Красная королева

Я смотрела на детей, и мне было их безумно жалко. Они же еще совсем малыши. Даже дочь, по сути, ребенок. За что же им это проклятье в виде текущей в их жилах королевской крови?! Мы разговаривали еще некоторое время, и на все их вопросы я давала такие же прямые ответы.

Александр выразил желание увидеть свою сестру по отцу. В чем-то я его понимала. Он хотел убедиться в своей исключительности, в том, что он по-прежнему остается дофином и будущим королем, и у него нет соперников. Он рос с этой мыслью всю жизнь и сейчас получил другую точку зрения на свои права. Не думаю, что он затаит обиду на девочку. Так что я пообещала устроить встречу.

Возникновение в жизни Алехандро другого ребенка, который чисто теоретически мог занять его место, вызвало вполне закономерные любопытство и опасения. Я не стала вдаваться в подробности родов Этель Блайт, но сказала, что эта девочка, несомненно, является дочерью короля, и тому есть многочисленные свидетельства и подтверждения. Пусть дети познакомятся. Большой опасности я в этом не вижу.

При всем том, что я всегда старалась нивелировать речи бесконечно льстящих детям придворных, отслеживала всех, кто приближался к ним из желания войти в круг общения королевской семьи, из корысти или по долгу службы, я не могла держать сына и дочь в информационном вакууме. К сожалению, полностью оградить детей от яда придворных невозможно.

Я всегда подробно объясняла сыну, почему, например, юный виконт Салана, сын герцога Адлау, который старше Алекса на два года и выше почти на голову, часто проигрывает ему в серсо и других соревнованиях. Именно поэтому Алекс очень неохотно общался с этим мальчиком: он уже имел представление о том, что далеко не всегда людям интересен он сам по себе, а не как будущий король. Так же было и с подругами Элиссон.

Так что мои дети не были совсем уж наивны. Во взрослую жизнь их тянула не только я, но и окружение. Просто делали мы это с разными целями. Сам разговор протекал странно: дети как бы забыли первоначальную причину этих бесед. И вопрос о Вильгельме де Кунце возник очень не скоро. Но все же он возник, и мне пришлось ответить:

— Вы знаете, что я люблю вас обоих. Вы знаете, что вы всегда в моем сердце, и я всегда найду для вас время. Но вы забываете, что я тоже человек, — свои слова я смягчила улыбкой и на попытки детей возразить ответила: — Дослушайте меня. Элиссон, у тебя есть близкая подруга Эмили. У вас с Эмили есть секреты от всего мира, только для вас двоих. Я никогда не лезла в эти ваши секреты, не пыталась их вызнать и как-то вмешаться в ваши отношения. У тебя, Алекс, в школе появилось целых два друга: юный баронет Лоттер и баронет Бистор. У вас есть свои секреты, общие дела и проказы. И я также не пытаюсь забрать на себя все твое внимание. Почему же вы оба считаете, что мои отношения с генералом де Кунцем должны прерваться только потому, что кому-то это не нравится.

Первой, разумеется, сообразила Элиссон:

— Мама! Эмили просто моя подруга, а про Вильгельма де Кунца говорят, что он твой любовник!

— Да, он мой любовник. Но это мой собственный выбор, и я никому не позволю в него вмешиваться. Я люблю вас обоих, — снова повторила я. — Но… Я не ваша собственность, понимаете? А вы не моя собственность. Вы мои дети, но я всегда помню, что вы отдельные самостоятельные личности. Вам тоже не следует забывать об этом.

Разумеется, они никогда не задумывались о таком. Для них мама — это то, что принадлежит им безраздельно и является неким центром их мира. И сейчас этот самый «центр» вдруг совершенно неожиданно попытался сменить позицию. У меня не было обиды или гнева на моих детей. Я просто очень старалась им дать понятие личной свободы у родных людей.

Смириться со всем этим сразу они не могли — требовалось время. Но, по крайней мере, они задумались и перестали таиться от меня, понимая, что я готова к обсуждению и объяснениям. Я же в процессе беседы точно выяснила, где и при каких обстоятельствах они получили информацию о Вильгельме, и сделала себе в памяти зарубку: «Графиню Солис, эту старую сплетницу, я вышлю из дворца впереди ее собственного визга. Вот же дрянь! Неужели она думает, что я не знаю, чем она удерживает рядом с собой нищего барона Зельдо. То есть купить себе альфонса — прекрасная идея, а мне завести любовника — ужас и кошмар? Ничего, милая графиня. Скоро вас ждет множество сюрпризов.».

