Красиво разводятся только мосты

— Это ты меня сейчас уговариваешь или себя?

— Это не может быть не он, — отчаяно покачал головой Аврора.

— Не может или не должен? — усмехнулась Наташка.

— Я только из-за ребёнка к нему вернулась, — выдохнула Аврора.

Они стояли в вестибюле.

— Ладно, ладно, святая моя, — примиряюще обняла её подруга. — Чисто теоретически, такого, конечно, не должно быть, — вздохнула она. — Но в жизни чего только не случается.

— Ты допускаешь такую возможность? — Аврора сверлила её глазами.

— Я допускаю, — кивнула та. — Только зачем тебе моё подтверждение, если ты знаешь что…

— У меня суд, Наташ, — перебила Аврора. «Скорее всего, я не смогу сделать ни тест ДНК, ни повторное УЗИ», — добавила про себя. А вслух сказала: — Понятия не имею, что за медобслуживание в тюрьме.

— В общем, поздравь от меня Романовского. Козёл он, конечно, но кто из них не гуляет, — она махнула рукой. — Мой так точно, хоть я и делаю вид, что не замечаю. А у Романовского ещё в универе была репутация бабника. Это с тобой его потом, как подменили. Ну и, кроме этого, ему ведь и предъявить нечего: вы с малышом будете с ним как за каменной стеной. А когда суд?

Аврора назвала дату. Наташка всплеснула руками:

— Уже на этой неделе?

— Это только первое заседание. Не обязательно на нём сразу вынесут решение. Хотя в моём случае больше нечего оспаривать, всё ясно как божий день.

— А что говорит адвокат?

— Молиться, — усмехнулась Аврора.

— Скажу матери, пусть свечку сходит поставит, — сказала Наташка на полном серьёзе. — Чем чёрт ни шутит.

Она обняла Аврору на прощанье. Проводила до крыльца.

«Только надо как-то сказать Романовскому», — подумала Аврора уже в машине.

Или нет?

Она всё тянула и тянула. Ждала того разговора, что он всё откладывал и откладывал.

«Его можно понять», — говорила себе Аврора. Как и для неё, для Романовского всё находилось в подвешенном состоянии: их отношения, их брак, их будущее.

Он тоже переживал, ждал суда, нервничал. Кому-то звонил, куда-то ездил. И тоже боялся нарушить хрупкое перемирие, сломать шаткую дощечку, положенную на месте разрушенного моста, что их теперь соединяла. Дощечку, по которой они ходили, не глядя друг другу в глаза, боясь оступиться, сделать неверный шаг, неловкое движение, сказать неосторожное слово.

— Да, Ира, да, — лежала вечером одна на огромной двуспальной кровати Аврора, глядя в потолок, — ты была права. Как всегда, права.

Телефон валялся рядом — только руку протяни, но Аврора не знала, что сказать подруге, а, скорее не хотела услышать от неё то, в чём и себе боялась признаться, на что боялась и надеяться: «Я люблю его. И я очень хочу, чтобы это был его ребёнок».

Его, не Романовского. Но жизнь чертовски несправедлива.

Она так ничего и не сказала Романовскому за неделю.

А утром дня суда позвонил адвокат.

Глава 60

— Аврора Андреевна, вы не могли бы приехать пораньше? — огорошил Красин.

— Что случилось? — перепугалась Аврора.

— Ничего, ничего, — поспешил заверить адвокат. — Просто формальности, которые нужно уладить до заседания. Буду ждать вас у центрального входа, — он назвал время и отключился.

Аврора его почти ненавидела: она всё утро себя успокаивала, пыталась взять в руки, настраивалась, а он одним звонком… Одним дурацким звонком!

Аврора выпила целый стакан воды, прежде чем сердце перестало колотиться как ненормальное. К счастью, Романовскому каким-то чудом удалось её отвлечь, рассмешить, найти слова.

— Если это твои проблемы, ты можешь их решить, — сказал он. — Если ты не можешь их решить — это не твои проблемы.

Аврора с благодарностью обняла мужа уже за то, что сегодня не одна. Что он рядом.

Вздохнула. Привела в порядок волосы, нанесла макияж, надела костюм, в котором выглядела, как с обложки журнала, сунула ноги в туфли на каблуках, высоко подняла голову.

«Даже если дадут максимальный срок, три года — не вся жизнь. Я справлюсь. — Прижала руки к животу. — Мы справимся».

У здания суда ожидаемо дежурили журналисты.

Подлетели, как коршуны за добычей, едва они с Романовским вышли из машины. Аврора ждала и демонстрантов с плакатами «Убийца!», скопление разгневанных людей, жаждущих крови и зрелищ, но то ли их не было, то ли она не увидела: с одной стороны её закрыл Романовский, с другой — водитель. У входа встретил Красин.

По лицу адвоката, как обычно, ничего нельзя было понять. Аврору пригласили в кабинет.

— Только Аврора Андреевна, — неласково остановил Красин мужа.

Тому ничего не оставалось кроме как ободряюще кивнуть Авроре и отступить. Хотя, честно говоря, с Романовским рядом ей было спокойнее. Но нельзя, так нельзя.

«Это просто формальности», — сказала она себе и бесстрашно шагнула в открытую дверь.

— Присаживайтесь, — указала ей на стул судья в неожиданно маленьком, но уютном кабинете, опрятном, чистеньком и почти пустом.

Аврора почему-то представляла кабинет судьи заваленным бумагами, а судью — дородным мужиком в мантии. Но в кабинете, кроме стола, симметрично, как дорические колонны, стояли лишь два узких шкафа, а судьёй оказалась молодая стройная женщина.

Аврора удивилась её природной красоте и своему неожиданному спокойствию, гадая к добру это или к худу: экзамены, на которых не волновалась, она обычно сдавала лучше всего. Впрочем, всё это утратило значение, когда Красин пригласил четвёртого участника их приватной беседы.

— Присаживайтесь, Евгения Витальевна, — развернул он стул.

— Вы? — удивилась Аврора, увидев подругу погибшей женщины.

Повернулась к адвокату, ничего не понимая. Тот дал понять: всему своё время, и остался стоять.

— Расскажите нам, пожалуйста, всё, что вы рассказали мне, — сказал он, обращаясь к женщине.

Та замешкалась, не зная с чего начать.

— Хорошо, давайте начну я.

Адвокат достал из папочки и выложил на стол три листа. Верхний протянул Авроре.

Распечатка из лаборатории. Аврора машинально прочитала «Островская Марина Михайловна», год рождения. Заскользила глазами по цифрам.

— Что можете сказать? — спросила у неё судья.

— Коагулограмма. Очень низкий тромбокрит. И остальные показатели… — По спине потёк ледяной пот. Она ошиблась… Аврора в ужасе шептала вслух цифры, не веря своим глазам.