Красиво разводятся только мосты
Шрифт:
— Обижаешь.
— Помнишь в свадебном путешествии. Ты каждый день варил мне кофе. И мы встречали каждое утро в новом порту.
— Сидели на балконе в каюте. Смотрели на жирных чаек, парящих в синем небе, — кивнул Демьян. В свадебное путешествие они ездили в круиз по Средиземному морю.
— Ну ты на чаек, а я на капитана, — кокетливо пожала плечиком Полина. — Он выходил покурить на мостик. Или как там назывался тот закуток, где, опираясь на перила…
— На леера.
— На леера. Он курил свои вонючие сигареты. Они ему не шли.
— Сигареты
— Дём, поехали домой, — подняла она бровки домиком. — Возьми выходной. Отлежишься. Выспишься. Я что-нибудь закажу из нашей любимой еды. Посмотрим кино.
— Умеешь ты уговаривать, — дёрнул головой Демьян.
— Ура! Ура! Ура! — она захлопала в ладоши. Одеяло сползло с обнажённой груди.
Демьян скользнул глазами по её медовой коже. Полина поймала его взгляд.
— Эта дверь закрывается? — оценив вход в кабинет, она вытащила из-под одеяла голую ногу.
— Нет. Одевайся, — Демьян посмотрел на часы. — Сейчас придёт уборщица, да и остальные потянутся на работу.
— Фу, какой ты скучный. В этом же весь смысл, — прикрывшись простынёй, она привалилась спиной к подушкам. Отхлебнула кофе.
— Полин, — Демьян сел рядом. — Мне, правда, надо работать. Нина приедет. Привезут обору...
— Кто такая Аврора? — перебила она.
— Аврора? — фальшиво удивился Демьян. По спине пополз холодок. — Крейсер?
— Ты повторял её имя во сне, — сверлила его взглядом жена.
— Понятия не имею. Может, мне снилась революция? Я накануне смотрел кино.
Полина усмехнулась. Сунула ему кружку.
— Ты знаешь, что не умеешь врать? — скользнула как рыба в джинсы на голое тело, без белья.
«А оно вообще на ней было?» — пытался вспомнить Демьян.
— А зачем мне врать? — возмутился Демьян.
— Вот и я думаю: зачем? — смерила его взглядом Полина и отвернулась. Взяла со стола кофту. Её она тоже натянула на голое. — Там отец спрашивал про документы. Ты отправил?
— Ещё нет. Всё забываю. То одно, то другое.
— Отправь, а то, не дай бог, передумает, — смотрела на него в упор Полина.
— Хорошо. Конечно, — опустил глаза Демьян.
Пока Полина надевала куртку, он заглянул в мусорное ведро: вроде сюда он выкинул презерватив. Неудобно перед уборщицей, если из мусора вывалится использованный кондом. Но тот, видимо, завалился куда-то глубже: Демьян не стал искать, решив, что раз он не нашёл, то вряд ли уборщица его увидит.
Он проводил до машины жену. На душе было скверно.
«Ну какого чёрта, а? — материл он себя. — Зачем?! Не так уж я её и хотел!»
Впрочем, нет, зачем Демьян как раз знал. Затем, чтобы почувствовать то, что он сейчас чувствовал: пустоту, тошноту, разочарование. Почувствовать, что больше ничего не чувствует: к этой женщине, к их браку. Их отношения не просто зашли в тупик, они себя изжили.
Демьян вспомнил страдания Поэта, его эпичное «Зачем?!». Потянулся за телефоном.
Как он и думал, ничего Котов не сказал жене. А кто бы сказал?
— Хорошо, — ответил Поэт на его просьбу.
Демьян положил трубку.
Покачал головой. И приготовился отвечать на бесконечные вопросы: подбитый глаз у директора компании вряд ли кого-то оставит равнодушным.Глава 65
Подставив лицо солнцу, Аврора стояла у станции метро.
Именно здесь они договорились встретиться с Воскресенским.
Мимо шли люди. Светофор загорался то красным, то зелёным. Пешеходы собирались с разных сторон дороги, протекали сквозь друг друга двумя встречными потоками и снова собирались, словно вода в бамбуковом фонтанчике. На картонных коробках у выхода шла бойкая торговля букетами. Нос щекотал удушливый запах сирени.
— Аврора!
Она обернулась.
— Вадим.
— Рад тебя видеть, — неожиданно тепло обнял её Воскресенский.
Ни поздравлений, ни сожалений не последовало: о том, что произошло с доктором Романовской, он, похоже, был не в курсе, чему Аврора искренне обрадовалась.
Что Поэт знает Воскресенского Аврора не ожидала. Как и того, что Вадим окажется в Санкт-Петербурге, сам позвонит и назначит встречу. И уж, тем более что встретятся они буквально через полчаса после звонка.
Аврора приехала на Достоевского забрать оставшиеся вещи, ещё надо было заехать к адвокату подписать документы.
На самом деле она и сама не знала, чего хотела, когда открыла дверь съёмной квартиры. Ей казалось: поразмышлять, побыть с собой наедине, убедиться в правильности принятого решения. А когда вошла, поняла, что хотела совсем другого: коснуться простыней, вдохнуть его запах, ткнуться носом в его подушку. Не забывать.
Она сидела на кровати и думала не о муже, которого оставила в больнице. Не о его синяках…
— Господи, Валер, ну это же смешно — выяснять отношения кулаками.
— Смешно в моём возрасте?
— Смешно в любом возрасте. Мы же взрослые люди.
Что и с кем он не поделил, Романовский так и не сказал.
Да, честно говоря, Авроре не хотелось и выпытывать. Ей вообще не хотелось его слышать. И видеть. И сидеть у его кровати пока через капельницу в него вливали препараты, нормализующие обменные процессы мозга — их назначил добрый доктор Ошеров для предотвращений последствий возможного сотрясения.
Доктора Ошерова с его доверительным шёпотом Аврора тоже слушать не хотела.
Да, она знала, что такое аденома предстательной железы. Понимала, почему лучше сделать операцию и сделать её как можно быстрее. Осознавала риск и ответственность. Не хуже Льва Яковлевича представляла процесс и нежелательные последствия, которые могут возникнуть после операции на простате. Но пока она жена пациента Романовского, это её святая обязанность — сидеть у его постели и делать всё, чтобы его поддержать.
Поэтому она слушала, сидела, подбадривала. Целовала в колючую щёку, прощаясь до встречи дома вечером. Шутила, улыбалась.