Красно Солнышко

– Твой - справа.

Справа? Отрок не понял, что шепнул ему старший, но послушно повторил то, что делал более опытный воин. Так же вытащил из засапожных ножен длинный клинок, осторожно, чтобы не выдать себя движением, забросил круглый щит всадника за спину… С шумом и треском кто-то ломился прямо через подлесок в приготовленную засаду. Сердце юноши лихорадочно заколотилось – похоже, сейчас будет сеча… Князь вновь вздел руку, повёл ей немного в верх… Дозорный раскатился дробью дятла… Храбр напрягся – сигнал, что враги уже… Вот… Сейчас… И верно, из-за ближних стволов могучих дубов вывернулся первый всадник, довольно рослый, почти с самого отрока человек в… Юноша не верил своим глазам – у того не было доспеха! Какая-то, вонючая до невозможности шкура, резкий запах от которой разносился на несколько саженей вокруг, на которую сверху было нашито несколько квадратных пластин из рога. На лошади вояки не было, точно так же,как и у гонца, седла и стремян. Просто спина животного была накрыта скверно выделанным мехом. Вооружён всадник был квадратным щитом из толстых досок, ничем не окованных, а в руке держал толстую суковатую дубину, всю утыканную клыками то ли кабанов, то ли медведей… За ним мчались, насколько это возможно на неосёдланных лошадях, да ещё по довольно густому бору, остальные воины, вооружённые и одетые куда как хуже первого чужака. Кое у кого вообще в руках оказались каменные топоры. Между тем вожак аборигенов уже почти поравнялся с отроком, и тот ощутил лёгкий толчок – мол, давай! Рубить такого? Да это же позору не оберёшься! Решение пришло мгновенно – оторвавшись от земли в прыжке ударил ногой в лоб опешившему от невиданного франку или саксу… Того снесло с клячи, словно бревном. И со всех сторон одновременно на врага бросились славянские дружинники… Схватка была быстротечной. Почти мгновенной. Местные вояки даже не успели схватиться за своё горе-оружие, как уже лежали на обильно усыпанной палой листвой земле. Кто нещадно скрученный верёвками, кто без сознания. Некоторые подвывали от боли, держась за выбитые из суставов конечности. Но дружинники не получили даже царапин. Гостомысл довольно улыбался – удача на стороне его воинов. Хороший знак! Даже очень хороший! Святовид благоволит задуманному жрецами, значит, прав Прокша-Провидец! Трижды прав!..

– Вздеть этого.

Князь указал на того вонючку, которого свалил Храбр. Миг, и вот уже дикарь стоит на коленях с растянутыми руками, привязанными к толстой жерди. Славянин чуть наклонился к пленнику, произнёс несколько слов на неведомом языке – чужак замотал головой, зачастил, захлёбываясь торопливо. Гостомысл слушал, потом перевёл:

– Это – Оттон. Местный князь. Франк. Его усадьба неподалёку. Он готов нам сдать укрепление, если мы пощадим его. Сопровождающие Оттона воины его не волнуют. Деревня, где мы взяли скот, принадлежит так же ему.

– Это как понять, принадлежит?

Не понял кто-то из воев, и князь пояснил:

– То его рабы. Потому и принадлежит.

– Рабы?!

– Рабы.

Повторил князь. Потом скомандовал:

– Повязать всех, кто уже в путах – проверьте получше, чтобы не сразу освободились.

Воины быстро упаковали пленников, прикрутив их за шеи к длинным крепким жердям, а руки связав за спиной. Впрочем, это, наверное, было излишним – низкорослые франки, а самый высокий из них, Оттон, едва доставал младшему из славянских отроков до плеча. С ужасом косились на возвышающихся над пленниками на две, а то три головы, закованных в сталь гигантов, общающихся между собой на неведомом языке. Пленного вождя франков выпихнули вперёд, и понурив голову, тот послушно повёл захватчиков разорять свой дом…

– Олег, худобу освободи. Пускай к рабам возвращается.

Самый младший из отроков торопливо полоснул ножом по сыромятным ремешкам, спутывавших ноги угнанных коров, затем бросился следом, нагоняя остальных. На немой взгляд Слава, шепнул:

– Спят. Даже не проснулись.

Отрок улыбнулся – наука воинская, изученная в Арконе, впрок пошла не только ему…

… Идущий впереди Оттон вывел дружину из леса, и сразу за деревьями пошла накатанная повозками колея. Пленный франк что-то пробурчал, угрюмо отведя глаза в сторону:

– Он просит не вести его с остальными. Позор воину.

– Позор воину? Он себя воином считает?!

Дружинники возмутились не на шутку: ещё бы - от своих родовичей отказался! Крестьян держит в чёрном теле – у славян собаки лучше живут, чем его рабы! Воинов подчинённых готов на смерть отправить, лишь бы только шкуру спасти. И, самое главное – не колеблясь ни мгновения, повёл врагов к родным очагам, вместо того, чтобы умереть, но не выдать сородичей. Так о какой же чести может речь идти?! Гостомысл выслушал всех, потом молча обнажил меч, кольнул пленника в грудь, коротко что-то бросил на том же незнакомом языке. Оттон взмолился, но тут уже князь не выдержал, а просто отвесил тому хорошую затрещину. Завизжав, франк торопливо, едва ли не бегом, побежал вперёд…