С «добрым человеком», позаботившимся проинформировать Алехандро, было сложнее. Виконт Остер Андертон, младший сын министра финансов, прибыл ко двору относительно недавно: отец собирался пристроить его в столице путем женитьбы. Как младший ребенок в семье герцога, он был всего лишь виконтом, носил этот титул учтивости и мог рассчитывать только на сравнительно небольшое наследство — пару баронств или что-то вроде того.

Заботливый отец уже нашел ему отличную невесту — молодую вдовствующую графиню Ойренберг, владелицу огромного состояния. Достаточно сказать, что после смерти престарелого мужа к первоначальному приданому и наследным землям графини прибавилось еще и два судна, которые весьма успешно ходили в рейсы в Александрию. Ну и сама по себе двадцатилетняя графиня была неплохим вариантом. Молода, хороша собой, не имеющая детей от первого брака. Разумеется, министру финансов я популярно объясню, в чем не прав его сын. А чтобы это объяснение было доходчивей, удар стоит нанести по самому больному месту — по кошельку. Пожалуй, мне стоит поискать для графини Ойренберг хорошую брачную партию.

* * *

Первое время к Вильгельму дети относились весьма настороженно. Но я не давила на них своим мнением, не требовала какого-то особого отношения к фельдмаршалу, вообще никак на людях не подчеркивала особое положение своего любовника. Единственным серьезным изменением было то, что он перебрался из Малого Шаниза во дворец и стал значительно чаще присутствовать на вечерних приемах. Иногда я приглашала его и на вечерние семейные посиделки с детьми и близкими.

Фельдмаршал как-то достаточно быстро и легко вписался в круг близких мне людей: играл в карты с Софи, не забывая поддразнить ее в случае проигрыша. Привез Жанне Менуаш какой-то старинный синтайский свиток, снабженный переводом: рецепты нескольких мазей и декоктов.

Иногда по вечерам играл в шатрандж с Алексом. Игра была сложная: некий аналог шахмат. И сдружились они не столько на самой забаве, сколько на последующем тщательном и серьезном разборе партий. Фельдмаршал доходчиво и терпеливо объяснял дофину, где и какие ошибки тот допустил, почему при двух фарсинах лучше было пожертвовать боевой башней, а не колесницей. Иногда они спорили, но чаще Вильгельм оказывался прав. Со временем Алекс оценил нового друга.

— Элен, его высочество дофин довольно умен. И он прекрасный стратег. Но не слишком хороший тактик. Это следует учитывать, — со мной Вильгельм никогда не юлил и говорил прямо.

— Ты считаешь, что это нужно изменить?

— Нет. Просто рядом с ним всегда должны быть те, кто уже воевал сам и владеет тактикой ведения боя. Дофин — будущий король, и ему придется вести войны.

— Надеюсь, Господь убережет его от такой ноши…

Сложнее всего было с Элиссон. Она относилась к Вильгельму достаточно настороженно. Конечно, она не позволяла себе дерзить ему, а он был почтителен к ее статусу. Но некое отчуждение между ними мешало расслабиться всем. Однако и к ней был найден подход: слабостью Элиссон всегда были кони. Её, разумеется, учили сидеть в дамском седле, как и положено любой дворянке.

Некоторое время мы с Вильгельмом обсуждали эту тему и спорили, уместно ли это будет. Наконец я рискнула сама поговорить с дочерью. Такого энтузиазма даже я не ожидала.

— Детка, а ты понимаешь, что это будет достаточно тяжело? Ты будешь уставать, у тебя будут болеть руки и ноги, ты даже можешь упасть.

— Мама! Я давно уже не маленький ребенок! Между прочим, синтайские принцессы садятся в седло еще в детстве!

— А в Сан-Меризо…

— А что вообще хорошего есть в твоем Сан-Меризо? — Элиссон несколько пренебрежительно фыркнула, потом обняла меня, положив голову на плечо, и зашептала прямо в ухо: — Ну, мамочка, ну пожалуйста! Если ты разрешишь, я буду самая-самая счастливая!