Красавчик Саша

Уверяю вас: я НИКОГДА не имел никаких отношений с финансовым аферистом Александром Стависским и тем более я никогда не принимал от него никаких подношений, в том числе и чеков на гигантские суммы. Прошу это принять к сведению и непременно учесть в ваших криминологических «разысканиях».

И я в любом случае против того, чтобы так называемые «разыскания» ваши когда-либо были преданы тиснению в печати, даже самым мизерным тиражом. Предупреждаю, что в противном случае я буду вынужден инициировать против вас, месье Ж.С., самое настоящее полицейское преследование. Я рассчитываю на ваше благорозумие и надеюсь, что вы не принудите меня к столь крайним мерам.

Жан Кьяпп, экс-префект Парижа

* * *

Что интересно в первую очередь в вышеприведенном письме?

Во-первых, оно написано с нескрываемым раздражением, а во-вторых, что ни слово — все там неправда.

Близость Александра Стависского к префекту Парижа Кьяппу широко известна и документально подтверждена: сохранились-таки корешки еще одной чековой книжки Стависского и там многократно значится роспись Кьяппа.

Ж.С.

Я никак не отреагировал на ворчание экс-префекта, и через месяц я получил от него второе послание, которое уже, на мой взгляд, находилось просто за гранью приличий. Привожу и этот текст, не делаю ни одной купюры.

Ж.С.

11 сентября 1964 года

Париж

Письмо второе

Месье!

Как я понимаю, вы решили не отвечать мне — человеку заслуженному, отдавшему все свои силы борьбе с закоренелыми преступниками и врагами Франции, врагами республиканских начал.

Ваша молчание, месье Ж.С., я расцениваю не только как неуважение ко мне, но и как вызов. Имейте в виду — я этот вызов принимаю. Надеюсь, суд остановит вашу возмутительную деятельность.

А вы ведь давно находитесь на подозрении из-за ваших профашистских симпатий, что, конечно, будет учтено при оценке ваших нынешних криминологических «розысканий» касательно дела афериста Стависского.

В общем, месье, ожидайте в гости полицию. Я хотел сделать все, чтобы до этого не дошло. Но вы не пошли мне навстречу и я умываю руки.

Жан Кьяпп, экс-префект Парижа

Ясное дело, экс-префект решил просто взять меня «на испуг», ибо ничего противозаконного действия мои не содержали. К тому же к этому времени в общественном смысле он был уже, можно сказать, никто. Наверху знали о его темном прошлом и не преследовали только, чтобы не поднимать скандала.

Я опять же ничего не ответил Кьяппу. Больше писем от него не последовало.

Ж.С.

Изумление инспектора Реньяра (Полицейский очерк)

1931-й год. Империя Александра Стависского переживает свой бурный расцвет.

Обуреваемый тысячей всевозможных дел и проектов (подчас глобальных), требовавших его присутствия в столице, одолеваемый многочисленными просителями, тем более многочисленными, что он предпочитал им не отказывать, Стависский не мог более оставаться на своей прелестной вилле в Вокрессоне и перебрался с семейством в Париж — в отель «Кларидж».

Уже ничто как будто не напоминало, что этот блистательный и влиятельный человек был не так уж давно смывателем чеков и карточным шулером, которому по распоряжению полицейского начальства запретили даже приближаться к казино.

И вдруг Анри Реньяр, испектор полицейской бригады по играм в регионе французской Басконии, получает письмо от Зографоса — откровенно преступного элемента: вот уже, пожалуй, целых десять лет он содержит подпольный тотализатор, однако полиция никак не может «накрыть» его с поличным. Между тем Зографос зарабатывает в год никак не менее ста миллионов франков — сумму достаточную для того, чтобы откупиться от любой полиции мира.

И вот инспектор Ренье получает от Зографоса, как от вполне благонамеренного гражданина, письмо, в котором тот сообщает испектору, что видел Стависского в казино городка Сан-Жан де Люз, играющим в карты. Поведал Зографос и о том, как он напомнил руководству казино — Стависскому запрещено играть в карты, во всяком случае на террритории казино. Однако руководство никак на сие напоминание не отреагировало.

Инспектор Реньяр незамедлительно отправился в Сан-Жан де Люз. И что же? В казино он нашел Стависского как ни в чем не бывало играющим в карты и выигрывавшим, судя по всему.

Стависский был облачен в умопомрачительный белоснежный с серебристым оттенком фрак и вид имел королевский.

Инспектор представился ему и весьма церемонно осведомился, как это господин Александр оказался в казино; неужели запрет снят? Стависский тут же привел в действие одну из своих неотразимых улыбок, наисладчайшую, и заявил, что это — такой пустяк, который не стоит даже обсуждения.

Но инспектор Реньяр и не думал отступать. Он заявил, зная это от Зографоса, что у Стависского крапленые карты.

В ответ Стависский рассмеялся, а потом весьма холодно осведомился: «Вы шутите, дорогой испектор?.. Я — финансист и эксперт Министерства иностранных дел. Тут нахожусь на отдыхе. А вы, кажется, решили разыграть меня или просто принимаете за шулера?»

Реньяр отошел в сторону, крайне раздосадованный наглостью «красавчика Саши», но рук не опустил — и пожаловался начальству.

Прошло несколько дней. В кабинете испектора Реньяра раздался звонок. На проводе был сам комиссар Байар, из «Сюрте Женераль». Он проинформировал инспектора, что с господина Александра запрет снят, рекомендовал инспектору без особо веских причин того не беспокоить — и повесил трубку.

Инспектор Реньяр еще несколько мгновений после этого сохранял положение статуи, или попросту пребывал в столбняке.

Собственно, он был потрясен даже не тем, что со Стависского снят запрет и что этот первоклассный в прошлом шулер будет, как и прежде, «громить» завсегдатаев казино. Потрясло инспектора совсем другое. Он никак не мог взять в толк, зачем это крупному финасисту, ворочающему сотнями миллионов франков, нужно еще бегать по казино и как в юные годы вести шулерскую игру?!

Я, честно говоря, также пребываю в подобном изумлении. Если, конечно, Зографос не наврал.