Красавица с острова Люлю

– Они сказали, что нас или съедят, или женят на Какао! Вы тоже узник?

– Нет, я пока еще в гареме! Но, увы... я уже надоел принцессе и теперь осужден на съедение.

– И скоро вас съедят?

– В том-то и дело, что так как жителям этого проклятого острова абсолютно нечего делать, то всякая церемония растягивается у них на необыкновенно большие сроки. Мне рассказывали, что главного вождя хоронили так долго, что под конец нечего уже было хоронить.

– А скажите, как вы добрались до этого проклятого острова?

– На пароходе.

– Как? Разве сюда ходят пассажирские пароходы?

– Ходят раз в десять лет, чтоб узнать, на месте ли остров. Мне и посчастливилось...

– Да, но зачем вас принесло сюда?

– О, это долгая история! Прежде я жил легко и беззаботно, хоть у меня частенько не хватало денег. Зато я утешался иначе... Когда я уехал, как дурак, из Парижа, у меня только что начался роман с прелестной женщиной...

– Замужней?
– спросил Валуа.

– Да, но ее муж так глуп, что не стоит говорить о нем, ни судить, ни порицать его... И, однако, я уехал, уехал в эту проклятую страну... И вот уже два месяца подвергаюсь всевозможным неприятностям. Вам еще предстоит все это! Вы думаете, что быть съеденным так просто? Увы! Это очень сложно...

– Но кто же вы такой?
– спросил Эбьен.

– Увы, имя мое не славно ни добрыми делами, ни научными подвигами. О, как глупо затратил я свои лучшие годьц Вместо того чтобы обогащать свой умственный чемодан, то есть багаж, я фланировал по бульварам и соблазнял женщин... Одно время я содержал половину французских красавиц...

– Что!
– вскричал Ламуль.

– Увы! А другая половина содержала меня...

– Стало быть вы...

– ... Морис Фуко, если только это имя что-нибудь говорит вам.

Тяжелая рука адвоката легла на плечо бедного банкира.

– Мориса Фуко не было на "Агнессе", - проговорил он, - банкир Ламуль, вы проиграли миллион франков.

Ламуль не верил своим ушам.

– Он врет, притворяется; - пробормотал он.

– Да, я Морис Фуко, - продолжал голос, - я вижу, что мое имя не абсолютно незнакомо вам. Скажите, не знаете ли вы, что стало с прелестною женою Пьера Ламуля... Помните Ламуля? Такой толстый дуралей, он больше известен под кличкою "дыня".

– Ты сам дыня!
– крикнул Ламуль и так стремительно ринулся на голос, что сшиб в темноте профессора.

Упав, тот, по-видимому, завалил отверстие, ибо голос перестал быть слышен.

– Мерзавец!
– воскликнул Ламуль, - какое ему дело до моей жены!

– Но как хотите, это чудесное совпадение!

– Интересно, зачем он сюда притащился...

– Я думаю, что причина у него именно вполне совпадает с нашей...

– В самом деле?
– проговорил Ламуль с оттенком надежды в голосе, - но почему же он спрашивал о моей жене?

– Не забудьте, что вместо желанной красавицы он попал в объятия Какао: естественно, что его потянуло... то есть я не так выразился. Естественно, что он вспомнил о Прекрасной Терезе.

После этих слов все погрузились в печальные размышления, и скоро храп доказал, что благотворный Морфей не отказал несчастным в своем испытанном утешении.

Один Ламуль не спал. Томимый тяжкими думами, он вдруг увидел во мраке маленький светящийся кружок. Это был луч луны, пробравшийся сквозь дырку в стене. Ламуль подошел к стене и приложил глаз к дырке. На залитой лунным светом поляне там и сям дремали туземцы. Возле ящика с маисом спал, уронив голову на грудь, Галавотти.

И вдруг Ламуль вздрогнул от удивления, и суеверный страх холодными тисками сжал ему сердце. Озаренный луной, на фоне голубого тропического леса, неподвижный, как изваяние; стоял глухонемой бразилец. Луна скрылась за облаком, а когда она вновь осветила поляну, то никакого бразильца уже не было. Странный вой звучал в тишине ночи. Это черная Какао пела песню о вечной любви к неверному Кио.

Глава IX

Карьера полковника Ящикова

Рано утром к узникам пришел туземец и поставил на пол миску, содержимое которой шевелилось.

– Что это он притащил?
– спросил Ламуль.

Роберт Валуа чиркнул зажигалкой.

– Это дождевые черви!
– крикнул он с ужасом.

Полковник Ящиков не сдержался и выругался так, как ругался когда-то, когда пьяный кучер выворачивал тарантас и полковник оказывался на четвереньках в грязной луже.

И тут произошло нечто необычайное и уж никак не предвиденное. Дикарь взмахнул руками, пал ниц и остался недвижим.

– Что с ним такое?
– удивился Эбьен.

– Что вы сказали, полковник?

– Просто выругался.

– Гм! Однако он не шевелится.

В темницу заглянул другой дикарь.

– А ну-ка, ругнитесь еще разочек.

Полковник, откашлянувшись, выругался, и мгновенно второй дикарь пал ниц так же, как и первый, и остался недвижим.

– Профессор, вы не знаете, в чем тут дело?

– Дикари в известных широтах очень подвержены обморокам.

– Да, но почему же они падают в обморок, когда полковник ругается?

– Я затрудняюсь ответить на этот вопрос, возможно, что это просто совпадение..,

– Знаете что?
– предложил Валуа, - все равно дверь отперта! Выйдемте из тюрьмы, а полковник, я думаю, не откажет в любезности продолжать ругаться.

Они осторожно вышли из темницы, и мгновенно в них направилась по крайней мере дюжина копий.

Полковник поднял руки и зычно выругался.

Все дикари пали ниц, побросав копья.

Галавотти ковылял на своей деревяшке.

– В чем дело?
– кричал он, - чего они все повалились, как кегли?

– Черт их знает...

Верховный жрец, тот, который играл на дудочке, появился на поляне.

– А ну-ка его, - предложил Валуа.

Полковник выругался.

Жрец замер. Колени его задрожали, глаза, казалось, готовы были выскочить из орбит.

– Еще разочек!
– скомандовал Валуа,- без промаха! Пли!

Полковник выругался.

Жрец упал на колени и вдруг начал изо всех сил подметать землю бородою.

– Завели!-пробормотал Галавотти.- Крепко же вы, сеньор, ругаетесь! У старика того гляди отскочит кокос!..

Еще многие дикари повыскочили из хижин, и все они попадали, как карточные домики, подкошенные магическою бранью полковника, Галавотти, рыча от восхищения, несколько раз повторил это ругательство и, наконец, довольно хорошо начал произносить его.