Красиво разводятся только мосты

— Мы оперировали своего, — поделилась Аврора, когда Красин закончил трудный разговор, вздохнул и отложил телефон. — Это действительно бесполезно и очень мучительно для животного. Нашему псу удалили заднюю ногу. Открытая рана, уколы, перевязки. А метастазы всё равно поползли дальше. Только зря мучили, те же полгода он бы и без операции протянул.

Красин молча, Авроре показалось зло, кивнул.

— Простите, — она заторопилась уходить.

— Нет, нет, всё в порядке. Вы меня простите, не хотел обидеть, — первый раз в механическом голосе невозмутимого адвоката появилось что-то человеческое. — Тяжело переношу женские слёзы, а слёзы жены особенно. На чём мы остановились?

— Мы уже закончили, Михаил Николаевич. Вы торопитесь, да и мне пора, — Аврора подхватила сумку. Увидев, что та расстёгнута, дёрнула жёсткий замок.

— Вы спросили про чиновников из Министерства здравоохранения, — напомнил Красин.

Она действительно спросила, но в самом начале встречи, и уже забыла. Но адвокат помнил.

— Мы общались с вашим мужем, с вашим предыдущим адвокатом и с людьми из министерства, — ответил он. — Скажу вам честно, на меня бесполезно давить, но это плохая новость не для вас. Для меня превыше всего интересы моего клиента, а мой клиент — вы, — сказал он всё тем же сухим нейтральным тоном, что не давал ни успокоения, ни надежды. — Министерство и клиника — не мои клиенты. Из этого и будем исходить. Всё остальное вам лучше узнать у мужа.

— Тогда у него и узнаю. Спасибо! — Аврора встала.

Легче ей не стало. Да, наверное, и не должно.

«Осталась всего неделя», — полыхнуло в мозгу.

— Мне надо взять с собой какие-то вещи на заседание суда? Одеться соответственно? — имела она в виду: если её прямо из зала суда повезут в тюрьму.

Адвокат понял.

— Нет. Это лишнее. Вряд ли заседание будет единственным. Оденьтесь, как вам удобно.

«Я не могу ходить в одеяле», — вспомнила она, как ответила Демьяну.

Грудь обожгло болью. Но она подавила чувства, на которые больше не имела права.

— И последнее. Не знаю, важно это или нет. Я беременна, — сказала Аврора уже в дверях.

Красин удивлённо приподнял брови.

— Мои поздравления. Конечно, это нужно указать для суда. Но мне потребуется справка от гинеколога. Можно прислать по электронной почте.

— Хорошо, — кивнула Аврора. — Я тогда сделаю… и пришлю.

— Аврора Андреевна, — поднялся адвокат. Удивил. Аврора думала, она так и выйдет, как надоедливый посетитель, удостоенный на прощание лишь кивком. — Обещаю вам, я сделаю всё возможное. Врачебная ошибка — это случайность. Она не имеет состава преступления, не имеет умысла нанести вред здоровью человека, возникает вследствие несовершенства медицины, и я буду настаивать на вашей невиновности.

— Но вы не всесильны, — через силу улыбнулась Аврора. — Я понимаю. Спасибо, Михаил Николаевич.

— Увидимся, — открыл он для неё дверь.

— Да, конечно. Всего доброго! — кивнула Аврора секретарю.

Вышла на улицу. Набрала полные лёгкие воздуха.

«Тянуть дольше нельзя, да и некуда уже откладывать», — сказала сама себе.

Осталась неделя. Аврора ехала домой.

Глава 58

Дом, который Аврора когда-то считала своим, и не показался чужим.

Она вдохнула полной грудью смолистый запах хвои. Открыла дверь своим ключом.

Прошла по длинной галерее.

Их экономка, Антонина Ивановна, скромная тихая женщина, всплеснула руками, увидев Аврору. Обнять не решилась, прижала руки к груди.

— А Валера? — была искренне рада её видеть Аврора.

— Валерий Викторович у себя, — показала женщина наверх. — У него…

— Да, я видела машину, у него Ошеров, — ответила Аврора.

Она пошла, невольно стараясь не стучать каблуками.

Положила руку на перила, словно старого знакомого, приветствуя отполированный тысячами прикосновений дуб. Взгляд упал на застеклённую террасу.

Там с северной стороны дома Аврора любила сидеть в час, когда солнце начинало клониться к горизонту. Недолго слепило, пробиваясь сквозь вековые сосны. Играло зайчиками на веках, когда Аврора, отложив книгу, закрывала глаза.

Её недочитанная книга так и лежала в кресле.

Аврора поднялась по лестнице. Дверь в кабинет мужа была открыта.

Сердце толкнулось в рёбра. Романовский, высокий, статный, с прямой спиной, стоял у окна. В руках белел какой-то документ, он скользил по нему глазами.

— В общем, позвони, обговорим, положим тебя к нам, подумаем, как лучше, — сказал его собеседник. Попрощался. Вышел. Удивился. — Авророчка! — раскинул мощные руки. — Как дела, милая?

— Хорошо, Лев Яковлевич. Спасибо, — улыбнулась Аврора, освобождаясь из крепких объятий. — У вас как дела?

— С божьей помощью, — махнул мужчина, пошагал вниз по лестнице. — С божьей помощью.

— Аврора, — застыл в дверях Романовский. — Аврора! — порывисто шагнул навстречу.

И она хотела бы отшатнуться или выставить вперёд руку, но не успела, да, наверно, и не смогла бы. Прижалась к его знакомой груди. Вдохнула терпкий запах, что всегда вызывал теплоту, томление, чувство счастья и почувствовала… лишь жалкие отголоски былого.

Острее всего она почувствовала, что тоскует. Тоскует по другому человеку.

— Останешься? — робко спросил Романовский.

На ужин была утка. Нежнейшая. Искусно приготовленная. Божественная.

Горели свечи. В камине потрескивали дрова. Звучал Бетховен.

Аврора согласилась:

— Только…

— Нет, нет, конечно, — как обычно, словно читал её мысли Романовский. — Можешь занимать нашу спальню, я в неё не захожу с тех пор, как ты ушла, — он вздохнул, но тут же притворно бодро улыбнулся. — Или любую другую комнату. Я так рад, что ты вернулась.

— Я тоже, — она улыбнулась.

— Знаешь историю про Лунную сонату, — поднял палец Романовский прислушиваясь.

Весь вечер они говорили о чём угодно, только не о том, что их разлучило, стараясь сохранить мир. Пусть иллюзорный, невесомый, зыбкий, далёкий от того безмятежного, абсолютного, гармоничного единства, что Аврора когда-то чувствовала с мужем, но мир.

Не стали говорить и сейчас.

— Что за история? — заинтересованно отложила вилку Аврора.

— Бетховен, в тысяча восьмисотом году, если мне не изменяет память, — прищурил один глаз Романовский, — в ту пору тридцатилетний и уже известный композитор, встретил в Вене семнадцатилетнюю Джульетту, дочь графа Гвиччарди. Её очарование и жизнелюбие настолько покорили композитора, что он буквально воспламенился. Влюбился пылко и страстно и предложил ей…

— Руку и сердце? — с надеждой спросила Аврора.