…Кое-как оструганный тын, редкий и худой. Вольга, самый сильный из славян, ради шутки легко выдернул рукой вкопанное кое-как бревно в гребень невысокого песчаного вала… Двухэтажное бревенчатое строение под земляной крышей – обиталище самого Оттона и его семьи, морщинистой, измученной тяжёлой жизнью женщины, моложе самого франка лет на пять, и троих детей. Двух мальчишек, лет десяти-одиннадцати. И дочери – девицы пятнадцати лет, с довольно правильными чертами лица, если бы не их острота, от этого в ней проскальзывало нечто птичье. Больше всего дочь франка смахивала на ворону. Причём, злую и нахохлившуюся, поскольку на данный момент славяне опытной рукой потрошили погреба и подвалы подворья. Немногочисленных слуг и служанок загнали в сарай, где раньше держали лошадей. Впрочем, славяне не собирались забирать этих скакунов. Даже до усадьбы вождя дружина шла ходким шагом, так как ни один франкский конь не выдержал бы славянского воина в полном доспехе, просто переломившись по хребту. Лошади, как и люди, были низкорослыми и тощими… Гостомысл откровенно скучал – франк оказался нищий. Единственное – наверняка знает, где здесь ближайший город. Вот там можно чем-нибудь поживиться. А здесь… Шкуры мелкие и плохо выделанные. Кислый вонючий эль, в котором плавают портянки рабов, ни один славянин не возьмёт в рот, просто побрезгует. Тканей нет. Железа нет. Ни золота, ни серебра. Ничего. Всего лишь отроков чуть проверили, да, можно сказать, потренировали. Дружина немного попрактиковалась слаженному бою… Хотя с таким сражением воевать вообще разучиться можно. Ну, не соперники они. Вообще. Народец мелкий, тощий, худой… Может, спросить брата и Путяту? Земля вроде бы хорошая, жирная. Даже непонятно, с чего тут всё такое мелкое уродилось? Однако, Храбра поощрить бы надобно. Молодец парень. Далеко пойдёт… Князь поднялся с бревна, на котором сидел, лениво обозревая картину грабежа, поманил отрока. Тот послушно замер перед ним.

– Хорошо справился в лесу. Точно попал. Вот тебе награда. У тебя…

Гостомысл прищурился на солнышко, снова взглянул на отрока:

– Как коснётся Ярило тех веток, уходим. Управишься?

– Что, княже?

Не понял тот, но младший князь протянул могучую руку, ухватил дочь Оттона за шею, рванул покрывало с головы девицы, толкнул в ноги юноше:

– Забирай. Она твоя.

Та ахнула, поняв без перевода, что сейчас будет. Открыла было рот, чтобы закричать-завизжать, но Храбр спокойно, словно не в первый раз, рванул дочку Оттона за волосы, подымая с земли, затем сунул ей кулак в душу [6] . Пленница задохнулась, а отрок без всякой натуги забросив лёгкое тело на плечо, понёс к высившемуся чуть поодаль стожку… Мать девицы что-то умоляюще забормотала, скрестив руки на плоской высохшей груди, рухнула перед славянином на колени, Оттон же просто отвернулся в сторону, мол, это его не касается...

6

солнечное сплетение

…Храбр сбросил практически лишённое веса тело прямо на вкусно пахнущее сено. Девица поползла назад, вжимаясь в плотную стену сухой травы, её огромные глаза, единственное, что было в ней по настоящему красиво, наполнились слезами… Юноша наклонился, рванул пальцем глухое платье грубой ткани грязно-коричневого цвета. Материя легко подалась, расползаясь по нитям основы, обнажая грязное, желтоватое тело… Отрок сплюнул:

– Тьфу, вонючая зараза…

Тощие кривые ноги. Плоская, едва возвышающая грудь с большими коричневыми сосками. Впалый голодный живот. Торчащие рёбра… Словно и не хозяйская дочь. Стало просто противно. А девица между тем что-то умоляюще забормотала, её глаза стали ещё больше, и она не отводила их от лица славянина, словно пытаясь выпросить пощаду у жуткого гиганта … Храбр мотнул головой, отступил на шаг, вышел из-за стога, не упуская, впрочем, из виду пленницу, тщетно прикрывающуюся руками, крикнул:

– Княже, дозволь слово молвить?

Гостомысл отозвался сразу, благо во дворе было тихо – воины делали своё дело бесшумно, передвигаясь привычным пружинистым лёгким беззвучным шагом. Пленники же боязливо молчали, боясь обратить на себя недовольство захватчиков. Домашняя скотина, имеющаяся в усадьбе франка уже была перебита. Во всяком случае, та её часть, которую славяне собирались забрать с собой, а туши животных и птиц свалены на пару возов.

– Говори.

– Уж больно тощ, да грязен подарок, княже. Прости за то, что не слушаю твоего приказа, но брезгую я. Её мыть три года прежде надо.

Гостмысл раскатился смехом, развёл руки в стороны:

– Уж прости, франки бань не имеют! Для них вода хуже смерти! Или, может, боишься, что порвётся сия девица под тобой? Мелковата будет?

Дружинники грохнули смехом, кое-кто даже ухватился за животы от хохота. Отрок насупился, но князь махнул рукой, и веселье оборвалось в мгновение ока:

– Чего ржёте, жеребцы стоялые? Правильно парень сделал, что не стал девку портить. Молодец! Брось её, Храбр, пусть своего Бога молит за спасение. И вы, жеребцы стоялые, тоже заканчивайте. Уходим.

– Князь?

Рядом с Гостомыслом вырос старший дружинник. Тот отрицательно мотнул головой:

– Жечь постройки не будем. Рабам только хуже сделаем. Оттона же – кончайте. Недостоин он править людьми.

Старший воин кивнул. Молнией сверкнул меч, и франк рухнул на грязную землю, обливаясь кровью из рассечённого черепа. Князь поднялся с бревна, негромко произнёс:

– Уходим…

…Скрипнули колёса телег, всхрапнули и недовольно заржали запряжённые в них тощие клячи франков. Слуги с ужасом смотрели на распростёртое в луже крови тело своего бывшего владыки. Захватчики уходили прочь в зловещей тишине. Без единого звука…