утверждалось, — составляя лишнюю роскошь, оно выводит их из круга первобытного состояния без выгоды для них и государства» [64] . Вместе с тем государственная политика делала порой и гуманные повороты. Можно было бы, например, просто закрыть Виленский университет, не открывая в то же самое время университет в Киеве. Можно было бы и не давать самоуправления университетам (выборы ректора и профессоров), не предоставлять им собственной цензуры, не открывать новых кафедр. Тем не менее давали, предоставляли, открывали. Можно было бы не учреждать Пулковской обсерватории, не снаряжать научных экспедиций. Но учреждали и снаряжали. И как ни боролся экономный министр финансов Канкрин против прокладки Николаевской железной дороги между Петербургом и Москвой, царь настоял, и дорогу проложили.

64

Там же.