Красиво разводятся только мосты

— Сходил, сходил, доктор. Сказали, надо делать операцию. Какую-то, прости господи, радиочастотную абляцию.

— Так сделайте.

— Обязательно, — взмахнул он руками.

— Я проверю, — погрозила она пальцем.

— Буду рад вас снова видеть, и желательно совсем при других обстоятельствах, — улыбнулся Абрамов. — Всего доброго, Аврора Андреевна!

— И вам, Сергей Иваныч! — кинула она.

Они вышли на улицу под вспышки камер и безжалостный град вопросов.

— Это я возьму на себя, — сказал адвокат. Поднял руку, привлекая к себе внимание.

Аврора отдала мужу цветы. Воцарилась удивительная тишина. Только уличный шум, гудки клаксонов, стук трамвая где-то вдалеке да сильный ровный голос адвоката.

Она расправила плечи и вдохнула полной грудью воздух. Терпкий, пьянящий, свежий: где-то цвела черёмуха. Воздух свободы.

— Тебе идёт быть счастливой, — прозвучало совсем близко.

Аврора замерла. Сердце споткнулось.

Демьян.

— И свободной, — он улыбнулся. В её руки лёг перевязанный алой лентой букет.

Губы коснулись виска. Рука — спины.

Его голос, его запах, его дыхание, его улыбка…

Короткий миг…

А потом он её отпустил.

Шагнул назад.

Её окликнул Романовский, открыл дверь машины.

Аврора отвлеклась, а когда оглянулась, Демьяна уже не было.

Она забралась на заднее сиденье и всё крутила головой, пока машина выезжала, но так его больше и не увидела. Наверное, она бы даже подумала, что он ей пригрезился, если бы не розы. Их толстые стебли были ещё тёплыми там, где их держала его ладонь.

Она опустила лицо к тугим бутонам, вдохнула запах.

Демьян.

— Это он, да? — неожиданно спросил Романовский.

— Что? — не поняла Аврора.

— Ты спала с ним? — отвернулся Романовский к окну.

— Какое теперь это имеет значение? — смотрела на строгий профиль мужа Аврора. — С меня сняли все обвинения. Я с тобой. Или ты?..

— Нет, я не передумал, — он повернулся, протянул руку. Накрыл её пальцы, сжимающие розы. Улыбнулся. — Думаю, мы имеем право это отпраздновать? Куда хочешь поехать?

— Я хочу домой, Валер. Да и нечего праздновать. Женщина умерла.

— Ты как будто разочарована, — удивился Романовский.

— Я просто ещё не осознала, — Аврора покачала головой. В груди зияла пустота.

Пустота, когда сдаёшь сложный экзамен, к которому долго готовился, или заканчиваешь сложную операцию, или провожаешь шумных гостей и остаёшься одна.

Потерянность. Усталость. Опустошённость.

Эту пустоту Аврора знала. И знала, что она пройдёт. Помучает и отпустит.

Но была и другая пустота. Та, которую нельзя заполнить ничем. И уже никем, кроме Него.

— Прости, что я не спросила раньше, — повернулась она к мужу. — Но что теперь будет с клиникой?

— С клиникой? — нарочито удивился он. — А что с ней может случиться? Она работает.

— Но твои друзья, министерство, Филимонов?

— А, ты об этом! Ну, я же сказал, что всё улажу. Как всегда. И я уладил.

— Но как? Нашёл на них управу? Пригрозил?

— Какой ты у меня ещё ребёнок. Прямо пионер-герой, — обнял её Романовский. — Конечно, нет, душа моя. Не в моих интересах устраивать войну, идти на открытую конфронтацию. Взрослые люди решают конфликты не так. Они договариваются, идут на взаимные уступки. Или делают вид, что идут…

— И чем поступился ты? — смотрела на его бесстрастное лицо Аврора.

— Как там ты только что сказала? Какое теперь это имеет значение? — ответил он. — И ты права: никакого. Всё позади. Ты со мной. Ты же со мной?

Аврора кивнула.

Наверное, сейчас было самое время сказать, что она беременна, но такая в его голосе звучала вселенская стужа, сталь и фальшь, что Аврора сглотнула слова и промолчала.

«Ты была права, Ира, — смотрела Аврора в окно на пролетающие мимо дома, памятники, бульвары, скверы. — Как всегда, права. Я ему изменила. И он не простит».

Глава 62

Телевизор орал на полную громкость.

Звук, отражаясь от стен спортивного зала, громыхал со всех сторон.

Демьян молотил по боксёрской груше, останавливался после серии ударов, и пока выравнивал дыхание, смотрел на экран.

— Ещё Гиппократ утверждал, что хорошим врачом является тот, кто ошибается редко, но превосходным — тот, кто признаёт свои ошибки, — на экране с крыльца здания суда вещал адвокат Красин.

Его речь записали все каналы и крутили в новостях весь день. Речь блестящую, безупречную, идеальную. Наверное, она войдёт в анналы юриспруденции, её будут цитировать коллеги, учить наизусть студенты. Речь великого адвоката. Речь человека, который вернул доктору свободу, работу, репутацию, честное имя.

Демьян слушал словесные экзерсисы адвоката лишь затем, чтобы увидеть, как Аврора выйдет из здания суда. И потом, второй раз мелькнёт на экране в самом конце — так нарезали видео.

— Пациенты и их родственники, не представляя реальных возможностей современной медицины, нередко склонны обвинять в неблагоприятном исходе только врача. Порой даже юристы забывают, что post hoc не всегда propter hoc. — блистал адвокат. Он перевёл латынь для несведущих: — После этого не всегда из-за этого…

Демьян замер. Вот сейчас.

Невольно улыбнулся. Аврора расправила плечи, подняла голову. Вздохнула. Легко. Свободно. Словно птица, что вырвалась из клетки.

Картинка сменилась. Демьян выставил перед собой руки в боксёрских перчатках и со всей силы ударил по груше. Неудачно. Плечо заломило.

— Чёрт! — выругался он.

Зубами расстегнул перчатку. Скинул вторую. Зачерпнул пригоршню воды из ведра, что сам и принёс, плеснул в лицо, вытер. Повесил на шею полотенце. Сел на край подиума, вжавшись лопатками в канаты ринга.

Майка пропиталась потом до самой задницы, с волос капало, и пора бы ему уже остановиться, но Демьян знал только один работающий способ снять напряжение — гнев, тоску, злость, что там в нём ещё сейчас было круто замешано, — колотить по груше до изнеможения. И он колотил.

— Закроешь? — перекрикивая телевизор, спросил его от двери Витя. — Демьян!

— Да, да, иди! — крикнул тот, оглядываясь в поисках пульта.

Встал. Чёртово плечо. Он ощупал мышцу. Покрутил суставом. Болело ниже — потянул сухожилие. Пульт валялся на лавке. Ящик, наконец, заткнулся. Воцарилась тишина.