Красная площадь

Мы со Светловым переглянулись. Похоже, он не ввел их в курс дела, сказал, наверно, «едем в одно место, там все увидите», и правильно сделал, но теперь надо было либо выкручиваться и врать, либо говорить все начистоту. Я выбрал второе, и сказал:

–  Вот что, девочки. В этой квартире на днях произошло преступление. Поэтому вы тихо посидите на кухне, ничего там не трогайте, никакую посуду, а мы с Маратом пока тут поработаем.

Тамара - высокая черноглазая девица с худенькой ломкой талией, но с крепкими ногами и с прямыми сильными плечами, молчала, осваивалась. Она сняла на руки Светлова пальто, а затем протянула ему правую ногу, чтобы он снял ей сапог. Похоже, она уже забрала власть над начальником третьего отдела Московского уголовного розыска, да и не мудрено - она подняла ногу так высоко и прямо, что открылась вся телесная перспектива ее колготок.

Тем временем Ниночка оживленно вскинула на меня свои голубые глазки:

–  Преступление?!
– воскликнула она.
– Про которое тебе Марат в Сочи рассказывал?

А я-то считал ее полной глупышкой!

–  Ладно, - сказал я ворчливо.
– Без вопросов. Марш на кухню. И дайте мне что-нибудь поесть, я жрать хочу - умираю…

Через несколько минут мы с Маратом приступили к осмотру квартиры. Я ввел его в курс дела, показал задетую пулей раму форточки и саму пулю, найденную мной во дворе, а дальше ему уже ничего не нужно было объяснять, он все понял. Его живые карие глаза блеснули азартом, куда-то подобрался его уже откровенно наметившийся животик, и движения стали скупыми, точными.

–  Так, - сказал он, надевая резиновые перчатки, которые привез в моем следственном чемодане.
– Девочки сидят в прихожей! Можно дышать, но двигаться нельзя и главное - ничего не трогать! Когда мы проверим кухню - пересядете туда.

–  А музыку можно включить?
– робко спросила Ниночка.

–  Ладно, музыку можно, - разрешил он.

–  А можно посмотреть, как вы работаете?
– спросила Тамара.

Он не смог ей отказать, но сказал сурово:

–  Смотрите. Но только издали. И - никаких вопросов!

После этого он словно забыл о ней. То есть, может быть, где-то внутри и помнил, и чуть наигрывал на наших зрительниц, но только чуть-чуть, самую малость. Во всем остальном он был сосредоточенно-серьезен, внимателен к любому пустяку и неразговорчив. Наверно, в эти минуты мы с ним были похожи на двух хирургов, которые, натянув резиновые перчатки, приступили к сложной операции. При этом ведущим хирургом был Светлов, а я легко согласился на роль его ассистента.

–  Пинцет!… Лупу!… Посвети мне сбоку… Порошок… Магниевую закись…

Каждый стакан, бокал, рюмку Светлов брал за донышко и осматривал в косых лучах электрической лампы, каждое подозрительное пятнышко на мебели посыпал специальным порошком для выявления дактилоскопических узоров, и все это он делал быстро, с привычной, почти конвейерной сноровкой.

–  Чисто… Чисто… Чисто…

С кухней мы управились довольно быстро, за какие-нибудь пятнадцать минут. Ни на посуде, ни на мебели тут не было никаких следов. Вообще - никаких. Ни на одном стакане, ни на чашках, ни на ручке холодильника, ни на спинках стульев - нигде. Светлов посмотрел на меня выразительным взглядом, и мы даже не стали это обсуждать: ясно, что уборку на кухне делала не простая домработница.

Мы пересадили девочек на кухню и разрешили им не только слушать магнитофон, но и приготовить ужин. А сами перешли в квартиру. И тут, на пороге прихожей и гостиной Светлов сделал первое открытие, честь которого потом долго оспаривала Ниночка. Он сказал:

–  Дед, посмотри сюда, на пол.

Я посмотрел, но ничего не увидел. Чистый паркет был слегка увлажнен нашими следами.

–  Петя!
– сказал он насмешливо, совсем как в студенческие годы, когда мы, четверо обитателей комнаты № 401 на четвертом этаже общежития юридического факультета МГУ в Лосиноостровской, звали друг друга не по именам, а просто «Петями».

– У твоей внучки следовательский взгляд, я возьму ее в МУР и дам ей звание лейтенанта. Смотри: во всей квартире ковры, а в прихожей нет даже коврика!

Действительно, в гостиной, спальне и в кабинете были ковры, даже в коридоре лежала ковровая дорожка, а в прихожей - нет. Это было нелепо. Светлов стал на четвереньки и, вооружившись лупой, принялся исследовать плинтусы у стен и у дверей. Через минуту он поднялся и торжественно показал мне добытую из-под щели в плинтусе толстую зеленую нитку.

–  Конечно, здесь был ковер, - сказал он.
– Ноги-то надо было вытирать. Женись на Ниночке - хорошая будет хозяйка…

В гостиной и спальне мы ничего не нашли, кроме отмеченных в гэбэшном протоколе и уже почти замытых на столе и под столом пятен крови.

На всякий случай мы сделали с этих пятен соскобы, но это было уже скорей формальностью, чем делом.

Последнее, второе открытие мы сделали через час, когда девочки уже истомились ждать нас к ужину и заскучали. В кабинете Мигуна за батареей парового отопления, скрытой письменным столом, мы нашли стопку завалившихся туда пожелтевших расчерченных карандашом листов со столбцами цифр и другими пометками - записи, которые делают картежники при игре в преферанс. Я в этой игре ничего не понимаю, но Светлов, который брал не одну картежную малину уголовников, сказал сразу:

–  По крупному играли. А эти инициалы тебе пригодятся.

Самым интересным в этих листках были не цифры ставок, выигрышей и проигрышей, а инициалы игроков.

Придется мне над этими инициалами поломать голову. Закончив осмотр квартиры, мы сфотографировали и выпилили из оконной рамы потревоженный пулей кусок деревянной форточки. И только после этого сели с девочками пить чай и шампанское. Было около двенадцати ночи, глазки у наших подруг уже слипались от скуки и усталости. Тамара порывалась смыться домой, но Светлов положил перед нею свое красное удостоверение, где на обложке было вытиснено золотом - «Московский уголовный розыск. МВД СССР», а внутри значилось: «Полковник милиции Светлов Марат Алексеевич, начальник 3-го отдела», и сказал:

–  Понятая Тамара! Мы держим вас здесь не как поклонники ваших прелестных ножек, а в связи с чрезвычайным государственным делом. Сиди тихо и не канючь. Через полчаса подпишешь протокол осмотра этой квартиры и после этого мы тебя отвезем домой. Ясно?

По-моему, на нее это подействовало сильнее любого обхаживания. Она спросила:

–  А потом вы куда поедете?

–  Потом мы забросим эти материалы в Институт судебных экспертиз и Марат поедет ко мне. Нам еще нужно кое-что обсудить, - сказал я.

Марат посмотрел на меня удивленно. Он собирался домой, но я добавил:

–  Твою жену я беру на себя. Ты мне действительно нужен.

–  А можно я тоже к вам поеду?
– спросила Тамара, и я понял, что теперь Светлов никуда от меня не денется, во всяком случае - этой ночью.

Той же ночью.

–  Тот, кто замывал следы и убрал ковер из прихожей, - тот и убил твоего Мигуна, - сказал Светлов.

–  И стрелял в форточку?
– спросил я насмешливо.